малыши в креслах лапали автомобильные стекла, из садика. И почти все машины, что засветились на камерах Анькиного микрорайона, въезжали и выезжали туда-оттуда и днем, и двумя ранее. Все, кроме одной.
– Вот эта тачка! – ткнул он пальцем в машину, замеченную Настей и Аллой на проспекте. – Знаешь, кому она принадлежит?
– Пока нет. Надо сделать запрос.
Еле касаясь указательным пальцем, она поглаживала висок, голова у нее сто процентов болела. Но утащить ее с работы теперь так уж точно не выйдет. Анна взяла след.
– Не надо делать запрос. Я знаю, кому принадлежит эта машина, – проговорил Гена, на всякий случай отодвигая свой стул подальше.
Даже представить себе не мог еще вчера утром, что ее близкое присутствие так его разволнует. Внутри ворочался какой-то острый ком из жалости, любопытства, воспоминаний. И это все неожиданно делало ему больно.
– Кому принадлежит эта машина? – она обернулась на него, проследила за его манипуляциями со стулом, понимающе хмыкнула. – Ну!
– Художнику твоему.
– Осетрову? – Аня принялась покусывать костяшку указательного пальца, недоверчиво посматривая в его сторону. – Это ты только что придумал?
– Это Настя выяснила и сказала Алле. И отказалась продолжать следить за тобой.
– Хоть один разумный человек в твоей компании обнаружился, – проворчала Аня. – И когда она это выяснила?
– Если ты внимательно посмотришь на изображение, то поймешь, что запись сделана за несколько дней до известных событий в лесопарке. И за рулем увидишь девушку, блондинку. Предположительно, жертву. И у меня вопрос…
– Почему Осетров промолчал, что виделся с ней, давал ей свою машину? – перебила его Аня с понимающим кивком. – Главное – с какой стати она ехала за мной? И кто на этой машине приехал в мой двор, чтобы на меня напасть? Гена, едем!
– Куда? – он вжался в спинку стула, так резко Аня подскочила с места.
– К Осетрову, конечно же. Надо задать ему все эти вопросы. И если понадобится, привезем сюда и допросим под протокол и…
И вот тут ей сделалось совсем худо. Она покачнулась, и если бы он не успел ее подхватить, точно грохнулась бы на пол.
– Хватит лапать меня, Сидоров, – простонала она слабым голосом. – Скотина такая…
– Ань, давай я тебя домой отвезу. Ты же на больничном. Ну чего геройствовать?
– А Осетров? Вдруг он замешан? Вдруг эта девушка ехала за мной, чтобы о чем-то сообщить?
– Никуда не денется твой Осетров. – Гена осторожно усадил ее в рабочее кресло, убрал с лица волосы. – Как ты, Ань? Воды?
– Пожалуй, – слабо улыбнулась она. – И, наверное, мне действительно сегодня лучше отлежаться. А ты дай слово, что съездишь к Осетрову и поговоришь с ним. Только беспристрастно, Гена!
Последнюю фразу она произнесла с нажимом, почти по слогам.
– Есть, товарищ подполковник.
– Потом позвони мне и доложи. Начальству пока ничего не говори. Нечего поднимать бурю в стакане, который может оказаться наполовину пуст.
– Или наполовину полон, – привычно возразил он. – Пей, и поехали.
До ее дома они добрались быстро, а вот до жилища художника ему пришлось добираться по пробкам. Несколько раз звонили из дежурной части, интересовались, когда он будет на месте.
– У меня опрос свидетеля, лейтенант, по плану. Я еду на адрес. А в чем проблема-то?
– Начальство интересовалось: почему отдел закрыт?
– Отдел закрыт по причине того, что Смирнова на больничном, я на выезде, а Олег Ольховцев в отгуле. Так и доложи.
– Есть, – кисло рапортовал лейтенант из дежурной части.
И через полчаса снова звонок.
– Товарищ майор, начальство требует отозвать из отгула Ольховцева. По убийству в лесопарке у вас дело встало. Тут еще нападение на сотрудника. На Смирнову. Начальство в гневе, товарищ майор, – понизив голос, оповестил лейтенант.
– Чего ты от меня хочешь, Вася? – вспомнил Гена, как зовут молодого парня из дежурной части. – Необходимо отозвать Ольховцева? Отзовем. Нужен рапорт, вернусь – напишу. Смирнова на больничном, ее не тревожьте.
– Так точно, товарищ майор. А что сказать, если потребуют уточнить, на каком вы выезде?
Он обещал Анне, что не будет разглашать их общие подозрения в адрес Осетрова, но его почти приперли к стенке.
– Еду на адрес художника Осетрова. Появилась новая информация, ее необходимо срочно проверить. Возможно, придется везти его в отдел.
