Рейтинговые книги
Читем онлайн Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская - Борис Мансуров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 106

4. Дабы не усугублять напряженность, которая возникла вследствие Вашей совершенно неуместной телеграммы, мы позволим себе посоветовать Вам не пытаться помешать скорому выходу книги. Эти попытки не остановят публикацию, но придадут всему событию тон политического скандала.

Примите, милостивый государь, мои самые сердечные приветствия.

Дж. Фельтринелли.

Читая этот ответ, Борис Леонидович заразительно смеялся и с юмором заметил, что Джанджакомо перещеголял всех веселых плутов из комедий Гольдони[47]. Я говорила Боре, что в такого итальянца нельзя не влюбиться. Фельтринелли вышел из компартии Италии, но не поддался на угрозы и издал роман Пастернака в ноябре 1957 года.

После ареста и осуждения Ивинской и ее дочери Ирины в декабре 1960-го по сфабрикованному обвинению в контрабанде валюты первыми забили тревогу Д’Анджело и английские журналисты, а Фельтринелли организовал широкую волну протеста в мире с целью освобождения невиновных «женщин Пастернака»[48].

23 января 1961 года международный ПЕН-клуб обращается в Союз писателей СССР с письмом на имя Суркова: «В связи с сообщением об осуждении Ольги Ивинской и ее дочери[49] ПЕН-клуб и Общество писателей Лондона настоятельно просят Вас настаивать на немедленном опубликовании материалов процесса».

Сурков отвечает: «Нам странно, что международный ПЕН-клуб так поспешно и решительно выступает в защиту обыкновенных авантюристок, не имеющих никакого отношения к литературе, не потрудившись даже узнать, кто они, кем и за что осуждены».

Генеральный секретарь ПЕН-клуба господин Карвер настаивает на просьбе: «В моей последней телеграмме выражено удивление по поводу Вашей мысли, что ПЕН-клуб и Общество писателей не имеют представления о том, кто такая госпожа Ивинская, и что мы могли предпринять свои действия, не обдумав серьезно этого дела. Чтобы рассеять всякие неправильные представления, не могли бы Вы, как я просил Вас в своих телеграммах, просить власти опубликовать стенографический отчет судебного процесса. Все это дело вызвало глубочайший интерес на Западе, в особенности в литературных кругах».

3 апреля 1961 года Сурков шлет Карверу пространное письмо, основные положения которого звучали в передачах советского радио на заграницу в январе 1961-го. В них много «ярких» и симптоматичных «фактов» и утверждений.

Сурков пишет: «Так, в западной печати и в показаниях Ивинской значилось, что эти деньги якобы получались для Б. Пастернака. <…> Я побеседовал с настоящей женой Пастернака Зинаидой Николаевной и самыми его интимными друзьями Всеволодом и Тамарой Ивановыми. <…> В литературной среде знали Ивинскую как способную на все авантюристку, афишировавшую свою близость к Пастернаку. <…> Как нас заверила жена Пастернака и его друзья Ивановы, Пастернак не мог брать этих денег, т. к. до последнего дня своей жизни жил на свой легальный заработок»[50].

Между тем в письме к Жаклин от 14 ноября 1959 года Пастернак напоминает о тех деньгах, которые обеспечивали безбедную жизнь Большой дачи при отсутствии гонораров за его переводы и стихи: «Вечером пришли Ваши 10 тысяч рублей, а в первый раз было 20 тысяч рублей и затем 5 тысяч рублей. Как это было снова кстати!» В книге Карло Фельтринелли приведены данные о передаче денег от Фельтринелли к Пастернаку начиная с 1957 года: «21 декабря 1957 года — 12 800 рублей, июнь 1958 года — 14 000 рублей, октябрь 1958 года — 10 000 рублей» и так далее[51].

Ивинская рассказывала мне:

— Семейство Пастернак на встречах со следователями КГБ в 1960 году об этом забыло, а те сделали вид, что об этом ничего не ведают.

В письме к своей подруге Люсе Поповой из лагеря летом 1962 года Ивинская написала: «Я легко могла доказать на суде, что не я, а в основном формальная семейка пользовалась тем, за что осудили меня, да еще с присущей им подлостью. Они на эти деньги покупали машины и т. п. Они ни о чем не заботились, только хапали денежки, а мы их покорно им доставляли. Хапали — они, а потом притворялись, что ничего не знают»[52].

В своем пространном письме в ПЕН-клуб Сурков сообщает:

Огромная пачка оригинальных писем Фельтринелли и его агента журналиста Д’Анджело, хранящаяся в судебном деле, наглядно показывает, что и издатель, и «самый близкий человек» Ивинская руководствовались в этом чисто меркантильными соображениями[53].

Вся пачка писем Фельтринелли и международного жулика Д’Анджело раскрывают их, а вместе с ними и Ивинскую, как грязных циников в делах и злых гениев в жизни незаурядного и субъективно глубоко честного поэта Бориса Пастернака.

