тайных глубинах сознания, извлекают на божий свет все темные мысли. Не верил! Пока с Анькой жил, не верил. Потому что она мало внимания ему уделяла. Ей просто было некогда. И ей, и ему. И на то, чтобы сканировать мозги друг друга, у них не оставалось времени. Иногда так уставали, что только до ванной и сразу в койку. И по будильнику подъем.
А Алла…
Другая она. Чуткая, любящая, внимательная.
– Сегодня было совершено нападение на Анну, – нехотя проговорил Гена.
Они только улеглись, если что. И у него на нее были планы. И тут эти вопросы. Зачем все было портить?
– На Анну? На твою Анну?
Она даже отпрыгнула от него на другой край кровати, так ее это поразило.
– На мою бывшую Анну, – криво улыбнулся он, пытаясь дотянуться до руки Аллочки.
– Как?! Как это случилось?!
Ему кажется или она страшно перепугана? С чего вдруг?
– Мы уже поехали со службы по домам. Она шла к подъезду, когда кто-то подкрался сзади и нанес ей сильный удар по голове.
Оказывается, озвучивать это оказалось сложнее, чем видеть. Проговаривая, он неожиданно осознал всю серьезность ситуации. А что, если бы Анька не почувствовала движения за спиной? Что, если бы удар пришелся туда, куда был направлен? Ее, что же, уже не было бы сейчас в живых?!
– Она… Она жива, Гена? – голубые глаза Аллы потемнели. – С ней все в порядке?
– Да. Она жива. – Гена резко сел на кровати, поманил свою девушку рукой. – Анька в последний момент почувствовала, что что-то не то, сгруппировалась, удар пришелся вскользь. Но все равно ей вызвали скорую. Медики вызвали нас. Это не шутка: нападение на полицейского.
– И ты ездил с ней в больницу? – уточнила Алла, понемногу успокаиваясь.
– Да.
Он немного напрягся, ожидая упреков и даже слез. Но его милая девушка выдохнула с облегчением:
– Гена, какой же ты молодец! Обожаю тебя.
Она поползла на коленях к нему по кровати, обняла за шею, прошептала, что он самый лучший из мужчин, что ей с ним так повезло, так повезло…
– С ней все в порядке? – неожиданно переполошилась она снова.
– Да. Кажется, да. Легкое сотрясение. Но это лечится. – Его руки полезли к ней под пижамную майку. – Может, хватит уже о работе, малыш? Я от нее устал.
– Нет, не хватит, – шутливо шлепнула она его по рукам, падая рядом с ним на подушку. – Кто на нее напал? Она видела?
Гене пришлось слово в слово передать рассказ Анны. И пришлось следом удивляться, когда у Аллы вырвалось:
– Мужчина? Странно.
– В смысле – странно?
– Нет, нет, это я так. Просто мужчина мог и убить…
Через полчаса он уже спал мертвым сном. Без нервных подергиваний, тяжелых сновидений, ощущения, что вот-вот проснется. Уснул, как умер, – внезапно. И внезапно же проснулся. Потянулся к Аллочке, не нашел. Взял с тумбочки мобильник, посветил. Не было ее рядом. А время половина третьего ночи. Он хотел позвать ее, но счел, что орать на всю квартиру в половине третьего как-то не очень. Алла очень щепетильно относилась к общению с соседями. И ему рекомендовала.
Нашарив трусы на полу, он натянул их, встал и пошел из спальни.
Аллу он нашел в кухне. Вернее, он сначала услышал ее громкий шепот. И ему он показался расстроенным, просто трагически расстроенным.
– Настя, как ты не понимаешь! Услышь меня, прошу! – восклицала Алла сдавленно. – На нее уже напали! Пробили голову. У нее сотрясение. Это… это никуда не годится!
Алла помолчала, слушая Настю. Та в ответ негодовала довольно громко. Разобрать слов Гена не смог, но возмущенный говор слышал.
– Я все, все, все ему расскажу. И плевать… Да, плевать!.. И не общайся! Я так не могу. Он должен знать, что мы сделали.
Тут он не выдержал. Щелкнул выключателем, зажигая точечный свет на потолке, подошел к Алле вплотную. Телефон забрал, проговорил в него:
– Она тебе перезвонит.
И выключил.
– И что вы сделали такого, о чем мне необходимо знать, дорогая?
Неожиданно взгляд, которым он прошелся по ее лицу и телу, не отметил ее привычной привлекательности. Перед ним стояла тридцатилетняя девушка с сильно осунувшимся, посеревшим от переживаний лицом. Тело, которое без конца то худело, то поправлялось. Поперечные морщинки на шее.
Он что же, смотрит на нее, как на чужую? Поэтому и видит все, без ретуши?
