— Я думаю, что люди женятся не только для того, чтобы делить горе и радость пополам, но иногда для того, чтобы удваивать радость и горе друг для друга.
Я провел пальцем по холодильнику. Разумеется, он не работал, но мы по привычке хранили в нём те продукты, что собирались сегодня съесть.
— Да, вероятно, очень даже может быть.
Когда я повернулся, Аня уже вышла.
Чуть больше двух месяцев назад, когда весна только наступала, нас охватило безумие. Мы демонстративно проходили совсем рядом друг с другом, почти касаясь телами, имитировали жесты столь свойственные нам в прошлой жизни. Поцелуи, похлопывания, объятия.
Утром я выходил на кухню и привычно чмокал жену в губы, почти как обычно, чуть-чуть не доводя дело до конца.
— Поцелуй не в полный контакт, — смеялась Аня.
Любое неосторожное движение, чья-то ошибка, один неверный шаг и все могло закончиться. Мы оба почти хотели, чтобы кто-нибудь из нас ошибся, другой, но не ты сам. Вместо этого, мы виртуозно научились избегать прикосновений, действуя почти вплотную друг к другу.
Всё прекратилось так же внезапно, как и началось. С тех пор мы старательно избегали любой ситуации, грозящей несанкционированным доступом к телу партнера.
— Жена, разве тебе не интересно, что будет лет через двадцать! Представь, всё зарастет травой и лесом, города превратятся в живописные руины. Всё буде очень таинственно и прекрасно. Никого нет, только мы, луна в небе…
— И вой волков под окнами. К тому времени опять шкуры в моду войдут, а у меня даже выкроек нет. А ты не умеешь охотиться и обрабатывать шкуры, чтобы они не портились. Впрочем, ты всё равно шкуры снимать не умеешь. Вспомни, сколько ты мучился с бедной свиньей.
Я хмыкнул.
— Зато красивые женщины всегда в моде.
— Через двадцать лет я буду всего лишь пожилой женщиной.
Если бы не сухой тон, я бы подумал, что она шутит. Жаль я не вижу её лица. Пойти к ней в зал с дружественным визитом? Надоело орать. Нет. Лучше пойду в коровник. Работы много.
Я натянул сапоги и вышел во двор.
Вся прелесть жизни в деревне в том, что при желании всегда можно найти уйму занятий на свою голову. В первые месяцы именно постоянная забота о выживании не давала впасть в отчаяние. А сейчас, когда быт налажен, можно уже и впадать. Хоть в отчаяние, хоть ещё куда-нибудь. Но когда быт налажен, отчаиваться уже лень. А если нахлынет, можно пойти подоить корову или напиться самогона. У меня аж три самогонных аппарата, собранных по домам. Я сделал глоток из заветных запасов и отправился чинить коровник. Дело хлопотное, особенно если учесть, что с пилой и молотком я управляюсь хуже, чем с компьютером и студентами. Потихоньку делал, что мог.
Незаметно стемнело.
Снова начал накрапывать дождь, и я заторопился в дом. Хороший предлог, чтобы завершить рабочий день. Умывальник старый, зато надежнее, чем водопровод. А ещё есть бочка с дождевой водой во дворе, а ещё есть просто дождь во дворе. К счастью проблем с водой не было, даже не считая колодца всё в том же дворе.
Кстати, не забыть завтра принести дров, иначе эту воду вскипятить не на чем будет. Природа конечно хорошо, но цивилизация лучше. Попробуй день за днем сидеть без света.
Я вымылся и прошел на кухню. Аня заканчивала готовить ужин. Она поставила тарелки на стол.
— Всё-таки мужчины счастливее, чем женщины, — заметила Аня. — Выпил стаканчик самогона и довольно. Всё хорошо и больше ничего не надо.
Я ничего не ответил. Выпил я совсем немного. Но надо же о чем-то разговаривать за ужином.
Овощи и вареная картошка — запасы прежних хозяев. Своего ещё не наработали, только собираемся. В трех жилых домах было более чем достаточно припасов. Ведь они запасались на зиму, а нас было всего двое. Когда эти овощи закончатся, у нас будет собственный урожай, да и свиньи плодятся. Жаль куры и утки сдохли от голода ещё до нашего приезда.
— Давай сегодня зажжём свечи.
