Это был первый по настоящему светлый момент в нашей трудовой эпопее. Вторым, не менее запомнившимся событием, стало окончание работы в славном селе Нычково. Мы, раздражённые регулярными наездами главного инженера, не афишировали свои трудовые успехи. Сообщив заведующей комплексом о том, что завтра готовы показать комиссии выполненную работу, мы за ночь заменили разбитые стёкла, покрасили в качестве бонуса ворота и были готовы сдать девственно чистый свинарник в эксплуатацию. За эти две недели наши коллеги из Западной Украины, работая параллельно, успели только лишь разобрать старый настил.
Прибывшая к девяти часам комиссия во главе с руководителем инженерной службы с удивлением осматривала результаты ремонта. Главный инженер в силу пакостного характера пытался найти огрехи в работе, но замолк, резко одёрнутый заведующей фермой. Акт приёмки-сдачи был безоговорочно подписан, а нам было предложено ремонтировать всё, что только можно было найти пригодное для восстановления в этом селе. На это мы ответили мягким отказом, сославшись на отсутствие знаний в области отфильтровывания жидкой фазы фекалий домашнего скота. Главный инженер при этом молчал и избегал смотреть в сторону заведующей фермой, предчувствуя нелёгкий вечерний разговор со своей подругой.
Никто из них не знал, что за время работы над восстановлением свинарника Сашка Дышлюк в селе неподалёку нашёл новый объект для удовлетворения наших финансовых запросов. Там предстояло подштукатурить и покрасить элеватор. Собрав свои нехитрые пожитки и вкусив напоследок обед бабы Мани, мы отбыли к новому месту работы.
Директор элеватора, невысокого роста мужичок с бегающим взглядом, не стал выяснять уровень наших знаний в области наружной покраски высотных зданий. Он только лишь поинтересовался уровнем отката и, удовлетворённый ответом, спросил, приходилось ли нам работать с силикатными красками. Сашка Дышлюк, представлявший интересы команды, на это лишь возмущённо повёл плечами, что должно было означать, будто мы родились среди этой группы красящих веществ. Ответ директора удовлетворил, договор, по которому мы должны были получить за работу шестнадцать тысяч рублей, подписан, и мы отправились осваивать сарайчик, который стыдливо назывался общежитием для рабочих. Рядом с ним находился колодец с кристально чистой и необыкновенно вкусной водой. Здесь можно было умываться. Коробка туалета, стоявшего в густых зарослях травы, была, по общему мнению, при нашем уровне питания совершенно лишним архитектурным элементом.
Элеватор произвёл на нас суровое впечатление, прежде всего, своими размерами. Центральная башня его возвышалась над землёй метров на шестьдесят, примыкавшие к ней силосы имели высоту где-то около тридцати метров. Задумчиво стояли мы у подножья этого колосса, размышляя каждый о своём. Общее мнение, прикуривая сигарету, выразил Юра:
– П-приехали, – сказал он, – как-то жить вдруг захотелось, а я ко всему ещё и высоту не переношу.
– И я, – добавил Коля, – к тому же у меня от этой работы уже геморрой разыгрался.
– Синберг вообще отпадает, – внёс я свой вклад в обсуждение проблемы, – если, не дай Бог, с ним что случится, Вера Исааковна меня просто убьёт.
– Значит, красить будем вдвоём, – подвёл итог дебатам Сашка Дышлюк, – я буду первым, а там посмотрим.
Припомнив полученные в университете знания в области сопромата, мы рассчитали и сварили люльку, которую через блок подвесили к консоли, закреплённой на кровле здания. Согласно расчётам, для того, чтобы выдержать вес люльки, человека и материалов достаточно было иметь трос диаметром пять миллиметров. При этом запас прочности составлял не меньше трёх. На складе такого диаметра, слава Богу, не оказалось и пришлось довольствоваться десятимиллиметровым тросом, что было вполне разумно.
Из нормировочника мы узнали рецептуру состава силикатных красок, отремонтировали машину для нанесения этих самых красок, и вскоре были готовы к началу непосредственных работ по штукатурке и покраске элеватора.
Саша залез в люльку, стоявшую на земле, и мы начали вращать ручку лебёдки, медленно поднимая его к кровле силоса. Вскоре он помахал рукой, Синберг включил машину, и первые квадратные метры поверхности элеватора расцвели нежным цветом листьев раннего салата. В этот день люлька дважды взмывала в небо и дважды опускалась на грешную землю. Несложные расчёты показали, что, если карта ляжет хорошо, то при столь низких темпах работа будет закончена где-то к ноябрю. Такая арифметика привела нас в состояние лёгкой депрессии. Стало ясно, что нужно что-то предпринимать, но никто не мог понять, как оно выглядит, это «что-то».
