Взвод грелся возле электрического тена в единственном теплом помещении танкодрома. Одни, отогревшись, веселились, других жестоко рубила «фаза» сна.
Курсант задумался, достал из кармана фото. Фото милой девушки. Он провёл пальцем по её милому личику.
«Сонечка!» – Тимофеев произнёс про себя. Казалось, что даже само её имя согревало его промёрзшее тело. В последнем своём летнем отпуске в родном Xабаровске он вызвался проводить её домой после встречи выпускников. Перед глазами словно ожила картинка прошлого:
1985 г.
Xабаровск.
– А пошли на Амур! – неожиданно вдруг предложил он….
Тогда они шли по летнему городу. Было жарко и влажно. Так часто бывает летом в Хабаровске. Недавно прошли жуткие ливни, затопившие низины, такие как «Амурский бульвар». Но сейчас вода уж ушла, оставив лишь следы сего бедствия сырыми стенами домов. Они поднялись выше, мимо «Интуриста», подошли к старому зданию из красного кирпича, принадлежавшее Хабаровскому краеведческому музею.
Тимофеев подошёл к огромной каменной черепахе, погладил по панцирю.
– А ты знаешь, что когда нашли эту черепаху, – видишь, тут вот стесана надпись, – япошки подняли международный скандал!
– Скандал? Из-за черепахи? – удивилась Сонечка.
– Из-за неё!
– Хм? – она лишь пожала плечами, зевнула.
Но молодой человек не замечал, что девушке эта тема была совершенно не интересна….
– Хм! – Соня шаловливо посмотрела на юношу. – А ты всем девушкам такие вот байки рассказываешь? Или я первая?
– Знаешь, ты первая, – смутился юноша.
– Странный ты какой-то, другие что-то весёленькое девушкам рассказывают, а ты про звёзды, про историю, про черепах…, это слишком серьёзно как-то, слишком много информации у меня за этот день получено! Аж голова лопается! – девушка обхватила руками голову и, сделав «бух» губами, развели ладони в стороны.
Теперь они шли молча по пирсу вокруг «Ласточкиного гнезда». Где в детстве он лазил по огромным валунам. Где внизу о скалы бились тёмные амурские волны в окружении жутковатых бурных омутов, покрывавших своими зловеще колышущимися тёмными от своей бездонности пятнами поверхность воды. Он держал её нежные пальчики.
– Ну, скажи, наконец, что я тебе нравлюсь!
– Ты мне очень нравишься, – он смело притянул к себе девушку, провёл ладонью по щеке, всё ближе к шее, к мочке уха… Приблизил своё лицо так близко, что поцелуй мог сорваться с их уст в любое мгновение… Но она отстранилась.
– Но-но-но! Какой ты шустрый. Я вовсе не это имела ввиду!
Он, удерживая её, всё же, убрал руку с её шеи.
– Ты стал таким мужественным! Тебя трудно узнать! – она привстала на цыпочки. – Слушай! А ты выше меня на целую голову!
Тимофеев лишь пожал плечами.
– Мне раньше казалось, что ты маленького роста.
– Нет. С тех пор я почти не вырос. А ты вот стала ещё красивее. Хотя ты мне всегда нравилась.
– Правда? Да-а-а? Да-да! Я знаю. Верно! Я помню твою смешную записку!
– Помнишь!? Только тогда тебе нравился другой, а меня ты не замечала.
Владислав остановился. Повернул лицо Сонечки к себе. Аккуратно убрал с её ушка нежный локон. Провёл снова пальцем по щеке. Не получив в этот раз отпора, смелея, аккуратно взял обеими ладонями её пылающее лицо. Прикоснулся губами бережно к её аккуратному носику, нежному подбородку, мягко касаясь пальцами мочек её маленьких ушек. Провёл ладонью по шее вниз. Почувствовав лёгкий трепет её тела и участившееся дыхание, он прикоснулся губами к её приоткрывшемуся рту. Она жадно подалась ему навстречу, и они забыли обо всём на свете…
– Я… тебя… люблю,.., – прошептал юноша.
– Я знаю, – кокетливо улыбнулась девушка, откинув голову набок.
– А ты?.. – он замер в ожидании.
– Да, наверное, – она пожала плечами, улыбнулась и обвила его за шею, притянув к себе для полного страсти поцелуя…
Тускло светили уличные фонари, вокруг которых роились насекомые. Молодым людям казалось, что всё мироздание в эту минуту вращалось только вокруг них двоих. Влад потянул Сонечку за руку, увлекая под густую сень деревьев. Теплый ночной ветерок всколыхнул её ситцевое платьице… А жадная до ласк рука курсанта ловко скользнула вниз, с трепетом, едва погрузив пальцы в персиковую мякоть…
***
И, в грёзы дальше погружаясьТвоих волос волну любя.Я их дыханьем наслаждаюсь.И воспеваю я тебя!..Заката алости блистают.Манят любовный лунный свет.И с таин пелена спадает…И проклинаю я рассвет!..
