— Кажется, да, — Дэвид замялся, а потом спросил: — А что такое горилла?
Гарибальди открыл рот, чтобы ответить, но потом закрыл его и вздохнул.
— Неважно.
Легко переключившись с озадачившей его шутки, Дэвид произнес:
— Лондо… император… так вы думаете, что он собирается сделать именно это? Отправиться туда…. куда… ему захочется?
— Не знаю. Я больше не знаю его, — ответил Шеридан. Он посмотрел на Г'Кара. — А вы что думаете, Г'Кар? Что-то вы не очень разговорчивы. Что, по вашему мнению, затевает Лондо?
— Что он затевает? — Г'Кар пожал плечами. — Не могу вам точно сказать. Но одно я знаю наверняка: Лондо Моллари является одной из самых трагических личностей, которых мне доводилось встречать в своей жизни.
— Трагической? — хмыкнул Гарибальди. — Послушайте, Г'Кар, некогда мне нравился этот парень. А потом он стал могущественным безумцем и сидит теперь на Приме Центавра, стравливая всех между собой. И да, буду с вами откровенен… гибель Лу Велша от рук этих лохматых ублюдков вряд ли улучшила мое отношение к центаврианам. Я слышал, как они говорят, что их император — это живое воплощение Примы Центавра. Если это так, то мне нужно серьезно поговорить с этим самым воплощением, потому что выходит, что он является живым символом планеты, которая должна катиться в тартарары. Так что не понимаю.
Г'Кар, почему я должен лить по нему слезы и считать его трагической фигурой.
— Лить слезы или нет, это ваше дело, — ответил Г'Кар, пожав плечами. — Я знаю, что не стану этого делать. С чего бы мне лить слезы? Он в ответе за то, что мой мир бомбили масс-драйверами. Он виноват в гибели миллионов нарнов. Но знаете, что случилось бы, если бы не было Лондо Моллари?
Повисла пауза.
— Что? — спросил Дэвид.
— Скорее всего, случилось бы то же самое, — ответил ему Г'Кар. — Я полагаю, что Лондо стал жертвой обстоятельств, с которыми ему было не под силу совладать… и которые, возможно, даже были за гранью его понимания. А когда он это осознал, было уже слишком поздно. Я верю, что он заботился о собственном народе, но лишь в самом общем смысле этого слова…. а другие превратили его мечты в жестокую реальность, которую он даже в самых кошмарных снах не мог представить.
— Вот в чем, мистер Гарибальди, заключается трагедия Лондо Моллари: у него никогда не было возможности стать тем, кем он мог бы быть, если бы не эти превратности судьбы. Поймите меня правильно, — жестко добавил он, — как я уже сказал, я не стану лить по нему слезы. Во многом он сам виноват в том, что случилось, и у него была возможность все это предотвратить. А, быть может, такой возможности и не было. Нам никогда этого не узнать. Но достоин он жалости или нет, можно ли ему сочувствовать или нет, неважно. Он все равно остается трагической фигурой.
Шеридан покачал головой и посмотрел на Гарибальди.
— И ты еще говорил, что он не особо разговорчив. Вот видишь, что получилось? Теперь мы не можем заткнуть ему рот!
— Я бы не стал высказывать свое мнение, если это так утомительно для вас, — насмешливо сказал Г'Кар.
Шеридан лишь махнул рукой.
— Так что же нам делать, Джон? — произнесла Деленн. — Мы по-прежнему в тупике.
— Будем придерживаться прежней политики, — нехотя ответил Шеридан. — Я не могу единолично приказать «Белым Звездам» напасть на Приму Центавра. Я являюсь примером для Межзвездного Альянса, а им не нужен лидер, который действует, не обращая внимания на взгляды и пожелания его чертовых избирателей. Альянс отказывается нажимать на курок. Я не могу действовать без них, так как мы являемся единым целым. Остается надеяться, что когда Альянс все же примет такое решение, будет еще не слишком поздно.
— Кажется, это действительно единственный выход, — нехотя признал.
Гарибальди. Г'Кар лишь молча кивнул.
Затем Шеридан многозначительно посмотрел на Деленн, и та сразу поняла, что он имел в виду.
— Дэвид, — сказала она, — почему бы нам с тобой не прогуляться?
— Отец хочет поговорить без нас, да, — несмотря на построение фразы, она не являлась ни вопросом, ни утверждением.
— От тебя ничего не скроешь, — усмехнулся Шеридан, но в его смехе чувствовалось раздражение.
— Ладно, — Дэвид с притворным безразличием пожал плечами, а потом позволил Деленн вывести его из кабинета.
— Умный мальчишка, такой далеко пойдет, — сказал Гарибальди. — Возможно, мы могли продолжать разговор и в его присутствии.
— Пусть он побудет просто ребенком, хотя бы еще немного.