Решение пришло неожиданно, когда наш предводитель был вынужден оставить покраску нового объекта и отправился в село Нычково получить деньги за ремонт свинарника. Посовещавшись, мы решили изменить технологию работ. Ранним утром, когда солнце тёплым светом залило ещё дремлющие окрестности, я по внутренней лестнице поднялся на кровлю и, перекрестившись, через ограждение перелез в висящую подо мной на тросике пустую люльку, которую ребята быстро подогнали к этому времени. Вниз я старался не смотреть, сказать честно, было страшновато. Вскоре заработал распылитель, и первые капли краски мягко легли на цементную поверхность. Через два часа люлька, чуть вздрогнув, коснулась земли. Не теряя времени два человека наверху передвинули консоль в новое положение. Я снова по лестнице бегом поднялся наверх, где на сорока метровой высоте меня уже ждала, чуть покачиваясь, пустая люлька.
Позже вечером Сашка Дышлюк рассказывал:
– Еду из села, смотрю, ни фига себе, одну сторону силоса уже покрасили. Еду обратно и, глазам не верю: вторая сторона тоже покрашена. Ну, молодцы, коллеги! А я наши денежки получил, но сюда не стал везти, решил, что дома они будут как-то целее.
После этого работа резко ускорилась. Я так и остался на покраске, остальные занимались штукатуркой и подготовительными работами. Быстро летели похожие друг на друга дни, каждый из которых начинался в пять утра и заканчивался в десять вечера. Мы дополнительно утратили в весе, а Дышлюк стал ещё больше походить на Христа в молодости. У Синберга лопнули последние пригодные для носки брюки, и он носил, по сути, две отдельные никак не связанные между собой штанины, привлекая нездоровое внимание женской части работников элеватора. Юра и Коля стали походить на резиновые шарики, из которых выпустили чуть больше, чем следовало воздуха. На обычные в начале трудовой эпопеи шутки не оставалось ни сил, ни времени.
Но всё в этом мире когда-то заканчивается, подошла к концу и наша работа. На фоне безупречно голубого неба высился элеватор, выкрашенный в не менее безупречный цвет листьев свежего салата. Мы сфотографировались на его фоне, как-то без проблем получили наши деньги и ровно за день до окончания отпуска вернулись домой.
Вера Исааковна ахнула, увидев исхудавшего сына, и только то, что он вернулся без видимых травм, а сам я выглядел не лучше, спасло меня от неминуемой кончины. Впрочем, узнав, сколько мы заработали за месяц, она быстро пришла в хорошее настроение и принялась откармливать нас с усердием истинно еврейской мамы.
Жены не было дома. Её работа в техникуме по затратам времени сильно напоминала нашу на элеваторе, чего нельзя было сказать об уровне оплаты труда юного преподавателя экономических дисциплин. Полученные деньги, чуть более двух с половиной тысяч, я, не найдя лучшего места, положил в кастрюлю и поставил её на стол. Выданные нам пяти рублёвыми купюрами, они заполнили посудину доверху.
Я лёг на кровать, закрыл глаза, ощущая в животе непривычную тяжесть еды, и представил, как она придёт, обрадуется, увидев меня, и спросит, как дела. Я же небрежно так отвечу, что неплохо в целом, жив, как видишь, и заработал малость: посмотри, мол, там, в кастрюльке. Она откроет крышку и очень удивится, увидев её содержимое. А вечером мы пойдём в кино. С этой мыслью я и уснул, а когда проснулся, то была уже середина следующего дня.
За окном светило солнце, а на столе лежала записка: «Ты просто молодец: это же пропасть денег! Обед на кухне. Целую». Я прочитал, улыбнулся, вспомнил начало этой истории и подумал, что реально бешеные деньги таки существуют, но путь к ним не так прост, как это видится вначале неискушённому в жизни человеку.
На работе, куда я вернулся после отпуска, все нашли меня слегка посвежевшим.
Надеюсь, мне удалась попытка развлечь Вас, дорогая Матильда. Напишите мне, что думаете Вы об этом. И вообще, если уж я решил придать моим письмам повествовательный оттенок, почему бы Вам, имея филологическое образование и опыт преподавательской работы, не стать литературным критиком моих любительских упражнений? Я был бы Вам очень признателен. Подумайте об этом.
С нетерпением жду ответного письма.
