III. КОЛИЗЕЙ
Здесь кровью изошла мечтаО мире царства мирового.Стою один в тени креста,Наследник ужаса былого.
Восставший в небе ДискоболШвырнет в мой крест луною медной,И отзовутся холм и долОсанной демонов победной;
Совиный вопль и лисий лай,И вой встревоженной волчицы…Всё замерло; лишь неба крайСмущают беглые зарницы;
Лишь чудится – среди разрух,Полусмесившись с рыжей глиной,Отсталый демон или духВстает осклабленной руиной.
Вдали, над мороком теней,Там, над ареною позорной,Как бы победней и яснейСияет крест – нерукотворный.
IV. Вилла Фарнезина
Воздух полон голубиных крылий.Так лазурь чиста и глубока!Облака легчайшие проплыли,Облака.
Или с плеч улыбчивой Киприды,Голуби, слетелись вы ко мне?Чтоб душа забыла все обиды,Отдалась нечаянной весне,
Чтоб она неслась стезей прозрачной,Изошла бы пламенной грозойТам, над рощей миртовою, брачнойПросиявшею красой.
«Я помню царственное лето…»
Вячеславу ИвановуЯ помню царственное лето,Прохладу римской ночи, деньВ сияньи юга, в славе света,Нещедрых пиний сон и теньНа Виа Аппиа.
КазалосьВ библиотечной тишине,Что прошлое живет во мне,И с будущим оно сливалосьВ бессмертный гимн.
И голоса,Мной узнанные, прозвучали.И слепли смертные глаза,И эти руки ощущали.Движенья крыльев.
Робкий стих,Едва за ними поспевая,Их сковывал.
В словах твоих –В терцинах дантовского Рая –Благую весть услышал я
На башне в час ночного бденьяИ получил благословеньеДля творческого бытия.
И мнилось – падает завесаЯвлений смертных, мертвых слов,И вижу грозный лик Зевеса,Отца поэтов и богов.
ФЛОРЕНЦИЯ
Пересохший, чуть течет Арно.Летний зной – Тосканы властелин.Золотое небо лучезарноНад усталой зеленью долин.
Утро флорентийское так нежно.Что пленит твой изумленный взор?Ты опять с надеждою утешнойВходишь в злато-розовый собор.
Слышишь жизни позабытой, новойЛегкое дыханье, трепет сны,Словно разверзаются покровыНебывалой радостной весны.
И в ином, торжественном обличьеЗдесь, среди видений и камней,Ты услышишь поступь Монны Биче,Ты увидишь радость первых дней.
И, как стон пастушеской свирелиСредь апрельских ясных тополей,Улыбнется юный БоттичеллиВечною улыбкою своей.
УЛЫБКА СВЯТОЙ АННЫ
Исходит сном ломбардская страда, –От синих чащ опаловые дымыЗубчатые сокрыли города,И облики земли неуловимы.
И в этой дреме полдня голубойМне снится лик мучительный и странный –Как Леонардо, вижу пред собойУлыбку скрытную блаженной Анны.
Двузначащая в глубине таитУступчивой Киприды обещанье,В ней сладострастье огненное спитИ ангельской любви обетованье.
Пронзает тело радостная дрожь,Мои уста змеит улыбка рая,И чувствую – земная меркнет ложь,И верую, душой не постигая,
Что каждый миг моей любви святей,И в грешной неге смертного объятья –Предчувствие божественных страстей,Улыбка Непорочного Зачатья.
1931
СВЯТАЯ КЬЯРА
Рассеялись земные чары,Любовью вышней грудь полна.И нежный голос светлой Кьяры –Как лютни ангельской струна.
Ей снится летнего АссизиВечерний сладостный покой,В алмазной непорочной ризеНебесный полог голубой.
Всё отошло, всё отступило –И стыд, и страсть, и страх суда.Так не пылало, не любилоЗемное сердце никогда.
И, весь тернистый и смиренный,Встает недолгий путь земной.Брак освящается нетленныйНеопалимой Купиной.
Горе молений ароматы,Исчезла грешная мечта.Горят кровавые стигматы,Как розы райские Христа.
1931
В ПАРИЖЕ
Юрию СофиевуПрости, мой друг, мне этот город чужд.Здесь не жил я и смутного волненьяВ душе не нахожу, но ежедневноСмотрю на всё с приличным любопытством.Здесь лавка древностей, а там химеры,Дворцы, сады, и грохоты, и говор,Тисой понятный и такой чужой.Я помню дни Италии блаженной,Вещающие римские руины,Пророческой Кампаньи тишину,Флоренции кровавые прозреньяИ виноградники, где дремлют богиНа склонах Умбрии в вечерней мгле.Еще недавно, ужасом объятыйИ радостью, бродил я наугадВдоль стынущих и шепчущих каналовВенеции. И вдруг – сиянье, славаОгней и музыки; открылась площадь:И византийского златого Марко,И розовые мраморы Палаццо,И льва крылатого, и КампанилеУвидел я. И мне понятным стало,Что здесь свершится чудо. Предо мной –Там над лагунами и куполами, –Огромною крестообразной теньюВстал Папа Ангельский во славе новой,Владеющий ключами царства Духа.Не то Париж. Воспоминаний древнихПрапамяти в моем плененном телеНе будит он. Я отдаюсь бесстрастноЧасам и дням – и жду, когда созреетГлубинное святое разуменье,Когда смогу увидеть изнутриИ призраки, и камни, и людей,Прикованных к сим призракам и камням.Пока одно смущает мой покой:Над бездной черных улиц в час заката,Над алчущим, мятущимся Парижем,Спокойные и ясно голубые,Всеискупляющие небесаСияют чистотою несказанной.
1929
ПАРИЖСКИЙ ЦИКЛ (1930-1935)
ЛЮКСЕМБУРГСКИЙ САД
Где фуксии лиловые цветутИ тихо падает широкий лист платана,Где шествие торжественных минутЗамедленно у Медичей фонтана,
Осенних вод немые зеркалаКолеблет стон свирели потаенной,И зыбких нимф пугливые телаПривидятся в аллее обнаженной.
Порою слышится далекий легкий смехИ промелькнут трагические боги.Дионисийский попирая мех,Танцует Вакха спутник козлоногий.
Так и душа моя, сообщница харит,Окружена багрянородным тленьем,Собой пьяна, танцует и пьянитОсенний мир божественным волненьем.
И кажется – ее мелькает теньЗа Люксембурга стройною оградой,Когда затихнет утомленный деньИ дышит ночь трезвеющей прохладой.
ВЕРСАЛЬ
Заворожен осенней дремой сад,Сроднившийся с моим воображеньем.Я создал души трепетных дриад,Я посвящен в их тайные служенья.
Природы вечен животворный сон.Печальной радостью меня порадуй!Уже целует первый АквилонОбветренные губы статуй.
И облаков торжественный полет,И борода всклокоченная Пана,И пастухов козлиный хороводВо мне живут, моим восторгом пьяны.
1930
МОНМАРТР
Мельницы лживый скелетВялыми машет руками.Желтый колеблется свет,Стынет под фонарями.
Лишь безобразный соборТам, на холме величавом,Смотрит спокойно в упорВ очи померкнуншим славам.
Улочек узенький бред,Нищенский шепот унылый…Встретит туманный рассветУтра слепое светило.
Дай-ка заглянем в кабак.Песенки, верно, всё те же.Красный фригийским колпакПублику сонную тешит.
НА СМЕРТЬ ФОША