– Подкрепление не нужно?
– Думаю, справлюсь…
– Так я звоню Ольховцеву? – не унимался лейтенант. – Чтобы сообщить, что его отзывают?
– Звони…
Машина Осетрова стояла за воротами, прижавшись бампером к бровке тротуара. Только это была не та машина, на которой ездила при жизни его бывшая девушка Лидочка. Это была другая машина. Черный внедорожник с затемненными стеклами. Об этой машине Гена знал. Ее художник им показывал в прошлый их визит. И на ней же заезжал за Анной, приглашая ее поужинать. Гена сам лично видел.
Нет, он не следил за ней. Конечно, нет! Просто случайно оказался в том же самом ресторане, куда они приехали. Это, на секундочку, был их с Анькой любимый ресторан. А она взяла и притащила туда художника. Его тогда, если честно, этот факт покоробил.
Гена встал у изгороди и трижды нажал на кнопку звонка. Никаких движений. Он глянул поверх витой кованой калитки, достающей ему до шеи. Во дворе никого не было. Панорамные стекла холодно поблескивали, красный тент зонта трепало ветром.
Он снова нажал на кнопку. И тут же ему показалось, что за входной дверью что-то загромыхало, а затем раздался вскрик. Через пару секунд дверь распахнулась и Осетров вымученно улыбнулся ему с порога:
– Входите, я отпер дверь.
Гена минуту не мог сдвинуться с места. И не потому, что не справился с задвижкой. Калитка, щелкнув механизмом, распахнулась. Все на автоматике. Нет, причина была в другом. В самом художнике.
Осетров, стоя в тапках и шортах на ступеньках своего дома, призывно махал ему руками, которые были по локоть в крови!
Глава 9
– Алиби у вас нет, Валерий Павлович, – проникновенно глядя в глаза Осетрову, повторял Гена уже в четвертый раз. – Зато у вас есть машина, о которой вы забыли упомянуть. И на которой за подполковником Смирновой следила ваша девушка Лидия Паршина. Которую потом нашли убитой в лесопарке. И нашли ее убитой именно вы. Не находите это странным?
– Нет, – все время отводил глаза Осетров. И все время твердил одно и то же: – Ничего странного в этом нет. Я искал место для работы. Мне нужен был свет.
– Почему вы скрыли от следствия, что у вас есть еще одна машина?
– Потому что ее у меня нет. Я ее подарил Лидочке почти два года назад.
– Но по документам она принадлежит вам!
– Я не оформил сделку. Просто сделал Лидочке бессрочную генеральную доверенность, и все. Я любил ее. И не считал необходимым оформлять какие-то дополнительные сделки, – почти возмущался Осетров. – Какая разница, на ком машина? Ездила-то на ней она!
– Когда вы в последний раз виделись с ней?
– Я уже говорил вам, год назад.
Он всплеснул руками, роняя их на колени. Осетров не держал руки на столе в комнате для допросов. Пару раз коснувшись поверхности, он брезгливо поморщился и тут же начал вытирать ладони друг о друга.
– А вот подруга Паршиной утверждает обратное, – вытащил козырь Гена.
– Какая подруга?
– Та, с которой Паршина жила в квартире, которую вы ей оплачивали.
– Алена? – насупленно глянул художник в его сторону. – Это ложь. Что бы она ни сказала, это ложь.
– Вы, даже не зная, что именно она сказала, утверждаете, что она лжет? Странно…
– Ничего странного! – повысил голос Осетров. – Я способствовал ее отчислению из художественного колледжа, она мне мстит.
– А почему вы способствовали? Она мешала вашим отношениям с Лидочкой?
– Нет. Не поэтому, хотя она и мешала. Просто потому, что она бездарь. И мешать нашим отношениям она начала уже после отчисления. Мы, собственно, и поссорились из-за нее. Я потом слышал, что она переехала к Лидочке, что тоже бессовестный поступок. Я оплатил квартиру своей девушке на два года вперед. И в мои планы не входила субаренда.
Художник нервно повел шеей, вокруг которой был искусно обернут шелковый платок серебристого цвета. Он вообще выглядел франтом. Шелковые черные брюки. Цветная яркая шелковая рубашка, серебристый платок. Дорогие туфли.
Ему в голову не приходило, что из комнаты для допросов он может прямиком отправиться в камеру? Прямо в своих шелках – в камеру! Чего ради вырядился?
И только когда Осетров трижды вопросительно глянул на дверь, Гена догадался. Для Ани он вырядился. Аню ждет.
– На Анну было совершено покушение, – проговорил нехотя Гена.
– Покушение?! – это слово далось художнику с трудом, он им словно подавился, принявшись кашлять. – Но как так? За что?!