Так заклеймил авантюристов Сурков.

Карло Фельтринелли в своей книге привел заявление отца по поводу ареста Ивинской и ее дочери, которое он разослал в 1961 году в новостные агентства всего мира: «Я считаю, что Ольга Ивинская не ответственна ни за ввоз денежных сумм, ни за их назначение. Потому что, во-первых, требование доставить эти деньги исходило только от Пастернака, и во-вторых, Пастернак хотел, чтобы сумма в рублях была передана — безразлично, в его руки или руки Ивинской»[54].

Ивинская была осуждена советским закрытым судом на восемь лет, а Ирина — на три года за контрабанду валюты. Фельтринелли, Д’Анджело, известные зарубежные писатели и журналисты прилагали огромные усилия для освобождения невиновных женщин. В результате Джанджакомо Фельтринелли выкупил у советских властей досрочное освобождение Ирины в 1962 году и Ольги Ивинской — в 1964-м. Карло Фельтринелли в своей книге рассказывает: чтобы договориться с советскими властями, его отец передал рукописи работ Маркса и Энгельса, которыми владел, в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Кроме того, он передал лично Поспелову, директору ИМЛИ, несколько писем-автографов Пастернака, которые писатель присылал конфиденциально к Фельтринелли в период борьбы за издание «Доктора Живаго» в Италии. В книге также опубликовано обращение Фельтринелли к члену ЦК ИКП товарищу Секкье от 12 октября 1961 года: «Я надеюсь, что этот мой жест одностороннего разоружения сможет привести к пересмотру в соответствующих инстанциях судьбы Ивинской и ее дочери. <…> Я прилагаю английскую статью, в ней приводится ряд заявлений Суркова, стиль которых далек от того, что приличествовало бы в полемике между советским гражданином и западным миром»[55].

Опубликованное в 1961-м в английской печати письмо Суркова к Каверу вызвало ответную реакцию у Д’Анджело. Он пишет Суркову: «Ваше утверждение о том, что Ивинская действовала за спиной Пастернака и во вред ему, абсолютно ложно. <…> Вы всегда ненавидели Пастернака. Но и смерть Пастернака не погасила Вашей ярости, которую Вы, при помощи ложных обвинений и клеветы, обратили против двух беззащитных и тяжелобольных женщин[56]. <…> Вы лжете самым беззастенчивым образом. Будьте смелым, предъявите все письма и документы процесса. Будет интересно увидеть, кто при этом потеряет свое лицо».

Эту линию сурковской лжи продолжали советские пастернаковеды, что с болью наблюдал Митя. Он изучал многочисленные публикации в советской и постсоветской печати и обратил мое внимание на появление «особо изощренной и подлой лжи на маму» после ее смерти.

Митя говорил мне, что в 1997 году вышла биография Пастернака, сочиненная Евгением Борисовичем, где наряду с прежними наговорами на Ивинскую впервые прозвучала новая ложь:

— Евгений Борисович стал утверждать: «Ивинская своими истериками заставила Пастернака отказаться от Нобелевской премии. Она хотела иметь заказы на переводы».

Так он скрывал свою вину за вынужденный отказ Бориса Леонидовича от Нобелевской премии. Ранее Евгений уже распространял ложь о том, что «Ивинская вернулась из первого лагеря осенью 1953 года, и папочка ее уже не любил, а только помогал из благодарности», хотя лучше всех знал, что она была освобождена в начале мая 1953-го, а с конца мая уже жила рядом с Большой дачей в Измалкове, куда ежедневно приходил Борис Леонидович.

Митя рассказал:

— В своих воспоминаниях Зинаида написала, как ей сообщил Асеев о встречах Пастернака с Ольгой в Переделкине. Зинаида тогда «позвонила Евгению, сыну Бориса Леонидовича от первой жены, и просила его поехать к отцу в Переделкино, чтобы прекратить эти свидания»[57]. Евгений срочно поехал к «папочке» с требованием Зинаиды прекратить встречи с Ивинской, но Пастернак, как написала Зинаида Николаевна, его прогнал. Однако ложь о возвращении мамы из лагеря «осенью 1953 года» и наговоры о ее аресте в 1949-м за махинации с гонорарами тиражируются советскими пастернаковедами[58].

На одной из встреч в Литературном музее Москвы в Трубниковском, куда я пришел с Аленой Акатовой, поэтессой из Германии, любящей и знающей творчество Пастернака, сотрудник музея говорил: «Я знаю наверняка, что Ивинскую арестовали в 1949 году за махинации в журнале „Огонек“. Об этом много раз писали Евгений Борисович и Лидия Чуковская». На мой вопрос, читал ли он материалы КГБ из дела Ивинской 1949 года, опубликованные в «Литературной газете» в № 11 за 1994 год, господин литератор ответил, что «не помнит такого». А в этой статье приведены следующие сведения:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 106
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская - Борис Мансуров бесплатно.

Оставить комментарий