«Забытых песен дивные начала…»
Забытых песен дивные началаНет-нет да вспомнишьСредь земных забот.И вновь стоишь,Как будто у причала,И ждешь,Ушедший в детство пароход.
Пусть он уплыл навеки,Безвозвратно,Над жизнью промелькнув,Как над рекой, —Ты все же веришь:Он придет обратно,Какой ни есть,А самый дорогой.
И нет сомненья в том,Что мир чудесен,Ведь, к счастью,Он заполнен до концаНачаламиДавно забытых песен,Что ты слыхалОт деда, от отца.
И ты обязан вспомнитьРади сынаТех песен потаенные слова,Пока щедра,Пока добра РоссияПока, как прежде, памятью жива!
«Как давно не сидел я…»
Как давно не сидел яЗа чистым листом.Мимо жизни глядел,Все спешил, все летелИ откладывал все на потом.Все потом да потом…
Дни размеренно шли.А потомГуси-лебеди вдруг улетели.А потомУлетели мои журавли,Поднимая в лесахЗолотые метели.
И уже не случайноСтраница чиста.И в душе,Как в осеннем лесу,Пустота.
Как давно яЛюбимой цветов не дарил!Все — потом,Утешая себя, говорил.По оврагамЧеремуха сыпала цвет,Гас ночамиСирени сиреневый свет,Отцветал иван-чай,Горицвет угасал.Все — потом,Все — потом,Я себя утешал.
А потом,Все цветы до весны отошли.Над поэзией цвета —Осенняя проза.Уж на что — хризантемы!И те отцвелиДо мороза.
Только грозди рябиныЗакатно горят.И уже не случайноПечален твой взгляд…
О, любимая!Сила и слабость моя.О любви слишком малоГоваривал я.
Почему?Не случайно,Ты знаешь о том:Я слова о любвиОтложил на потом.
Что — слова!Если сердце любовью горит,Если каждой кровинкойС тобой говорит,Если каждым привычнымДвиженьем в грудиСердце просит:— Поверь, все еще впереди.Белый снег впереди,Белый сад впереди,Белых лебедей стаяЕще впереди.
О, любимая!Полно грустить.Погоди.Все у нас впереди,Все у нас впереди.—
Я не жил краснобаем.Тихоней не жил.Я о РодинеЧестные песни сложил.Я о птицах слагал,Я слагал о цветах.Имя только твоеЯ носил на устах.
И бывало, бывало,Жалею о том,Что не малоОткладывал я на потом.
Тридцать весен и зим —Серебром на висках.Первый снег за окном —На деревьях, на крышах.Мне не важно,Что будет потом.А покаЯ люблю.Я люблю тебя, слышишь?
«В мире все живое устает…»
В мире все живое устает.Все предел имеет.Даже соловей, когда поет,Устает.И надолго немеет.
А казалось, трудно ль соловьюЗвонко петьПро Родину свою,Прославляя голубой покойВ заревом туманеНад рекой,
Петь о чистоте родных небес,О звезде,Что падает на лесИ под малахитовым листкомДо зари мигает светлячком.
Но недолго соловей поет.Умолкает.Значит, устает.
А потом пораЛететь туда,Где чужая плещется вода,Где шумят чужие дерева,Где чужие небо и трава.Там совсем безгласен соловей.
А у насЗемля в снега одета.Много лиО Родине своейМожно знать по радужному лету?
Он не знает,Как дымят дома,Как мороз раскалывает сосны,Как ломает полымем морознымКрылья птицамРусская зима.
Знал бы онТревоги зимних дней,То б и на чужбинеПел о ней,Не скупясь на песенное словоО России, нежной и суровой.
Нет, кудесник милый, соловей,Я тебе завидовать не стану.Зная жизнь на Родине моей,Петь о нейДо смерти не устану.
Трудно жить,Душою не стареть,В трудный часС землею не расстаться.Если нет уменья честно петь,На усталость нечего ссылаться.
Устаю и я,Когда пою.От молчаньяБольше устаю.
«В удивленных зрачках свиристели…»
В удивленных зрачках свиристелиОтразился рябиновый цвет.Может, завтраПотянут метели,Заметая наторенный след.
ЦелинойСквозь заснеженный вечерЯ приду на свиданье с тобой.Будет долгоюЗимняя встреча,Будет снег, как рассвет, голубой.
Не замечу,Как ночь отступает,Как рассветНаступает в лесу,Как, в холодной заре утопая,Свиристели рябину трясут.
Лишь запомнюДыхание ночиДа сверчка монотонную нить.И твои удивленные очиБудут ночь, словно память, хранить.
Голос памятиБудет со мною,Точно веха в дороге лесной,Тот же голос,Что ясен весноюИ что так же понятенЗимой.
С ним легко мне идтиСквозь метелиИ, теряя наторенный след,Удивляться зрачкам свиристели,Отразившим рябиновый цвет.
СЕЛЬСКИЙ БЕТХОВЕН
У мельницы заброшенной,Познав земной предел,В галошах,Редко ношенных,Мой дедушка сидел.
Глядел, как солнце парило,Как ястреба парят.Он знал,Что птицы парамиГнездовья мастерят,Что тростники качаютсяОт щучьего пера,Что нынче Не кончается,Что было с ним вчера.
Он чуял цвет орешника,Ольховую пыльцу.И блики солнца вешнегоСкользили по лицу.
Над столь знакомой греблеюВ сиянии лучейШумели ивы древниеГнездовьями грачей.Заброшенная мельница.На водосбросе — мох.
А мне никак не верится,Что дедушкаОглох,Что к мельнице заброшеннойТропинка чуть жива,Что в пыль седуюПрошлоеИстерли жернова.
Глядят,Как небо осенью,Туманные глазаНа солнечное озеро,На дальние леса.
Блестят галоши новыеНа худеньких ногах,И дудочка вишневаяПокоится в руках.
Но вот запела дудочка —Неслыханный мотив!И приумолклаУточка,И селезеньПритих.Леса, казалось, частыеПоближе подошли,Умолкли перед властноюМелодией земли.
В ней слышалосьЗвучаниеДавно забытых слов,В ней слышалосьВорчаниеПотертых жерновов,Скрип колеса веселогоИ пение скворца,Крик журавлей над селамиБез края и конца.
Над молодостью Родины,Дожившей до тепла,Пером,С высот уроненным,Мелодия текла.
Я потрясен был мужествомГлухого старика,Творца великой музыки,Спокойной, как река.
— Мне жить осталось чуточкуИ время помирать.Держи, — сказал он — дудочку,Научишься играть…
Он умер поздним вечеромСпокойно и легко.Ушел на встречу с вечностьюДалеко, далеко.
Прошли года.Метелицы,Метели отмели.Заброшенную мельницуПо бревнам разнесли.
Под стаей пролетающейБолотная вода.На ивах умирающихГрачи не вьют гнезда.
Но мне весною чудятся,Когда растет трава,Негромкие и чуткие,Далекие слова:
— Ты не молчи, не надобно,Молчанье ни к чему.Пускай искрится радугаВ отеческом дому.Ты на вишневой дудочке,Пожалуйста, сыграйПро селезня,Про уточку,Про тот грачиный грай,Про ту пыльцу ольховую,Про иву, что цвела,Про дедушку —БетховенаИз нашего села.
В молчанье неуверенномМне горько сознавать,Что дудочкаПотерянаИ некому сыграть.
«Под небом бирюзово-синим…»
