Оказавшись на Имако́дзи, добираемся до «Киноку́нии»[32], сворачиваем за угол и, не доходя до «Старбакса», попадаем в открытое кафе «Гарден». Сейчас, в разгар лета, трапезничать за столиком на веранде, любуясь горными склонами, — удовольствие особое.
Я заказываю тосты, госпожа Барбара выбирает мюсли с орехами и изюмом. Мы неторопливо завтракаем, болтая ни о чем. В основном обсуждая местные новости. Там-то открылся новый магазинчик, в таком-то ресторане совсем испортился вкус, в такой-то кофейне хозяин пристает к молоденьким официанткам — и все прочее в том же духе. Как всегда, за щебетанием о том, что в принципе совершенно нас не волнует, и пролетает время.
Кофе мы допиваем уже к одиннадцати. Госпожа Барбара открывает любимую плетеную корзинку из ротанга, достает новенький айфон.
— Ух ты! Совсем новый… Купили, что ли? — удивленно спрашиваю я.
— Поклонник принес. Сказал, по этой трубке он всегда сможет со мной связаться…
Мой взгляд скользит по глянцевому экранчику. На фото в режиме ожидания — один из ее ухажеров. Мужчина явно моложе госпожи Барбары, но, как и всё, что ее окружает, безупречно красивый.
«Сколько же, интересно, у нее бойфрендов?» — с завистью думаю я. С таким плотным графиком свиданий эта сердцеедка должна быть постоянно занята!
И тут ее айфон начинает звонить.
«Алло, алло…» — доносится до меня мужской голос. И продолжает болтать — с такими игривыми интонациями, что у меня по спине бежит холодок. Может, госпожа Барбара заколдовывает собеседника, сама о том не подозревая? И хотя его слов я разобрать не могу, мне все сильнее мерещится, будто эти двое занимаются сексом по телефону.
Закончив разговор, госпожа Барбара неловко пожимает плечами.
— Ну вот, он уже здесь, в «Старбаксе»! Так хотел увидеться, что примчался раньше назначенного. Сидит там и ждет… Легок на помине, а? Как будто услышал, что мы о нем говорим!
Последнюю фразу она произносит, понизив голос, и сокрушенно цокает языком. А затем достает из корзинки косметичку и быстро подкрашивает губы.
Витрины «Старбакса» на Онарима́ти поблескивают через дорогу от нас. Раньше в том доме была творческая резиденция знаменитого художника-мультипликатора Ёкоя́мы Рюи́ти[33], и «Старбакс», заселившись в здание, не тронул его исторического дизайна. Маленький пруд обнесли оградкой, а сакуры с глициниями оставили как есть. Когда хочется посидеть где-нибудь спокойно за книжкой, я частенько забредаю в этот «Старбакс». Мне нравится, что здесь можно провести хоть весь день и никто из персонала не посмотрит на тебя косо.
Сегодняшняя «программа свиданий» у госпожи Барбары такова: прокатиться в машине поклонника до Хая́мы[34], пробежаться там по музеям, а к вечеру поужинать местной тэ́мпурой[35] — и назад. Она приглашает с собой и меня, но я не представляю, куда девать велосипед, да и мешать сладкой парочке неохота, так что я благодарю и отказываюсь.
«Ну, тогда до скорого!» — бросает мне госпожа Барбара, встает из-за столика и проворным шагом уходит. Оставив на листочке со счетом деньги — 550 иен, точную цену ее мюслей. В дружбе между соседями каждый платит за себя, тут я с ней солидарна.
На веранду стекается все больше туристов. Вскоре поднимаюсь и я.
Приезжих среди жителей Камакуры можно вычислить с первого взгляда. Как только наползает июльская жара, улицы заполняются рослыми молодыми токийцами, рвущимися на местные пляжи.
С началом школьных каникул наш и без того сонный магазинчик впадает в настоящую летнюю спячку. Однажды Наставница, не в силах терпеть такое вынужденное безделье, даже выстроила вдоль прилавка несколько столиков и попыталась вести мастер-классы по каллиграфии, но все ученики от такой жарищи почти сразу сникли и приходить перестали.
В целом же «Канцтовары Цубаки» — магазинчик до ужаса старомодный. Весь его ассортимент — тетради, ластики, деревянные карандаши, компасы, линейки, фломастеры, ножницы, клей, канцелярские кнопки, резиновые колечки, бумага для писем, почтовые конверты… Унылая классика, которая не меняется десятилетиями.
