Мистику решил пока в расчет не принимать, а заняться подготовкой рейда. Вот пока всё, что я мог сделать. Плохие знамения и прочая оккультная чепуха, меня волновали в последнюю очередь. Захватив распечатку которую Стёпа любезно дал, несмотря на дефицит бумаги для принтера — чудная штука, если знаешь как с ней обращаться, я повернулся к товарищу спиной и направился к выходу, каждым шагом вбивая мандраж обратно в ту щёлочку души, откуда тот выполз. Поднявшись на верх, я направился в сторону нашего домика, там в разной степени безделья прохлаждалось пятеро парней, составлявших костяк собственно моей группы. Нужно сказать, что отбор при отправке сюда, был жёстким, чище чем в отряд космонавтов, потому что тем не надо в обязаловку уметь обращаться со взрывчаткой и оружием стран региона пребывания и уметь уничтожать противника кучей разных способов. А так — требования почти те же: здоровье, быстрая реакция, способность принимать верные решения под стрессом, ну и хоть чутка нужно было владеть хотя бы английским языком. Мне посчастливилось иметь от рождения феноменальную память и отменное здоровье, потому я и прошёл этот ад, который зовут финальным отборочным испытанием, когда выжимают не только максимум из того, что дала тебе природа. Но и проверяются те навыки, которые вбивались инструкторами по всяким хитрым дисциплинам в Белоруссии, а конкретно в Брянской области. Точнее не скажу: везли в закрытых автобусах, а после ещё пару часов гнали быстрым бегом до ворот базы, напоминающей летний пионерский лагерь. Кормёжка, правда, была отличная: пять раз в день как по часам. Но после, начиналась такая карусель, что жирка я так и не нагулял. Там, я впервые увидел иностранное, а точнее пендостанское оружие и… Возненавидел его всей душой, уже на всю жизнь. Удобное и прикладистое по началу, оно быстро показало свой норов в лесу, когда на нашу группу из пяти таких же кандидатов как и я, пошли в поиск бывалые прапора и офицеры, которых привезли специально, видимо чтобы не теряли квалификации. И тут снова пригодилась память, поскольку инструкцию к М-16А1 и А2, я изучил досконально и помнил каждое слово. Именно знание особенностей этого капризного и весьма своенравного автомата, помогло нам не завалить зачёт и удачно отбиться, а потом и окончательно стряхнуть со следа, две поисковые партии. Всего тот зачёт сдало семь человек, двое из которых потом были всё равно выбракованы психологами: парни ударились в панику, бросили своих и только ценой потери оружия и быстрого бега по буеракам, оторвались от преследования и вышли в точку условной эвакуации.
А с парнями мы быстро сдружились: было двое псковичей, один из Рязани и двое с Украины, сибиряком оказался только я один. Потом нас не стали разбивать и так в полном составе, через шесть недель. Мы оказались сначала в Калининграде, а потом как я и говорил прибыли в Лиму, крупнейший перуанский порт. Полугодичная практика в чужой стране, с невероятно тяжким, для белого человека климатом, что может быть лучше, для закрепления навыков полученных в белорусских «партизанских» лесах… До сих пор тепло вспоминаю то время: лес там был свой, русский. Каждое дерево и каждый кустик, казалось помнят ещё, когда наши деды гоняли фрицев по здешним местам, укрываясь в сени вековых пущ, растворяясь в мари болотных туманов. Лес давал укрытие тем, кто боролся с захватчиками, кто жил и умирал только с одной мыслью — отомстить врагу, изгнать его прочь, сделать так, чтобы не было ему тут покоя. Может быть, именно это и помогало тогда, а может нам просто повезло, ведь должно же кому-то везти в этой жизни. Так от чего же не шестерым уставшим и заляпанным грязью с ног до головы «лбам», которых загоняли в угол опытные, много повидавшие головорезы. Так или иначе, но тут «на латинщине», как называл здешние места наш пулемётчик Саня Горелов (для местных команданте Алехандро Сантино), нам никто не спешил помогать. Старшим группы военспецов был назначен подполковник Серебрянников, который