Многие ученые так и делают – просто исключают эти факты из поля своего зрения и доказывают всем остальным, что и тем незачем увлекаться оными. А как иначе им действовать, сталкиваясь с доказательствами, опровергающими теорию самопроизвольного зарождения жизни! Ну, и чтобы не тратить время попусту на доказательство пока еще не столь очевидного для вас факта, сеньор Конти, обращу ваше внимание только на некоторые яркие обстоятельства в подтверждение моих слов.
Вполне уместный вопрос о теориях религиозного свойства, прошу заметить и оценить эту мою уступку, принимаю с легкостью, и вот почему. Возьмись мы суммировать постулаты каждого из пока существующих культовых течений, не исключая даже самые маргинальные из них, на выходе получили бы некий особый вектор, который соотносится с научными выкладками ровно так же, как пара параллельных прямых между собой. Ну, или, если хотите, параллельных, но направленных в разные стороны, и в этом случае иных доказательств, кроме аргумента о спиралевидной форме Вселенной никаких больше и требуется.
Что же касается параллельных и направленных в одну сторону векторов, то, как ни крути, но согласно пятому постулату Евклида, а также более поздним множественным доказательствам, в том числе и опровержениям ученых всех времен, начиная с трудов Птолемея и Прокла, Ибн аль-Хайсама или всем известного благодаря философским стихам, авторство которых доподлинно не установлено, Омара Хайама, и кончая работами Саккери с аксиомой Лобачевского, прямые всенепременно пересекаются в бесконечности. А поскольку мы, каждый из нас, и есть та самая бесконечность, то все разногласия, пусть они и длятся веками и тысячелетиями, в конце концов, обязательно приведут к одной точке. Той, где окончится очередной период существования действительности и начнется новый.
Что сказать, величайшие ученые верили если не в Бога, то во что-то такое, чего описать и осознать не в состоянии, понимая беспочвенность попыток охватить сознанием все величие открывавшейся перед ними картины, и многие из них приходили к подобным выводам никак иначе, чем путем научных изысканий. Эйнштейн, Планк, Ньютон, Декарт, Коперник, Ломоносов, я уже не говорю о представителях более ранних времен. Ну это так, прелюдия, хоть она и необходима для понимания моего последующего рассказа.
Та работа, которой я тут занимался на протяжении долгих лет, была частью грандиозного эксперимента, который будет продолжен и который есть составная часть общего и еще более грандиозного опыта. Вы, сеньор Конти, смените меня и станете куратором шестого этапа. Не последнего, повторюсь, хотя в пяти предыдущих пришлось уничтожать от пятидесяти до почти ста процентов того, что было создано. И теперь предстоит нечто подобное, правда сегодня ситуация в корне отличная, и теперь наша задача – спасти тех немногих, кому удалось сохранить себя в первозданном виде в процессе этого этапа эксперимента, как почву для возможного продолжения работ на седьмом витке.
Именно эту работу в последние несколько десятков лет выполняли мы с мистером Пиком, теперь же ее предстоит продолжить вам и вашему помощнику. Не перебивайте вопросами, пожалуйста, все узнаете в свое время! Понимаю, что вам весьма любопытно о каком это эксперименте я уже несколько раз упомянул, но позволю себе некий исторический экскурс прежде чем приступлю к подробностям нашего проекта.
Несколько миллиардов лет понадобилось на то, чтобы создать максимально комфортную среду для существования вида, ради которого все и затевалось. Когда я упоминаю эти невероятные цифры, я говорю о земном исчислении. Всего лишь оглянувшись назад, легко понять, насколько просто упомянутые несколько миллиардов лет укладываются в вашем сознании. Представьте, что кто-то держит один конец рулетки у дальней стены, а другой ее конец у вас в руках, всего в каких-то нескольких метрах, и на этой шкале отложено все, что происходило за эти миллиарды лет. Вот приблизительно подобным образом и течет время в других измерениях.
Итак, на этой умозрительной шкале мы с вами увидим все этапы проведения эксперимента, от создания исходных форм до появления тут того, кто назвался человеком. Углубляться в попытки понимания причин всего этого великого действа я бы не советовал, впрочем, вы не послушаете меня и все-таки станете размышлять над этим, но я должен предупредить, что это выше нашего понимания.
Я в конце концов прибегнул к одному из тех самых постулатов религиозного свойства, в котором утверждается, что все мы созданы «по образу и подобию», из чего сделал вывод: стремление к радости суть наша жизнь, а кто может дать ее в большей степени, чем дети, их воспитание и счастье наблюдать за их успехами! На этом и остановился. Примите совет, а там как знаете.