В. ЗемшаСмеркалось. На БМП установили приборы ночного видения.
(Что за дрянь! Разве можно в них что-то разглядеть! Все советские ночные приборы имели дохлые аккумуляторы, зарядка их занимала уйму времени и сил. Половина барахлила. Они засвечивались от яркого света, были очень грубы и деликатны одновременно.)
– По машинам! – прозвучала команда. Очередная группа курсантов бросилась к БМП. Бежали, мандражируя внутри от волнения. Тяжело бухая валенками по глубоким сугробам.
У Тимофеева обледенелые пальцы ног больно впивались в носок валенка на два размера меньше. (Фак вещевую службу!) Вдобавок снег забивался внутрь сквозь дырку под пяткой, прикрытой наспех сложенным в несколько раз листом бумаги из старых конспектов по ППР. Схватившись бесчувственными полуобмороженными, в обледенелых коричневых армейских перчатках пальцами за звенящую стужей броню. (Если схватить за неё голой рукой, та может крепко прихватиться морозом к коже.) Тимофеев влез в отсек механика-водителя, задвинул люк. Начал в темноте на ощупь дрожащими бесчувственными пальцами вверх-вниз переключать тумблера, запускать бензонасос, маслонасос, и т. д. это тебе не Жигуль, где провернул ключ и – порядок!
– Кто придумал делать это всё по-отдельности! – подумал курсант, щёлкнув последним тумблером…
Сердце ёкнуло. Что-то зажужжало. И он начал дрожащими руками настраивать радиосвязь с вышкой. Время отщёлкивало секунды. Через полминуты должен прозвучать доклад о готовности! В нос ударило соляркой… Двигатель запустился! Слава богу!
– Ни черта не видно! – подумал курсант, глядя в ночной прибор и покрываясь холодным потом.
– «Третий», доложить о готовности, я «вышка», приём!..
– «Вышка», я «третий», к движению готов, я «третий», приём!..
– Марш! – прозвучала команда.
Курсант Тимофеев нажал главный фрикцион16, переключил рычажок передачи, расположенный справа от штурвала, и, резко бросив педаль фрикциона, поддал щедро обороты. Машину рвануло по снегу. Траки замолотили по снежной целине. Машина развернулась почти на месте, обдав всё вокруг мощным облаком снежной пыли. Практически на ощупь определяя в прибор среди тёмно-зелёного фона вокруг светло-зелёные снежные трассы… Все движущиеся объекты в приборе расплывались, сопровождаясь ярко-зелёной паутиной линий. Яркие точки фонарей с вышки светло-зелёными светящимися шлейфами «засвечивали» прибор ночного видения.
– Обороты! Обороты! – орал инструктор сквозь скрежущий рёв двигателя.
Вскоре прибор совсем сдох. Не в силах более что-то различать вокруг, Влад сдался, откатил в сторону люк, зафиксировал его и высунулся наружу.
(Если люк не зафиксировать, то при любом значимом рывке, тяжелая бронированная крышка поедет назад и отсечёт как ножницами голову с абсолютной лёгкостью, что, к сожалению, хоть и крайне редко, но иногда и случается с нерадивыми или невнимательными механиками – водителям, царствие им небесное!..)
– Ладно, давай по-походному! – согласился солдат-инструктор.
Дальше следовали по-походному. Различая в кромешной мгле только контуры деревьев. Вдруг путь осветило что-то очень яркое сверху, выглянув из-за угрюмых макушек деревьев. Свечение словно наполнило пространство вокруг. Влад поднял голову. Какая огромная луна! Невероятное что-то! Машина уверенно рассекала ночную темноту сибирского леса без фар и прожекторов, как и положено при ночном вождении с приборами ночного видения. Тимофеев напряжённо всматривался в темень, которая уже и не была кромешной вовсе. Спасибо луне! Она здорово заменила вышедший из строя прибор каким-то чудесным образом… Но некогда рассматривать небо. Нервы напряжены до предела…
Прозвучали последние доклады о выполнении учебных заданий, о показаниях спидометров и температуры масла в системах… всё по Уставу. Взвод был полностью построен и готовился, после завершающей преподавательской речи и разборок со стороны «замка» (зам командира взвода), погрузиться в тёплое чрево БТР. БМП выстроились в отдельную колонну, ими управляли солдаты-инструкторы, они же механики-водители. Сопровождающий колонну танк уже ожидал в её голове. Гусеничная техника, в отличие от колёсного БТР, не могла передвигаться по цивилизованным дорогам, без ущерба для оных, поэтому их пути на этом расходились! Курсанты пристукивали валенками, желая разогнать хоть как-то застывшую в ногах кровь, которые уже теряли свою чувствительность от обморожений. Вытягиваясь в «стойке пингвина», они глядели мутными уставшими отмороженными взглядами на своего препода, на уныло болтающуюся под фонарём брезентуху солдатской плащ-палатки с карманами для «наглядной агитации», где красным фломастером было аккуратно выведено «XXVII-й съезд КПСС…».17