в местной неразберихе интересов, был как рыба в воде, поскольку с небольшими перерывами на то, чтобы показаться дома в Союзе, варился в здешнем котле уже около пяти лет. По крайней мере, на это указывали его тесные связи с мелкими полевыми командирами партизан, которые за неделю не наработаешь. Плюс, говорил он не столько на испанском, сколько на одном из диалектов местной народности ниаруна. Испанский язык, считающийся тут общим, подполковник безбожно коверкал, вставляя для удобства много русских бранных слов. Выходило очень забавно, если опустить совсем не шуточное содержание обычных разговоров бати. Попрощавшись со Стёпой, я выбрался из сухой прохлады пещер и окунулся в сумеречное влажное марево поверхности, где уже практически стемнело. Сколько тут не живу, а привыкнуть к быстро сгущающейся темноте никак не могу. Тьма наступает с такой быстротой, что поневоле начинает казаться, будто кто-то уходя просто выключил свет…
Земля. Лагерь «El frente publico-liberador de Colombia» 18 февраля 1990 г. 00.03 по местному времени. «Товарищ Мигель» — старший лейтенант Егор Шубин, военный советник
Зайдя в хижину отведённую нам под казарму, совмещённую с «оружейкой» поскольку наше оружие сильно отличалось от того, что пользовали местные и приходилось постоянно следить, чтобы не лезли в ящики с оборудованием. Спецов оснащали по-разному: когда хорошо и чем-нибудь эксклюзивным, а когда чем попало и вроде как оправдывали всё особенностями легендирования. На этот раз дали новые «ночники» НСП[18] и сделанные под них «калаши», а как личное оружие выдали пистолеты АПБ[19] и бесшумные ПБ.[20] Пистолет Макарова с интегрированным глушителем вызывал сильный интерес у подшефных партизан, но нам было строжайше запрещено как либо просвещать контингент о свойствах данного оружия. Пару раз даже команданте Рауль сунулся с вопросами, но узнав, что это всего лишь бесшумный пистоль — вождь сразу отстал и вопросы прекратились. Команданте не слишком жаловал всякие оружейные технические новинки, предпочитая что-то с большого, как у гаубицы калибра. А если дело не касалось бытовой электроники, всякие примочки к оружию его вообще ни как не трогали. Остальные же бойцы отряда просто поняли, что спрашивать бесполезно.
Я сел за стол, сооружённый не из снарядных ящиков, а настоящий, плетёный их каких-то пород камыша, на такой же изящный и лёгкий стул и принялся готовить снаряжение, благо времени до выхода оставалось каких-то минут пятьдесят-сорок. Ребята все тоже собирались так или иначе: кто-то чистил оружие, кто-то сортировал патроны. Я же подновил тряпичную обмотку на «ночнике», старая отсырела и местами проглядывал матово-серый металл трубки прицела. Спрашивается: ну вот переломились бы, коли покрасили прицел в «радикальный» маскировочный цвет или хотя бы поставляли в комплекте спрей, вроде тех, которые использовали пендостанские коллеги по опасному бизнесу. Напылил краску из баллончика на прицел или на весь автомат и порядок. Система простая — смесь под давлением, баллончики вроде тех, что я видел в Союзе, правда, там это была морилка для тараканов, но принцип тот же самый. А тряпьё, это хоть и небольшой, но всё же лишний вес. Бандура моя вместе со снаряженной «тридцаткой» и прицелом весила около семи килограмм, но как показала практика, оно того стоит. В жертву манёвренности пришлось принести личное оружие: обычно я беру «стечкина» в варианте с навинченным «тихарём», он из-за излишней громоздкости от него пришлось отказаться в пользу бесшумного же «макарки». Оригинальный ПМ никогда мне не нравился из-за малой кучности стрельбы, на расстоянии до тридцати метров из-за слабого боеприпаса и короткого ствола. Хоть пистоль этот и был неприхотлив и достаточно убоен на короткой дистанции, АПБ был всё же предпочтительней, поскольку и ствол длиннее и сама масса пистоля даёт дополнительную устойчивость, а уж стрельнешь очередью — так и так попадёшь, не промахнёшься.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
