не будут иметь повода к вмешательству, для устранения беспорядков, о чем говорилось в расклеенном по городу объявлении градоначальника». Специальная делегация рабочих заранее посетила градоначальника Фулона, и им объяснили, что «предупреждение относится только к нарушителям порядка, а в мирную толпу стрелять не будут»{57}.
Большевики делали все, чтобы разоблачить Гапона, объясняли рабочим, что в них станут стрелять. Один из руководителей Петербургского комитета РСДРП С. И. Гусев 5 января писал В. И. Ленину в Женеву: «…разоблачение Гапона и борьба с ним будут положены в основу организуемой памп агитации»{58}.
Но дело это было нелегкое: широкие массы рабочих еще верили своему «пастырю». Корреспондент-большевик сообщал в газету «Вперед»: «На собраниях постоянно выступают и социал-демократы. Их слушают охотно (по крайней мере за Нарвской заставой); в других отделениях они встречали иногда сильный отпор со стороны гапоновцев, были даже случаи избиения. Но идея идти с петицией настолько овладела умами, что бороться с ней невозможно»{59}.
В столь трудных условиях господства гапоновских идеи большевики решили все же принять участие в обсуждении петиции к царю и внести, в нее. такие требования, которые отражали бы коренные интересы пролетариата. 7 и 8 января Петербургский комитет РСДРП направил во все отделы гапоновского «Собрания» своих лучших агитаторов: членов комитета В. В. Липшица, А. П. Серебровского, И. П. Опарина — в Нарвский и Московский районы; В. А. Шелгунова, члена Нарвского райкома большевиков рабочего Невского судостроительного завода В. С. Цицарина, создателя большевистской группы в Петербургском университете К. С. Жарновецкого — в Невский. Перед рабочими-ижорцами выступили организатор заводской большевистской ячейки Е. М. Быков и др.
В значительной мере в результате агитационной работы большевиков в петицию в дополнение к экономическим требованиям были внесены и общеполитические: свобода слова и печати, свобода рабочих союзов, созыв Учредительного собрания и т. д. В. И. Ленин, анализируя содержание петиции, отмечал «чрезвычайно интересное преломление в умах массы или ее малосознательных вождей программы социал-демократов»{60}.
Не только городские власти Петербурга, но и правительство было в курсе всего, что происходило на рабочих окраинах столицы. 5 января министр финансов В. II. Коковцов подал специальный доклад царю. Рассказав о начавшейся стачке и выдвигаемых рабочими условиях, министр писал: «Вышеизложенные требования представляются незаконными, а отчасти и невыполнимыми для заводчиков. Рабочие не могут требовать сокращения рабочего времени до 8 часов, так как закон представляет заводчику право занимать рабочих занятиями до 11 1/2 часов днем и [до] 10 часов ночью, каковые нормы установлены по весьма серьезным экономическим соображениям»{61}. Последовательно отвергая одно требование рабочих за другим, Коковцов считал «настоятельно необходимым принятие действенных мер» для обеспечения безопасности имущества капиталистов. Доклад царю ярко показывал, как тесно переплелись интересы русской буржуазии и самодержавия, готового всегда прийти ей на помощь в борьбе с пролетариатом.
В дни обсуждения петиции полиция спокойно смотрела на многолюдные собрания рабочих и не разгоняла их. Но царизм уже твердо решил вместо встречи «верного народа с обожаемым монархом» устроить подданным для острастки «небольшое кровопускание».
Царские генералы, не стяжавшие лавров в битвах с японцами на полях Маньчжурии, проявили себя «блестящими стратегами» в борьбе с «врагом внутренним». План сражения, выработанный ими, был прост: не дать рабочим соединиться на Дворцовой площади, куда они стремились для встречи с «батюшкой-царем», расставить войска на дальних и ближних подступах к Зимнему дворцу и расстрелять рабочих, потопив в крови едва зародившееся движение.
Петербург разбили на восемь секторов. Во главе каждого из них поставили по генералу, дав в их распоряжение мощный военный кулак из 8 тыс. пехоты и 3 тыс. кавалерии. В помощь столичному гарнизону на всякий случай стянули войска не только из ближних городов (Пскова, Петергофа), но даже и из отдаленного Ревеля. Специальный штаб во главе с дядей царя великим князем Владимиром Александровичем взял власть в столице в свои руки. Царский дядя твердо был уверен, что знает отличный рецепт избавления России от грозящих ей неприятностей: «Лучшее лекарство от народных бедствий — это повесить сотню бунтовщиков», — заявил он{62}.
И подготовка к «лечению народных бедствий» началась. Ежедневно с 7 января издавались «Диспозиции воинских частей». В них точно указывалось, в каком месте города должна расположиться та или иная рота, тот или иной батальон. Все было заранее подготовлено, оставалось только скомандовать «Пли!». «Царь играл в войну совершенно серьезно, — писал В. И. Ленин, — как будто бы он находился перед нашествием вооруженного неприятеля»{63}.
Большевики делали все, чтобы показать рабочим пагубность избранного ими пути борьбы. 8 января Петербургский комитет РСДРП выпустил прокламацию «Ко всем петербуржским рабочим»: «Нет, товарищи, — говорилось в ней, — ждать свободы от царя, который еще недавно, в своем последнем манифесте, твердо заявил, что он не намерен отказаться от самодержавия, невозможно. Если царь и обещает реформы, он и его чиновники обманут нас. Такой дешевой ценой, как одна петиция, хотя бы и поданной попом от имени рабочих, свободу не покупают. Свобода покупается кровью, свобода завоевывается с оружием в руках, в жестоких боях. Не просить царя и даже не требовать от него, не унижаться перед нашим заклятым врагом, а сбросить его с престола и выгнать вместе с ним всю самодержавную шайку — только таким путем можно завоевать свободу. Много уже рабочей и крестьянской крови пролито у нас на Руси за свободу, но только тогда, когда встанут все русские рабочие и пойдут штурмом на самодержавие, только тогда загорится заря свободы. Освобождение рабочих может быть делом только самих рабочих, ни от попов, ни от царей свободы вы не дождетесь. В воскресенье перед Зимним дворцом, если только вас туда пустят, вы увидите, что вам нечего ждать от царя»{64}.
8 января Петербургский комитет обратился со специальной листовкой «К солдатам», призывая их не стрелять в народ. «Солдаты! — писалось в ней. — В воскресение народ пойдет к царю требовать свободы. Но царь не хочет давать свободы и пошлет вас с ружьями и пушками против народа. Он прикажет вам стрелять в народ. Он может приказать вам бить стачечников. Отказывайтесь стрелять и бить ваших братьев, не слушайтесь офицеров, переходите на нашу сторону. Солдаты, идемте вместе с нами за свободу!»{65}.
Пыталась предотвратить кровопролитие и демократическая интеллигенция столицы. Она избрала специальную делегацию, в состав которой вошел и великий пролетарский писатель М. Горький. Министр внутренних дел Святополк-Мирский делегацию не принял. Он в это время был на совещании правительства, где решался вопрос о том, «как поступить завтра с рабочими»{66}. Вышедший к делегации заместитель министра многозначительно заявил: «Правительство знает, что нужно ему делать, и