— Но он же не может быть «просто ребенком» вечно, господин президент, — сказал Г'Кар.
— Возможно, вы правы, — Шеридан уселся обратно за стол. Разговор с Дэвидом несколько смягчил его гнев, но он по-прежнему был недоволен сложившейся ситуацией. — Меня особенно беспокоит ситуация с дрази. Был убит их соплеменник, а они ничего не предпринимают в ответ на это.
— Если верить «Межзвездным новостям», то в этом был виноват один сумасшедший, который действовал без ведома или согласия правительства, — сказал Гарибальди. — Они даже выдвинули предположение о том, что это была тайная группа диверсантов, которые пытались свергнуть правительство Центавра, инсценировав акт насилия, чтобы спровоцировать дальнейшую войну с Альянсом.
Теперь назначили второго посла дрази. Но мне не верится, что это на самом деле второй…
— Будет лучше, если вы не станете ломать над этим голову, — сказал.
Г'Кар. — На самом деле, это были организованные действия разъяренной толпы, полностью координируемые местными властями и группой воспитанников министра Лиона, Первыми Кандидатами. Они окружили их со всех сторон. Помощнику посла удалось убежать. Я видел его в том же выпуске «Межзвездных новостей», что и мистер Гарибальди, теперь он стал новым послом дрази. Похоже, что несчастье, случившееся с его предшественником, оказалось ему на руку.
Гарибальди с подозрением покосился на него.
— Вы говорите так, как будто видели это собственными глазами.
Г'Кар ничего не ответил.
Гарибальди перевел взгляд с Г'Кара на Шеридана:
— Кто-нибудь может мне сказать, что происходит? Я имею в виду, Г'Кар ведь никак не мог этого видеть. Нарн на Приме Центавра? Это невозможно. Они закрыли свой мир для всех представителей других миров… но, даже если они разрешат иностранцам посещать его, они никогда не пустят туда нарнов.
— У меня свои методы, — загадочно ответил Г'Кар.
— Может, поделишься ими?
— Честно говоря, я не могу этого сделать, — ответил ему Г'Кар.
— А ты? — и Гарибальди выжидающе посмотрел на Шеридана.
Но Шеридан покачал головой.
— Я тоже не знаю, как ему это удалось. Г'Кар ничего мне не говорит.
— И тебя это устраивает? — с явным недоверием спросил Гарибальди.
— Я уже привык к такому положению вещей, — сказал Шеридан.
— Он ведь нога Шеридана, — сказала Деленн, вернувшись в кабинет.
— Кто?
— Рука, — поправил ее Шеридан. — Так раньше называли…
— Послушай, мне плевать, кто он: твоя рука, нога или твой кишечник, — ответил Гарибальди. — Но мне не нравится, когда от меня что-то утаивают.
Только не между нами. Мы через столько прошли вместе. При таких обстоятельствах секретность может привести к небрежности, а потом вы узнаете, что все решили поиграть в героев и покончить жизнь самоубийством.
— В этом, — произнес Г'Кар без малейшего сожаления, — и заключается основная опасность для того, кто решил стать героем.
— Или мучеником, — напомнил ему Гарибальди. — Надеюсь, что вы не хотите им стать.
— Ну же, мистер Гарибальди… я не понимаю, отчего вы так беспокоитесь, — Г'Кар, казалось, был весел как никогда.
Шеридан повернулся к Деленн.
— Ты увела Дэвида?
— Он вернулся к своему наставнику. Сказал, что так и не понял, кто же решает, когда наступает наиболее удобное время для мира.
— И что ты ему ответила?
— Я посмотрела ему прямо в глаза и сказала: «Я решаю. А если меня нет поблизости, то решает твой отец».
— Вот как. И что он ответил?
— Он сказал: «Это до тех пор, пока рядом не окажется дядя Майк».
— Я его убью, — сказал Гарибальди.
Это вызвало у Шеридана взрыв громкого смеха. Деленн любила слушать его смех, потому что он так редко смеялся. На него навалилось столько обязанностей, столько потрясений. Деленн хотелось, чтобы он смеялся как можно чаще. Он отчаянно в этом нуждался. Как и она.
Всего лишь шесть лет…
Иногда ей казалось, что годы пролетели, как одно мгновение. А иногда…
Иногда время казалось ей вечностью.
Из дневников Лондо Моллари
Датировано (по земному календарю, приблизительно) 30 марта 2275 года.
Меня все больше беспокоит моя память.
То, что произошло много лет назад, я помню отчетливо. Могу вспомнить каждое слово, каждую деталь каждого мгновения, случившегося десять, двадцать или тридцать лет назад. Я помню, что именно я почувствовал, когда в детстве упал на бегу и расшиб себе коленку. Эта острая боль отчетливо всплывает в моей памяти.
