— Переверните свою жизнь! Хватит горбатиться за копейки! Уже после первого рейса вы сможете купить своей семье квартиру. Да что квартиру! Дом! Огромных размеров дом. С бильярдом, бассейном, сауной, зимним садом и конюшней. После второго рейса вам по силам будет приобрести небольшой поселок или несколько пятиэтажек в городе.
Толпа желающих изменить свою жизнь, изумленная, притихла. Миша, с ужасом поняв, что переборщил, осекся. Повисла недобрая пауза. Обстановку, если можно так сказать, разрядил неизвестно как здесь оказавшийся Славик Хохол.
— О, Мыхайло! А ты шо тут робыш? Тебя на судне Николаич искал. Палубу треба красить.
Афера, так блистательно начавшаяся, бездарно рухнула. Необходимо было спасать хотя бы то, что удалось собрать. Идея уже погибла.
Спасение пришло неожиданно. Два полицейских-индуса, привлеченные шумом в торговом центре, подошли к столу в нужный момент — толпа уже обступила Михаила и развязка была не за горами. Миша, внутренне приготовляясь к побоям, вдруг понял, что судьба дает ему шанс. Он изловчился и сбил с одного из служителей закона фуражку. Расплата последовала незамедлительно. Мише заломили руки, одели наручники и повели в участок. По дороге, когда опасная толпа уже скрылась из виду, Балалайкин сказал:
— Извините, офицер! Я случайно. Готов компенсировать моральный ущерб.
Сошлись на пятидесяти долларах.
Уже на судне Миша пересчитал деньги. Вышло почти полторы тысячи.
— Очень неплохо, — отметил он и слегка потер переносицу, — хотя могло бы быть и лучше. Где этот урод Славик?
Хохол пришел на судно только под вечер. Он был весь увешен коробками с малайской электроникой. Вид имел усталый, но довольный. Добыча досталась ему тяжело, но дешево.
Миша к вечеру остыл и разборок со Славиком решил не устраивать.
— Все равно не поймет.
Глава 17
Ремонт «Океанской надежды» был подобен взрослению ребенка: для своих он, казалось, двигался крайне медленно, а для посторонних летел, как на крыльях.
Когда от постоянного треска обдирочных машинок у Брумбеля начала болеть голова, а запах краски стал вызывать изжогу, он решил прогуляться по тенистым улицам прекрасного Сингапура. Вызвав в свою каюту штурмана Ниточкина и отдав ему необходимые распоряжения, он покинул борт судна.
Однако добраться до города ему было не суждено. Возле проходной судоремонтного завода он встретил своего товарища по институту Алексея. Друзья обнялись.
— Яшка! Дружище! Как здесь оказался?
— На ремонте стоим. На «Оушен хоп» сейчас капитаню.
— Не понял! Ты же в кадрах сидел, как я слышал.
— Жизнь заставила в моря податься, — сказал Николаич и тяжело, как прапорщик перед ревизией, вздохнул.
— Да и я, видишь, мореманом заделался. Бежишь сейчас куда?
— В город сходить хочу. Купить кое-чего. Да и так, развеяться.
— Ты этот город на потом оставь. А сейчас пошли ко мне на судно коньячка выпьем. Молодость вспомним, за жизнь поговорим. Когда еще я в Сингапуре, на краю Земли, однокашника встречу.
Николаич был, конечно, рад встрече со старым другом, но какое-то нехорошее предчувствие у него отчего-то появилось.
— Может быть, завтра?
— Никаких «завтра»!
Алексей схватил под руку Брумбеля и поволок его на свой пароход.
Судно Алексея было значительно больше «Океанской надежды». Он был старшим помощником и, согласно должности, занимал огромную каюту, состоящую из приемной, кабинета, спальни, душевой и туалета.
Николаич неискренне порадовался за отличные жилищные условия друга и сел в предложенное ему кресло. Алексей вызвал буфетчика и заказал закуски. Открыв массивный сейф, он достал бутылку коньяка и рюмки. Когда сервировка стола была завершена, хозяин поднял стопку и произнес тост:
— За встречу!
Николаич нехотя выпил. Дальше пошли обязательные в таких случаях воспоминания. Чуть позже появилась вторая бутылка.
— Где тут у тебя удобства? — спросил Брумбель у Алексея.
Тот почему-то смутился:
— Ты знаешь, у меня там…… В общем, у меня там живет обезьяна.
— А… почему в туалете?! — Яков Николаевич был настолько удивлен, что забыл на время о своем естественном желании.
— Ну, там прохладно. Да и вообще.
— Покажи хотя бы ее.
Алексей вышел и через минуту вернулся с небольшой обезьянкой. Он вел ее, как собаку, на поводке. Николаич оживился.
