Он повернулся к колодцу, открыл крышку ствольной коробки, вынул затвор, потом магазин и выбросил то и другое в колодец. Потом он взял автомат за ствол и стал изо всех сил бить им по каменной колоде колодца, пока ствол не согнулся, а затем выбросил его в колодец.
— Вот так-то лучше, — сказал он, вернувшись, потирая руки. — Вот так! — А потом заметил тоном человека, который в этот день неплохо потрудился: — Время обеда давно прошло, а в животе у нас еще пусто. — Он повернулся к сжавшемуся в комок пареньку и спросил: — У тебя есть что-нибудь пожевать?
Грилле отрицательно покачал головой.
— Ах, мальчики, мальчики, — задумчиво произнес Густав, — они бросают вас в огонь и в воду. А вот есть не дают. Может, у тебя во фляжке что-нибудь осталось?
— Только чай.
— Давай ее сюда. А если у тебя найдется перевязочный пакет для мальчика, тоже давай. И не жалей, за это мы тебя накормим.
Затем они втроем ели запасы из рюкзака Густава; Грилле тоже получил свою порцию. Он уселся в сторонке у стены и зажал между колен банку с тушенкой. Он вынимал вилкой большие куски мяса и накладывал их себе на большой ломоть черного хлеба.
У Джонни не было аппетита. Он съел только несколько небольших кусочков, потом попил чаю.
— Послушай, Густав, — помолчав, сказал он, и неуверенно посмотрел на друга.
— Что тебе?
— Он назвал тебя предателем… — Джонни показал на парня из гитлерюгенда.
— Я это слышал.
— Но ведь ты никакой не предатель, правда?
В эту минуту Грилле отбросил пустую банку на другой край двора. Она покатилась с ужасным шумом. Парень же с удовольствием погладил свой живот.
— Отличное ощущение появляется сразу, когда поешь, — сказал он, слегка отрыгивая, — а вот это вам, наверное, еще пригодится. — Он щелчком подвинул Джонни и солдату перевязочный пакет. — А теперь позвольте вас спросить: когда вы собираетесь трогаться в путь?
— А ты как думаешь? — обратился Густав к Джонни.
— Я бы хотел еще немножко передохнуть, — попросил тот.
— Мы не можем оставаться здесь долго.
— Густав, пожалуйста, ну еще хоть часок!
— Так долго? — подал голос Грилле. — И попасть здесь в руки русских?
— Наелся и опять надулся от спеси? — недовольно проворчал Густав.
Грилле потянулся. Он действительно чувствовал себя отлично.
— Задержать вы меня не можете, — сказал он, позевывая. — А короткая передышка мне и самому нужна. — Он поднялся, вышел на середину двора и снова уселся в тени колодца, повернувшись к Густаву и Джонни спиной.
— Послушай, Джонни, — возобновил Густав прерванный разговор, — я хочу тебе кое-что объяснить.
— Да?
— Когда мы еще были в шалаше, ты мне рассказывал о солдатах, которые хотели ехать на поезде с беглецами, помнишь?
Мальчик кивнул. Перед глазами его снова возникла ужасная картина: полевые жандармы сталкивают с поезда ефрейтора, и тот надрывно плачет.
— Я такой же, как и он, — тихо продолжал Густав. — Но, видишь ли, слово «предатель» здесь никак не подходит. Так говорят только те, — он на секунду замолк, подыскивая нужное слово, — только свиньи, да-да, свиньи. Твоя мать нашла для них самое подходящее название.
— Так, значит, ты все-таки расслышал меня тогда?: — подавленно спросил Джонни.
— Расслышал. Твоя мать, должно быть, умная и понятливая женщина…
Мальчику пришлось по душе такое замечание.
— Она, конечно, не слишком рада этой войне?
Джонни постарался смягчить свой ответ:
— Она иногда ругается.
— Я тоже больше ничего не хочу знать о войне. Она принесла столько горя, стоила стольких жизней! Я не собираюсь отдать ей и свою, я хочу жить, ты понимаешь?
Джонни удивленно посмотрел на друга. Конечно, такой храбрый солдат, как Густав, никогда не умрет так просто.
— Я просто должен остаться в живых, — говорил Густав. — Мой отец погиб в Польше, в самом начале войны. Мой старший брат получил гроб бесплатно: он погиб в подводной лодке где-то в Атлантике. У матери остался теперь я один. Поэтому я не хочу больше воевать. Вот, собственно, почему я и скрываюсь. Я не хочу погибнуть сейчас, за пять минут до конца войны!
Солдат замолчал, пристально глядя в глаза мальчику.
Джонни не знал, что ему ответить; он чувствовал себя слишком смущенным. Где-то он мог понять своего взрослого друга. «Моя мама тоже за меня боится», — подумал он.
— Но что же будет? — спросил он через некоторое время.
