class="p1">– Выясним.
– А злоумышленника поймали?
Взгляд, устремленный на Гену, был полон надежды, придраться было сложно. Но Осетров был творческим человеком. И мог быть не только хорошим художником, а он им был, но и замечательным актером. И эти его шелка…
Гена мотнул головой, сгоняя наваждение. Дались ему одежды Осетрова!
– Нет. Злоумышленника не поймали.
– А Анна? Она как? – кадык под ярким шелковым платком нервно дернулся. – С ней все в порядке?
– Она на больничном. Но с ней все в порядке. В относительном порядке, – подумав, добавил Гена. – Но сейчас не об этом… А о том, кто мог ездить на вашей машине после смерти вашей девушки?
И вот тут Осетров так растерялся, что майору его даже на какой-то краткий миг сделалось жалко.
– Как ездить? Я не понимаю, – поднял он на Гену беспомощный взгляд. – Лидочки нет, кто мог взять ее машину?
– Машина ваша, – напомнил снова Гена. – И вы, как истинный владелец, несете ответственность за транспортное средство, на котором, возможно, преступник въехал во двор, где проживает наш сотрудник. И напал на нее. Повторю вопрос: если это не вы, то кто?
– Я не знаю! Я не видел Лидочку год. И про машину ничего не знал. Хотя… Хотя знал, – он как-то странно и боязливо обрадовался. – Мне приходили штрафы за нарушения, которые она допускала за рулем. И даже было несколько фотоотчетов, прилагаемых к штрафам.
– И за рулем все время была она?
– Насколько я мог судить, да. Лидочка была за рулем. И именно по этой причине… – он опустил голову и сдавленным голосом проговорил: – Я особо за нее не волновался. Ездит по городу. Нарушает. Значит, с ней все в порядке. Она, знаете, любила лихачить. Медленно ездила, если только была сильно расстроена.
– Часто расстраивалась?
– По-разному. Но ее расстройства, знаете, были настолько ничтожны. – Осетров сделал пальцы рюмочкой, покрутил ими. – Ноготь сломался, к примеру. Не смогла записаться на маникюр. У нее был какой-то особенный мастер. Она всегда стремилась попасть именно к нему.
– А где она делала маникюр?
– Рядом с домом, где я ей снимал квартиру. Там салон на первом этаже дома напротив. Большой. Лидочка туда и на спа-процедуры ходила. И на массаж. Да, это все я ей оплачивал. Пока… Пока мы были вместе.
– А потом кто оплачивал?
– Я не знаю. Почему вы спрашиваете?
– Вы оплачивали штрафы за нее, могли и…
– Не мог. Я не мог знать ее жизненного расписания. И не интересовался. Старался забыть, – признался Осетров. – Но у нее был кто-то. На паре фотографий, прилагаемых к штрафам, рядом с ней на пассажирском сиденье отчетливо просматривалась мужская голова.
Про мужчину в жизни Лидочки ее подруга – Лена – промолчала. Не знала? Вряд ли. Жили вместе в одной квартире, наверняка говорили о чем-то на кухне за чаем или завтраком.
Гена сделал себе пометку – выяснить. А еще непременно следовало навестить маникюршу Лидочки Паршиной. Парикмахеры и маникюрши что психологи. И сами все о себе расскажут, и чужие тайны вытянут.
– Мне нужны будут все штрафы, которые вы оплатили за нее. Все фотографии и…
– Я могу это сделать прямо сейчас, если вы позволите мне воспользоваться моим телефоном. Все в памяти, на сайте. Позволите?
Гена не стал возражать. И уже через несколько минут изучал статью, которую нарушила Паршина.
– Она все время ездила этим маршрутом? – спросил он, поняв, что эта та самая улица, где Паршина якобы преследовала Аню.
– Да. Это ее обычный маршрут из любимых бутиков до дома.
Значит, не следила она за Анной. Так совпало. А его Алла с подругой Настей с чего-то решили, что это слежка. Если сами, дуры, взялись преследовать его бывшую жену, думали, что и все остальные машины в потоке тоже этим занимаются.
Захотелось плюнуть и заорать в полное горло. Это вот было то самое, что называлось «пустышкой». Ладно, выяснили, как говорится, и проехали. Зато установили, что на машине художника кто-то въезжал во двор Анны в вечер нападения на нее. Хотя и тут мог случиться промах, если выяснится, что человек, который одолжил машину покойной Паршиной, просто там живет.
– Кем может быть этот мужчина, как думаете? – Гена внимательно рассматривал неясный мужской силуэт на снимке со штрафа.
– Понятия не имею, – быстро ответил художник.
Пожалуй, слишком быстро. Даже не подумал. Мог раньше задаваться этим вопросом и не находить ответа? Мог.
