— Мам, это отвратительный великан, но он будет мой самый любимый великан, — серьёзно сказал мальчик и добавил: — Теперь я не буду убегать от дяди Кетиля.
Тем временем не раз упомянутый дядя встал с лавки на другом конце стола, издал победную отрыжку с троекратным утробным эхо и, экстремально почёсываясь спереди и сзади, вышел вон[18].
Мальчик и мама проводили его с примерно одинаковым выражением лица. Так смотрят на самую мерзкую мерзость и пакостную пакость. Рея мысленно вознесла хвалу богам и вновь обратилась к сыну:
— Запомни, мальчик мой! Если ты не хочешь, чтобы девушки и овцы боялись тебя, а мужчины и белки смеялись над тобой и не брали в походы, никогда не будь таким, как он!
— Мам, за кого ты меня принимаешь?
— Хорошо. Хочешь знать, что было дальше?
— Конечно!
— Повелитель рабства остановился перед окнами и вызвал принца с гвардейцами на поединок. И они вышли.
— Сколько их было, мам, чёрных?
— Много, две сотни, а может, и три.
— Лучше три. А ещё я знаю цифру пять тысяч.
— Хорошо, один замечательный принц и его триста гвардейцев. Великан был огромный, но неуклюжий. Цепи закрывали глаза, кнуты путались, а люди только дразнили громилу, оставаясь невредимыми. И тогда повелитель рабства просто взбесился. Он вырывал деревья и разбрасывал их во все стороны. Представляешь, сколько вреда он причинил всему городу? Это же ходячая экологическая катастрофа.
— Мам, а летающее дерево может разрушить наш дом?
— Может, но так далеко бросаться не мог даже повелитель рабства. Так что, хвала Одину, досталось только Франции. И тогда храбрый Пламен вскочил на гигантскую ногу великана, затем перебрался на пояс, по волосам на груди дотянулся до шеи и подобрался к огромному уху. И закричал туда изо всех сил: «Сдавайся, чудовище, а не то мои ребята изрубят тебя на куски!» Но тот лишь рассмеялся в ответ. «Ничего вы мне не сделаете, документов у вас нет! — расхохотался злодей, размахивая кнутами. — До самой смерти вы будете записывать рунами на моём теле имена рабов, родившихся на свет!» Пламен задумался и вдруг хитро улыбнулся. «Но ты такой грязный, — сказал он. — На тебе столько песка, жира и мусора, что без купания никак не обойтись. Не можем же мы писать на жирном, карандаш соскальзывает». — «Купания?» — удивился грязнуля. «Обливания водой, купания, ныряния, — доступно объяснил принц. — Разве ты не знал?» — «А что такое вода?» — продолжал расспрашивать исполин. «У-у, как всё запущено… Эй, ты хотя бы знаешь, что такое плавать?» — «Не знаю». — «Хорошо, ради спасения города и замка мы все пойдём с тобой и будем вечно чесать твою спину, но при условии, что ты её как следует отдраишь. Для этого нам понадобится море, пойдём, покажу дорогу! И мыло одолжу, это в наших интересах, уж больно ты воняешь…»
— А он вонял? — воодушевлённо уточнил Гуннар.
— Ещё как! Но не перебивай… Так вот, дошли они до Средиземного моря, и сказал Пламен: «Объясняю, как надо купаться. Встаёшь лицом к воде, затыкаёшь нос, рот, закрываешь глаза и делаешь сто шагов прямо. Постоишь, сосчитаешь до ста и можешь возвращаться на берег». — «Это и есть купаться?» — «Да, я буду ждать здесь». И сделал великан всё, что наговорил хитроумный Пламен Славянин: повернулся лицом к морю, захлопнул покрепче нос и рот, зажмурился и пошёл себе в самую пучину. Принц не ошибся в расчётах — злодей полностью исчез под водой, и больше его во Франции не видели.
— Здоровско!
— Ещё бы! — Рея сладко потянулась. — Однако уже поздно. Давай-ка спать, дорогой, а завтра будет новая история про Пламена Славянина. Дедушка Сезар любил их рассказывать, нам с тобой надолго хватит.
…Гуннар послушно лёг в постель, укрылся медвежьей шкурой, отвернулся к стене и долго водил пальцем по широкой доске, рисуя страшное чудовище, чтобы во сне сразиться с ним один на один.