— Мы пойдем дальше, Джонни.
— А что мы будем делать с ним? — Он кивнул в сторону Грилле, отдыхавшего в тени возле колодца.
Густав пожал плечами.
— Я и сам не знаю. Во всяком случае, не можем же мы тащить его с собой до самого Берлина…
Джонни встрепенулся:
— Ты тоже хочешь попасть в Берлин?
— Да, — ответил Густав, — я тоже там живу.
Джонни облегченно вздохнул. Густав тоже пойдет в Берлин! Этот ответ разрешил сразу все проблемы. Его друг никакой не предатель. Глупости все это. Кто хочет остаться живым ради того, чтобы увидеть маму, тот не может быть предателем. А уж Густав-то знает, что он делает!
7
В пути через заколдованный лес.
Встреча с танками.
«Ну и вопрос!»
«Откуда вдруг взялось столько пчел? Раньше их здесь не было. Только одинокая пугливая растрепанная курица копошилась в пыли. И вообще, настоящая весна началась только теперь…»
Джонни повернулся набок, собираясь еще немного подремать. Что-то давило на голову.
«Да, здесь лежать еще хуже, чем на деревянных скамейках в бомбоубежище, — подумал он. — И пчелы жужжат все громче». Он схватился за висок, начавший болеть еще сильнее.
Потом мальчик с трудом открыл глаза и посмотрел на солнце, большое, круглое и оранжевое, как апельсин. Оно стояло низко над лесом. Его лучи преломлялись в кронах деревьев и окружали противоположное здание красноватым сиянием, отчего оно стало немного похожим на старинную разрушенную крепость.
Джонни поднялся. Пригладил ладонями волосы. Увидел, что голова его лежала на обломке кирпича, а напротив находится не старая крепость, а обгоревший сарай. А жужжали вокруг него совсем не пчелы.
Его взгляд скользнул вдоль полевой дороги, которая шла через одичавший фруктовый сад и луг с трупами коров, и остановился на склоне холма. Над невысокими верхушками сосен стояло черно-серое облако пыли.
— Где же Густав?
Джонни испуганно оглянулся. Согнувшись и скрестив на груди руки, солдат спал, сидя у стены дома. Пилотка соскользнула у него с головы.
— Подъем! — Джонни потряс солдата за плечо. Пыльное облако над лесом поднималось все выше. — Вставай же, Густав!
Но тот только тяжело вздохнул и продолжал спать. Верхняя часть туловища у него наклонялась все ниже, он мог вот-вот свалиться на землю. Тогда мальчик начал дергать его за волосы и колотить по спине. Здоровой коленкой он толкал его в бок. Он буквально стонал от своей беспомощности и отчаяния, а вдали все нарастал скрежет гусениц и многоголосый гул моторов.
— А? — наконец очнулся солдат.
— Здесь очень страшно! — вскрикнул Джонни. — Ты только послушай.
Густав медленно открыл глаза и, ничего не понимая, огляделся вокруг. Земля дрожала, от стены сарая отрывались куски штукатурки и катились по двору.
— Танки!
Солдат подскочил, забросил за спину рюкзак и надвинул поглубже на лоб пилотку.
— Скорее, за дом!
Он схватил Джонни за руку и потащил за собой. Вдруг Джонни вспомнил о парне из гитлерюгенда:
— Мы забыли Грилле!
Солдат поспешил назад.
— Его нигде нет, — сказал он, когда вернулся обратно.
— Как это нет?
— Странный вопрос! У колодца никого нет!
— Где же он может быть?
— Да идем же скорее, танки с минуты на минуту будут здесь!
Они обежали разрушенный дом, осторожно прокрались вдоль старого забора, а оттуда по обросшему мхом бревенчатому настилу выбрались на узкую дорогу, ведущую к лесу. Там они почувствовали себя уверенней, однако не стали останавливаться, чтобы передохнуть. Под высокими деревьями царил приятный полумрак. Шум танковых моторов звучал здесь более приглушенно.
— И как только я мог так заснуть! — сокрушался Густав. — Ведь я все время старался держать себя в руках.
Они пошли медленнее.
— Какое счастье, мальчуган, что ты проснулся!
Тропинка, по которой они шли, пружинила под ногами. По обе стороны от нее между стволами елей и буков землю покрывал зеленый ковер мха. Когда он стал темнее, им с трудом удавалось не сбиться с тропы. До них все еще доносился гул танков, но уже не сзади, а со всех сторон. Потом послышались приглушенные звуки пушечных выстрелов и треск пулеметов. Когда стемнело, стало видно, как в небе время от времени вспыхивали осветительные ракеты, которые с минуту держались в вышине. Их желтоватый свет оживлял лес — заколдовывал, как казалось Джонни. Кроны деревьев сияли, стволы поблескивали, а тени от них качались на матово блестящей земле, как маятник огромных часов.