А мог и знать, кого катает на его машине его бывшая возлюбленная. И знать мог. И ревновать. И убить из ревности.
Да, он на Анну не нападал. По ее описаниям, нападавший был гораздо ниже Осетрова. Но художник запросто мог убить свою бывшую девушку, устав ждать, когда она одумается и вернется к нему. Против него не имеется улик, но у него нет и алиби, зато есть шикарный мотив. И под психологический портрет убийцы он подходит как нельзя лучше. Но…
Но с этим в суд не пойдешь. Ни один судья не выдаст ордер на его арест.
– Когда я к вам пришел, ваши руки были по локоть…
– В краске! – перебил его Осетров, весело фыркнув. – Я же сказал вам, что пишу картину, где преобладает пурпур.
– А эта вот свежая глубокая царапина у вас на левом запястье?
– Поранился, открывая тубу с краской, – спокойно выдержал Осетров его взгляд. – И из этой раны не могло вылиться столько крови, чтобы залить мне руки по локоть. Поймите же…
Гена понимал. Но не верил этому хлыщу в шелковых одеждах ни разу.
Продержав его еще полчаса, он взял с него обещание не уезжать из города и подписал ему пропуск.
– Прощайте, – скупо улыбнулся художник, выходя из комнаты для допросов.
– До скорых встреч, – вернул ему улыбку Гена. – Думаю, мы скоро увидимся, Валерий Павлович. Многое из того, что вы мне сообщили, вызывает вопросы. И если я сам не найду на них ответы, явлюсь к вам…
Анне Гена позвонил уже ближе к ночи.
Во-первых, рабочий день заканчивался, а у него отчет не был готов.
Во-вторых, он неожиданно потребовался руководству. И там пришлось держать ответ за работу всего отдела. И понервничать. Спокойно общаться с начальником он не мог. Это только у Анны получалось.
В-третьих, после работы он поехал выписываться из отеля. У него теперь были ключи от дачи, зачем ему отель?
Поужинал в какой-то забегаловке на трассе. Купил там же котлет, жареной картошки, дюжину пирожков. На заправке две пятилитровые баклажки воды. За двадцать минут добрался до дачного поселка. Десять минут понадобилось, чтобы открыть ворота, – петли и замок заржавели намертво. Еще пять минут ушло на вежливый разговор с соседкой. Они были хорошо знакомы, она даже присматривала за их дачей, хотя ее об этом никто не просил.
– Геночка, может, пирожков хотите? – широко улыбалась ему соседка из-под широкополой соломенной шляпы.
Сколько он себя помнил, она эту шляпу не снимала. Даже теперь, в десять вечера. От пирожков он отказался. Купил в столовке на трассе. Вполне себе сносные. С яблоками.
– А я напекла гору, а кушать некому, – опечалилась соседка, отходя от низкой изгороди между их участками.
Гена сжалился и пирожков запросил. А потом еще десять минут с благодарной улыбкой слушал, какой нынешним летом сухостой, как много уходит воды и времени на полив.
– У вас-то автоматом все поливается, – не без зависти проговорила соседка. – А мою систему орошения прогрызли кроты…
И еще десять минут. Он в конце концов не выдержал, перебил ее, пообещал пообщаться как-нибудь в другой раз, намекнув, что он тут надолго селится. И ушел в дом.
Удивительно, но там было очень чисто, никакой пыли и затхлого запаха нежилого дома.
– Это потому, что я там на майских праздниках генеральную уборку делала, – пояснила Аня, когда он ей позвонил. – И даже обои переклеивала в гостевой спальне, и шторы там поменяла, и люстру.
– О как! Гостей ждала? – ревниво поинтересовался Гена, успевая раскладывать продукты в холодильник, подключенный им минутой ранее.
– Не твое дело, – тут же оборвала его она. – Что Осетров? Как тебя принял?
– Это я его принял, а не он меня, – проворчал Гена, включая плиту и ставя на нее эмалированный чайник в красно-белый горошек.
– В смысле? Ты его арестовал?
– Нет. Но в отдел возил. И допрашивал. И удалось выяснить массу удивительных вещей.
Гена открывал шкафы, удивляясь полкам, забитым крупами, макаронами, тушенкой, овощными консервами.
– Ты тут от голода спасаться, что ли, готовилась? – не выдержав, воскликнул он. – Куда столько еды?
– Знала, что тебя пожить пущу, – ядовито отреагировала Аня.
– Что, прямо можно все это есть?
– Пользуйся моей добротой, – проворчала она. – Так что Осетров тебе сообщил полезного?
– Его Лидочка за тобой не следила. – Гена уже схватил с полки банку тушенки и внимательно