Аня подняла глаза.
— Праздники уже прошли.
— Дело не в этом, просто… — я замялся, пытаясь подыскать подходящие слова, — просто темно.
Я ожидал, жена скажет, что у нас каждый вечер темно и это не повод тратить драгоценные свечи. Но вместо этого Аня кивнула, словно поняла.
— Хорошо.
После ужина мы вместе помыли посуду, и перешли в зал. Мы расположились по обе стороны столика, на котором стояли свечи и смотрели на экран телевизора, в котором танцевали мерцающие тени. Вместо звука — монотонный шум дождя за окном.
Свечи догорели примерно до половины, когда я сказал:
— Покажи мне стриптиз.
Аня как будто даже не удивилась. Мне показалось, что она не расслышала или не считает нужным отвечать на подобную глупость.
Но через несколько долгих мгновений Аня медленно поднялась из кресла. Она встала передо мной в слабом свете двух свечей и принялась медленно раздеваться. Без танцев, музыки и прочих дешёвых сопровождений. В её движениях не было ни стеснения, ни бравады. Просто стояла, неторопливо раздевалась и смотрела куда-то над моей головой.
Наконец осталась обнажённая, более прекрасная, чем все античные статуи, и еще более недоступная.
Я долго смотрел на неё и наверно мог так просидеть до утра. Я вышел из прострации только когда заметил, что она замерзла.
— Спасибо, — голос охрип.
Также, молча, Аня собрала одежду и ушла в спальню. Вернулась одетая и снова села в кресло.
Вскоре огарки погасли.
— На сегодня программа развлекательных передач окончена, — сказал я.
— Пойдём спать, — сказала Аня.
Лёжа в тепле под одеялом, я осознал, что лежать в тепле под одеялом — здорово, верх счастья для утомленного организма. Что засыпать здорово, а просыпаться ещё лучше. Что дышать хорошо и следить, как мысли телеграфной лентой убегают во тьму мозга — очень даже жизнеутверждающее зрелище. Что хорошо быть здоровым и больным быть тоже неплохо, что хорошо быть великаном, а коротышки достойны всяческого уважения. Замечательно, что мозг находится в черепной коробке, а медведи живут в лесу. Луна светит над головой, а земля твёрдая под ногами.
Я слушал мерное дыхание жены и думал о многих вещах.
Я сел на кровати, поднял ботинок и уронил его на пол. Дыхание замерло.
— Ты спишь?
Молчание.
— Скажи вслух то, что я хочу сказать.
— Зажги свечи.
Через паузу.
— Дай мне полчаса.
Я достал из чемодана костюм, который в этой глуши ни разу не пришлось надеть и туфли, которые хорошо отдохнули за прошедшие полгода. Затем, уже в зале, зажег свечи, прикурил от пламени сигарету и стал ждать.
Пунктуальная, как никогда, появилась Аня. Не знаю, как ей без света удалось сделать макияж, но она сделала. Волосы аккуратно уложены, фигуру соблазнительно облегает платье, которое было в отпуске вместе с моим костюмом.
Я встал.
— Ты прекрасно выглядишь. На свете нет женщины красивее тебя.
Аня улыбнулась.
— Теперь уже возможно нет.
Мы сели в кресла рядом друг с другом и принялись болтать о погоде, видах на урожай картошки и капусты. Потом вспомнили, как мы познакомились, нашу свадьбу и нашу работу, дом, друзей и еще много самых различных вещей, о которых могут трепаться близкие люди. Потом мы просто молчали и смотрели, как догорают свечи. Когда осталось совсем чуть-чуть, Аня насмешливо изобразила, как задувает пламя свечи, и рассмеялась. Я улыбнулся.
— Потанцуем?
— Здесь нет музыки.
— Есть, она всегда в нас была.
Мы встали и закружили рядом друг с другом, каждый пока сам по себе, но всё же вместе.
И так мы сближались, кружа в такт собственным мыслям и желаниям, всё ближе и ближе.
Я не знаю насколько смертоносно сейчас прикосновение. Может всё давно закончилось, а может нет. Будет ли наш танец последним в уходящей эре или первым в эре наступающей.
Свеча замерцала в прощальном приветствии, и мы соединились в танце.
Свеча мигнула, перед тем как угаснуть и нас окутал мрак.