ГЛАВА 3
Почти как Пламен
Было время — старушка-Земля не слушала Баскова,Не носила тяжелый корсет из железных дорог,И не знала сетей, кроме тех, что руками вытаскивалСтарый викинг из чистой воды, надрывая пупок.На замшелой скале его внуки орали как демоны,Чтобы страху нагнать на монахов с чужих островов.Они были как будто из ветра холодного сделаны —Ледяные глаза, только сила и минимум слов.Всё растёт и стареет: мир умер, они — оттолкнулидраккары.Носом в берег, в святую обитель, и в плоть топоры.И богатство в руках, и ни капли божественной кары,Только вороны каркнут «спасибо!», и то до поры…
(П. Морской. Из цикла «Мои скандинавы»)Прошло десять лет. Ночью в сторожевой башне Друстара дежурили ветераны. Слух о злых викингах, наточивших топоры, здорово расшатывал нервы и простым жителям, и военным.
— Пароль?
— «Заря над Дунаем».
— Проходи.
Старый гасконский пехотинец сощурился, рассматривая вошедшего человека. И вдруг узнал, радостно поклонившись:
— Моё почтение, лейтенант Ганс Крайслер! Что вы делаете здесь?
Лейтенант оказался стройным молодым человеком двадцати лет. На голове — шлем с высоким гребнем конских волос. Собственные — длинные, русые кудри, — небрежно выбиваясь, спадали на плечи. Сын прославленного генерала барона Крайслера из Кеницы, поступил в действующую армию Франции накопить боевого опыта. Юноша проявил завидную смелость и мужество, участвуя в отражении разбойничьих набегов. Он прокашлялся и ответил:
— Комендант Валентине приказал проверить посты, капрал Педруго. Обход окончен — полный порядок. Хотите проверить, что бултыхается в манерке?
Начальник караула по-доброму усмехнулся в роскошные усы. Служба на передовой обещала ноль развлечений и много-много скуки. Тут, знаете ли, любой компании будешь рад. Знакомый офицер из Готии — компания хорошая.
— Ну и холод! Лето проходит… — начал разговор лейтенант, первым отпивая из фляжки. Глотнув, он с поклоном передал её стражнику.
— Вы, благородный Крайслер, вояка что надо! — похвалил его ветеран, втянув сразу грамм двести. — Редко я встречал отпрыска голубых кровей, чтобы любил службу, как вы! И вино, знаете ли, что надо!
Польщённый похвалой, барон снял шлем и присел на парапет. Когда из-за туч выползал серп луны, высокие стофутовые стены Друстара отбрасывали зловещую тень на крутые овраги. Крепость заслуженно считалась неприступной.
— Помните про осторожность, лейтенант. Окажись мы с вами в Норвегии, давно бы отдыхали на сырой земле… Каждому по стреле — и всё, пятки врозь…
— Викинги — плохие стрелки и не так хороши в ближнем бою, как про них привирают перепуганные монахи, — ответил молодой человек, пересаживаясь в более уютное место.
— Ну, знаете ли, господин барон! Вы ни черта не знаете. Юты, даны, скифы и прочий сброд реальной силы не имеют, тут я с вами согласен. Но настоящий викинг?!
— Видел, позавчера, — небрежно сплюнул юноша. — Врать не буду, делегация, посетившая губернатора Доместоса, производит впечатление. Все в шкурах, бородатые. С рогами и нерасчесанными волосами на ногах.
— Советники короля Парисии слабаки, лейтенант. В политике я не профессор, но расширение империи на запад — это, знаете ли, серьёзная ошибка! — Захмелевший капрал укоризненно уставился прямо в стену перед собой. — Если б мы, гасконцы, не охраняли границу здесь, а прусские стрелки, в верховьях Рейна, то Силезия и западные провинции давно бы ушли к викингам.
— Поэтому я и говорю: военный опыт приходит только в бою.
— А я так считаю: нет войны и не надо! Бог свидетель, если решатся на осаду, удержать крепость будет ой как нелегко…
— Капрал! О чём вы?! Она неприступна! В гарнизоне две когорты пехотинцев, пол-легиона стрельцов и меченосцев! А жратвы хватит трижды отпраздновать Рождество!
— Вроде достаточно, если кланов соберётся два или три. А вот поднимутся пять-шесть сотен, что тогда?
— Да хоть тысяча! — горячо вскочил юноша. — Голые дикари с топорами из сырого железа, вечно пьяные, немытые, не читающие серьёзной литературы, а какое-то мифическое фэнтези с великанами и богами! Тьфу! Против нашей цитадели без тактического руководства, без осадной техники, без планомерного подкопа и разрушения стен винторезами они ничего не сделают!
— Если имеешь дело с викингами, мой господин, то о тактике и стратегии можно смело забыть. Они же сущие демоны, если не сказать хуже. Да вспомните хоть того парня, что сопровождал делегацию…
— Неуклюжий? С глазами навыкате?
— Это отпрыск вождя — Торна Кузнеца. Имя паренька — Гуннар. В свои годы он уже великолепный боец, прошедший школу сотен сражений. Сколько ему, по-вашему?