«А не пригубить ли нам коньяку? – вдруг прервал свой замысловатый монолог дядюшка Лик, обращаясь в мистеру Пику. – Я вижу нашему юному другу нужно некоторое время на осознание всего сказанного». Тот с готовностью согласился, ушел куда-то вглубь сада, послышался звук скрипнувшей дверцы, после чего мистер Пик вернулся, неся в одной руке пузатую бутылку, на бежевой этикетке которой были изображены две горные вершины и что-то написано необычным прямоугольным шрифтом, а в другой три бокала. Напиток был темно-коричневого цвета и его густой аромат удивительным образом наполнил часть открытого пространства под виноградной аркой, немного поколыхался там и постепенно растаял. Я сделал маленький глоток из бокала, тепло проникло внутрь и умиротворение наполнило меня.
– Так и должно быть – сказал мистер Пик, наблюдавший за тем, как по моему лицу разливается выражение блаженства. – Вы, сеньор Конти, вскоре станете знатоком напитков и это вам просто необходимо в вашей будущей работе, ибо ничего так не сближало мужчин на протяжении всей истории, как возможность обсудить прекрасных дам, великолепные вина, оружие и собственные победы, на каком бы поприще они не были одержаны. Последний пункт я бы советовал вам запомнить особо, ибо признание оных за другим есть лучший способ завести нужное знакомство, а порой и крепкую дружбу. Так что, набирайтесь опыта, тем более, что это чрезвычайно приятно делать.
Дядюшка Лик молчал, предаваясь наслаждению и казалось перестал нас замечать. Он смотрел куда-то в сторону и думал о чем-то своем, а в его правой руке покоился пузатый бокал с коньяком. Ну вдруг он отвлекся, посмотрел на нас с мистером Пиком, достал из портсигара самокрутку, закурил и собрался было продолжить рассказ, как до нашего слуха донеслись звуки шагов, приближающихся от калитки сада.
Вскоре из-за яблоневых деревьев показалась фигура гостя, высокого сухопарого мужчины лет шестидесяти, спортивного вида. Одет он был в потертые джинсы и светлую просторную холщовую рубаху. Картину довершали кеды на ногах и кепка, надвинутая на лоб и прикрывавшая коротко стриженные седые волосы.
«А, герр Хаупт, рад вас видеть! Но что привело вас ко мне в столь неурочный час?» – дядюшка Лик поднялся со своего кресла и двинулся навстречу пришедшему, протягивая руку для приветствия. Гость пожал руку дядюшки Лика, коротко кивнул нам с мистером Пиком и уселся в свободное кресло, что жестом предложил ему сделать хозяин лавки.
Затем герр Хаупт снял кепку, достал из заднего кармана джинсов платок, вытер им лоб, отхлебнул лимонада из бокала, любезно поднесенного ему мистером Пиком, и только потом заговорил. «Ваша взяла! – ответил на вопрос хозяина гость. – Умеете вы вести дела, дядюшка Лик, умеете. Хорошо, я согласен на вашу цену, если конечно вы не хотите пойти мне на уступку». Дядюшка Лик любезно улыбнувшись, в знак отрицания просто покачал головой, не став вступать в переговоры с пришедшим. «Я и не сомневался, по правде говоря – сказал герр Хаупт. – Но мне нужно кое-что еще, прежде чем мы совершим эту сделку». «С удовольствием сделаю для вас все возможное, любезный герр Хаупт! – ответил дядюшка Лик. – Слушаю вас внимательно!»
Они завели речь о каких-то среднеазиатских редкостях, отчаянным любителем которых, как я узнал несколько позже, был герр Хаупт. Я старался внимательно вслушиваться в разговор, к чему меня взглядом пригласил дядюшка Лик, но все мое существо было занято разгадкой того, что я услышал до прихода нежданного гостя.
Уже во время рассказа дядюшки Лика я испытал нечто вроде оторопи, похожей на ту, что одолела меня при открывшейся невероятной картине ущелья, но теперь мне стало совсем не по себе. Я додумывал неоконченный рассказ, перебирал возможные варианты его продолжения, мне чудились какие-то невероятные картины и странные персонажи, но в основном мысли путались и метались в хаотическом брожении. И, что естественно, я не услышал ни единого слова из разговора хозяина лавки и его гостя. Впрочем, дядюшка Лик отнесся с пониманием к этой моей невнимательности, и проводив герра Хаупта до калитки, вернулся и коротко поведал нам суть состоявшегося разговора.