– Алла, рассказывай. – Он тряхнул головой, пытаясь прогнать неприятное наваждение.
– Это я… Это мы виноваты в том, что случилось с Анной, – проговорила она, сильно бледнея. – Я тебе все сейчас объясню, милый.
– Попытайся.
Он подошел к раковине, пустил холодную воду из фильтра. Дождался, когда она сольется, и выпил целый стакан. Алла за его спиной говорила, не умолкая. Говорила по большей части чепуху. Но очень неприятную, грязную какую-то.
– С этого места поподробнее, – потребовал он.
Она подошла к тому месту в рассказе, где Настя заметила слежку за Анной.
Алла послушно все пересказала дважды.
– Мне нужен будет регистратор с машины Насти, – проговорил он.
Он стоял с пустым стаканом все так же спиной к ней и размышлял: куда поедет с вещами, если соберет их вот прямо сейчас – в три часа ночи? К Аньке не заявишься. Не пустит. В отель? Дорого. Бессмысленно. Снять квартиру ночью? Такое возможно вообще?
– Нет необходимости в регистраторе, Гена. У меня все на флешке. Можешь посмотреть прямо сейчас. Принести?
– Неси, – кивнул он, присаживаясь к столу.
Вот же курица! Глупая баба! Скрывала от него свою мелочную ревность, зависть, и ничего лучше не выдумала, как следить за Анной! Идиотка! Но…
Но, надо признать, осторожная идиотка. Ухитрилась ни разу не попасться на глаза Анне. Или все же она ее срисовала? И не рассказала ему просто из мстительных каких-то мотивов?
– Вот… – Алла поставила ноутбук перед ним с вставленной флешкой. Сама села напротив. – Давай вместе посмотрим.
– Ты не насмотрелась еще, нет? – фыркнул он, и вышло презрительно. – Алла, зачем?!
– Я хотела быть похожей на нее. Прости, – она заплакала. – Анна, она такая… Стильная, красивая, самоуверенная. Я хотела…
Анна одинокая и ранимая. Но она под дулом пистолета никогда и никому не признается в этом. И никогда не заплачет, чтобы ее пожалели. Станет смотреть пристально. И в ее холодно посверкивающих глазах не будет ничего, кроме презрения и брезгливости.
Какой же он дурак! Разве можно было променять Аньку на котлеты с запеканкой, поданные на красивой тарелке? На вовремя выглаженные рубашки и штаны? На покорность и угодливость, которыми она не славилась, можно было променять ее – гордую, иногда и властную?
– Ты… Гена, ты… Ты куда?! – Алла стояла у входной двери, уперев руки в притолоку. – Я не пущу тебя! Это же просто глупость! Я… Я ничего такого не хотела. И могла бы тебе вовсе не рассказывать. Но я не стала тебе врать. Я поняла, что…
– И я понял, Алла.
Он стоял, не делая попытки убрать ее с дороги. Когда-нибудь ей это надоест, она отойдет в сторону, и он выйдет из квартиры. И никогда уже больше сюда не вернется. В этом он был уверен.
– Что ты понял, милый? – она все же отошла от двери, прижалась спиной к стенке под вешалкой. – Что ты понял, Гена?
– Я понял, что не люблю тебя, – быстро проговорил он.
И, чтобы не передумать, почти бегом бросился из квартиры.
Глава 7
Девушка не очень ему подходила. Она не была юной и свежей. Но в ней ощущался какой-то внутренний надлом. То ли тайная печаль. То ли печальная тайна. И жила она с этим уже очень давно. Иначе откуда сеточка морщин возле глаз и складка между бровями? И взгляд…
Это был взгляд, полный необъяснимой тоски. Этот взгляд просился на холст.
Да, да, он не писал портретов. Он пейзажист, а не портретист. Но после знакомства с Анной неожиданно почувствовал в себе потребность видеть ее в своем доме постоянно.
Он не был самонадеянным глупцом и прекрасно понимал, что такая женщина, как Анна, ему не по зубам. Да и сложно с ней рядом, это он понял уже при третьей их встрече. Насколько прекрасно, настолько и сложно. Ему приходилось постоянно следить за тем, что и как он говорит, поскольку она цеплялась к каждому слову. И не потому, что считала подозреваемым в убийстве его любимой Лидочки. Просто была такой задирой.
Нет, постоянно находиться с ней рядом очень сложно. А вот иметь ее портрет и любоваться линией ее скул, едва уловимой улыбкой, волнами ее волос удивительного цвета карамели – этого ему захотелось сразу. И он принялся за работу.
Конечно, она ему не позировала.
– Смеетесь, Валерий Павлович! – фыркнула она возмущенно. – При моей занятости тратить впустую по два часа в день – это роскошь!
Он тогда не стал ей говорить, что двух часов совершенно