— А зовут как?
— Как и всех обезьян. Микки.
Брумбель решил погладить животное, но обезьяна, ловко увернувшись от его руки, вскочила ему на плечо и тут же стала копаться в волосах, разыскивая насекомых. Николаич воспринял это как дружеский жест. Алексей призадумался и, внезапно посветлев лицом, сказал:
— Яша, а давай я тебе ее подарю.
Николаич, отбиваясь от ставших уже назойливыми обезьяньих ласк, ответил:
— Но она же, наверное, кучу денег стоит.
— Что могут значить деньги между друзьями? Забирай!
К себе на пароход Яков Николаевич шел с гордо поднятой головой, хотя и слегка ошарашенный. С одной стороны, это была явно дорогая вещь, если можно так сказать о живом существе. С другой же стороны, он абсолютно не представлял себе, что будет с ней делать. «До России как-нибудь довезу, а там посмотрим. Может, продам», — успокаивал он себя.
На судне Микки полюбили сразу. Славик соорудил для нее в каюте у Николаича небольшую лежанку. Кок Лысый принес всевозможных продуктов, которые, в его представлении, потребляют обезьяны. Остальные ограничились поглаживанием зверя. Но любимицей экипажа Микки пробыла всего несколько дней. Быстро адаптировавшись, обезьяна принялась подстраивать судно и моряков под себя. Первое, что она сделала, это попыталась выжить рабочих, производящих ремонт корабля.
Бригада слесарей, налаживающих в машинном отделении дизель-генератор, была неприятно удивлена, когда услышала, как сработала аварийная сигнализация. В машинное отделение стал поступать углекислый газ, необходимый для тушения пожара, но никак не для дыхания человека. Рабочие бросились к выходу. Напрасно! Микки его надежно заблокировала. Спас слесарей аварийный выход.
Николаич пил валерьянку, обезьяну закрыли в пустой каюте. Однако арест не охладил пыл Микки. Она смогла раскрутить «барашки» иллюминатора и выбраться на свободу.
Следующим объектом нападения обезьяна выбрала маляров. Красящий борт судна с люльки рабочий был весь облит краской из ведра, которое сбросила на него безжалостная мартышка. Потом она отвязала люльку, и маляр повис на страховочном поясе в нескольких метрах от железной палубы дока.
Когда Николаич увидел болтающегося на веревке и дико орущего человека, всего зеленого, за бортом своего судна, он потерял сознание.
Микки посадили на цепь. Разнообразные проделки теперь копились в ней, не находя выхода. И все же удачный момент для того, чтобы еще раз попытаться доказать людям, что теория Дарвина фигня, у Микки возник. Ремонт подошел к концу, и судно поздней ночью спустили из дока на воду. В самый ответственный момент, когда «Океанская надежда» приобрела плавучесть и к ней подошли два буксира, чтобы подтянуть к причалу, ярко освещенное судно вдруг погрузилось во мрак. Это Микки дотянулась до забытой кем-то ножовки и перепилила электрический кабель, идущий на бак.
Буксиры потеряли «Оушен Хоп» в темноте, и судно навалилось на причал, получив при этом значительную вмятину, которую в дальнейшем нарекли именем Микки.
Очередную неприятность капитан пережил героически: видимо, проказы Микки его закалили.
Обезьяну высадили на берег и полным ходом пошли в открытое море. Микки металась по причалу, не в силах понять, почему ее не взяли с собой в рейс. «Встречу Леху, голову ему оторву за эти обезьяньи приколы», — зло думал Николаич, стоя на мостике и наблюдая за тем, как первые лучи солнца покрывают розовой завесой горизонт.
Глава 18
Сингапур остался за кормой. Идти предстояло в разбросанную по островам Индонезию. «Океанская надежда», давно уже вступившая в преклонный возраст, скрипела на волнах, как колесо обозрения в парке культуры, когда на нем катается рота солдат. Море, готовясь к шторму, стонало, как рожающая слониха.
Брумбель вызвал на мостик Андрея Ниточкина.
— На Суматре будем брать груз: три с половиной тысячи тонн дизельного топлива. Возьми с собой боцмана и посмотри танки. Проверь также грузовую систему.
Николаич заглянул в какой-то справочник и продолжил:
— Подготовьте стальные концы и огнетушители. И пусть Вадик погоняет пожарный насос.
— Добро, Николаич. Не волнуйтесь, погрузимся, как надо.
— А кто волнуется?! Давай, действуй!
Переход был небольшим. Уже к следующему вечеру «Оушен Хоп», удачно миновав шторм, пришвартовался в порту Белован. Погрузка намечалась на завтра. Народу захотелось на берег. Яков Николаевич не возражал.