Конечно, в любом деле без «основы основ» далеко не уедешь, но как по мне, здесь катастрофически не хватает игры, развлечения. Потому и цвета у всех этих вещей такие безрадостные. Будь на то моя воля, я бы давно уже расширила ассортимент. И продавала бы канцтовары не только для детей, а, скажем, и для своих ровесниц: что-нибудь модное, с красивым, современным дизайном. Только вся беда в том, что никакой «воли» для этого я в себе найти не могу. Ну не лежит ко всему этому сердце, хоть тресни.
Подкашивает торговлю еще и то, что мы не продаем механических карандашей со сменными стержнями. Это «священное правило» установила еще Наставница.
— В магазине для чистописания не место всякой механике! — упрямо повторяла она. — Только дерево!
Всем детям, которые хотели купить механические карандаши или сменные стержни, она, сделав большие глаза, читала нотации.
— Может, вам еще шариковые ручки подавай? — язвительно вопрошала она. — Чтобы вы писали как курица лапой?!
Зато уж деревянных карандашей, которые мало кто покупает, мы предлагаем хоть отбавляй. Причем самой разной мягкости, которая указывается цифрами перед латинской буквой «B». Чем больше цифра, тем легче таким карандашом писать и тем жирнее получается линия. Лучше всех продаются «полумягкие» — HB и 2B, хотя выбор гораздо шире. А «супермягкий» стандарт 10В, у которого стержень вдвое толще обычного, продается как «элитный» товар аж по 400 иен за штуку. Его еще называют «кистевой карандаш».
Когда жара становится невыносимой, прибираться в доме не остается никаких сил, я бездельничаю за прилавком, сжимая в пальцах «кистевой карандаш» и прописывая буквы хираганы.
Единственный в доме кондиционер вышел из строя, а когда я обратилась в ремонтную лавочку по соседству, мне сказали, что таких запчастей давно уже не выпускают и починить его невозможно.
Находиться в таком доме — все равно что париться в бане. Только над прилавком еще крутится прибитый к стене вентилятор, и потому я не отхожу от него ни на шаг. Так и сижу под ним весь рабочий день, подпирая ладонью щеку.
い ろ は に ほ へ と… ち り ぬ る お… わ かよた…
И-ро-ха-ни-хо-хэ-то… Ти-ри-ну-ру-о… Ва-ка-е-та…
Не дописав стишок и до середины, я, похоже, опять засыпаю, хотя пальцы продолжают сжимать «кистевой карандаш». С тех пор как сломался «кондишен», я клюю носом с утра до вечера. Но, насколько я слышала, сонливость — это защитная реакция организма в ответ на жару. Так не проще ли позволять своему телу защищаться, как ему удобнее?
Открываю глаза и вздрагиваю: прямо в меня упирается взгляд какой-то маленькой девочки.
«Что? Опять?!» — проносится в голове, и я съеживаюсь от страха. Хвастать тут нечем, но приходится признать: новости о том, что кто-нибудь снова увидел призрака, будоражат этот город практически беспрерывно. И особенно часто в таком медвежьем углу, где обитаю я. Что удивляться? Именно здесь, в Камакуре и вокруг нее, веками велись междоусобные войны, плелись заговоры и гремели страшные битвы, совершались убийства и вырезались целые семьи от мала до велика. Следами тех жутких событий испещрено все вокруг. Иначе говоря, для охотников за привидениями Камакура — настоящий рай.
Впрочем, на сей раз это, кажется, все-таки не привидение. Ошалело моргнув, я понимаю, что уже видела эту малявочку раньше. Только вот где и когда? Эту ровную челочку до самых бровей, идеальную стрижку под куклу-кокэ́си[36]… Кто же она?
— Красивые буквы, тетя! — говорит мне Куколка, даже не поздоровавшись.
Что ж. В глазах такой пигалицы, пожалуй, даже я в свои двадцать с хвостиком выгляжу «тетей». Тем более сегодня, когда в такую жарищу не нашла ничего лучше, чем надеть свободное, «миссионерское» платье без рукавов, в котором раньше частенько ходила Наставница. Такое и правда состарит кого угодно!
