яркой полоской и около кустов засияла переливчатым огнем. За ней вторая звездочка по полянке проносится.
Что бы это значило? И как раз в это время из-за гор луна встала. Осветила полянку. Увидел Иванушка: бежит малый зверек-бурундучок, а в зубах у него камень-самоцвет. Положит его на траву, а сам опять в гору. В горе, видать, трещина. Из нее бурундучок выскакивает и камень за камнем таскает на лесную полянку.
Натаскал большую грудку. Сверкают самоцветы, переливаются.
Стало светать. Бурундучок как свистнет! Со всех сторон сбежались к нему бурундучки, по одному самоцветы расхватали — и все в разные стороны! Будто цветные искорки во все концы рассыпались.
Ни одного камушка не осталось.
Занятно это Ивану показалось. Решил он следующей ночи дождаться. Дума у него тайная была — завладеть самоцветами.
Ушел парень на день в густой лес. Выбрал подходящее место, лег и уснул.
Проснулся Иван — солнце к закату спускается. И вдруг такая его тоска взяла, захотелось Натальюшку хоть глазком увидать. Потихоньку, с осторожкой, добрался он до глубокого рва, что усадьбу Семигора опоясывал.
Стоит, из-за куста на дом богатея поглядывает. Солнце верхушки сосен золотит. А внизу — сумерки густеют.
Вдруг что-то парню в глаза блеснуло. Видит, по траве солнечный зайчик прыгает, круглый такой, светлый.
Что за диво? Глядит Иван, глаза за зайчиком переводит. Невдомек ему вверх посмотреть. И тут падает на траву около Ивана платочек белый, шелками вышитый. Поднял, развернул, — в платочке зеркальце серебряное, круглое. Кверху посмотрел, — стоит в распахнутом оконце Натальюшка, грустная, заплаканная. На зеркальце показывает. Потом насмелилась, крикнула: «Иванушка! Не забывай меня! Как в зеркальце посмотришь, так и вспомнишь. А теперь беги!»
И сама за косяк окна спряталась.
А во дворе уже слуги засновали, за ворота выскакивают.
Ищи ветра в поле! Иван быстрехонько от усадьбы, да за гору самоцветную, где ночью бурундучка видел.
По дороге сломил ветку гибкую, согнул и сделал лук. Выстругал две острых стрелы.
А сам нет-нет и поглядит в Натальюшкино зеркальце. Нам бы, может, что другое в зеркальце померещилось, а Ивану Беглому все милая девушка кажется.
Ночью снова затрещало в горе. Опять словно звездочка мимо Ивана пронеслась и на полянке засияла. Снова бурундучок самоцветы из горы стал носить и в одну грудку складывать.
Поднялась луна из-за леса, светло стало. Прицелился Иван в бурундучка, стрелу спустил».
— Зачем он в него стрелял?! — не выдержала Ксюша.
Анисья Кондратьевна усмехнулась снисходительно.
— Не попал! Только вторую стрелу взял, а бурундучок человечьим голосом ему молвит:
— Не заглядывайся, Иванушка, на камушки-самоцветы. Не будет от них счастья ни тебе, ни другим людям. Заколдованные эти камни, заклятье на них положено. Лучше пойди ты к Семигору, обещай ему груду самоцветов показать, а он пускай тебе в награду даст вольную и коня доброго. Да не забудь мой наказ: приведешь Семигора на полянку, покажешь ему самоцветы. Тут я свистну. Хватай тогда у него из рук вольную, живей в седло и скачи. Да смотри, назад не оглядывайся.
Поверил Иван бурундучку. Пошел к Семигору. Тот как про самоцветы услыхал, велел управляющему писать вольную Ивану. Еле дотерпел до вечера.
Но под конец забоялся: а вдруг Иван Беглый какую хитрость задумал? И дает наказ своим приказчикам: «Если не вернусь из леса к полуночи, стало быть недоброе со мной приключилось. Бегите тогда ко мне на помощь».
Приказал еще Семигор управителю взять коня резвого, и пошли они на самоцветную гору.
Привязали коня у дороги. Вольную Семигор наготове держит. Иванушка его к полянке подвел. Стоит, время выжидает.
Смотрит, бурундук уже большую грудку камней натаскал.
— Гляди, Семигор, вот они самоцветы!
Видит Семигор, на полянке — целая гора самоцветов. Блестят они в темноте, дивными цветами переливаются. От жадности у купца дыхание сперло. Только бы скорее камушки заграбастать! Не глядя, сунул Ивану вольную и вместе с управителем — к самоцветам.
Свистнул тут бурундучок. Ивану надо бы скорей на коня и скакать без оглядки. А ему страсть охота оглянуться, посмотреть, что дальше будет».
— Вот глупый! — не утерпев, вставила Ксюша. — Говорил ведь ему бурундучок…
— Говорил! — согласно кивнула бабушка. — Хорошо, что у него в руках Натальюшкино зеркальце погодилось. Смекнул он, не оборачиваясь, глянул в зеркальце.
Тут у него со страха чуть ноги не отнялись. На полянке вместо Семигора и управителя стоят два серых камня.
Очнулся Иван, кинулся к коню, отвязал его, на ходу в седло прыгнул. И давай по крутым бокам ногами наяривать…
А как выехал на перевал, вдруг Натальюшкино зеркальце и выпади у него из кармана! Разбилось на сорок осколков, которые побольше, а которые вовсе как искорка.
И стали те осколочки сорока озерами. Которые озера большие, а которые — сохатому один раз испить.
А Иван спасся. Ушел в Сибирь, стал там вольным человеком.
Что с Натальюшкой сталось, — про то нам неведомо. Только с того времени, как сидела она на уступе и тосковала об Иванушке, с той поры и бежит из горы светлый родник. За чистоту и прозрачность назвали его люди Хрустальным ключом»…
Анисья Кондратьевна помолчала, потом, будто поясняя, добавила:
— Сказ этот я еще от своей бабки слышала. Может, теперь уж что и не так рассказала…
— Хорошая сказка! — вздохнула Ксюша.
В костре еще теплились красные угли, подернутые пеплом. Ксюша выпрямилась, расправляя затекшую спину.
— Ох, засиделись мы! Ложись-ка спать, а то завтра будешь ходить, как муха сонная, — поднялась с места бабушка.
В избушке, у самого входа темнел очаг, сложенный из угловатых глыб гранита. В глубину, направо, уходили низкие просторные нары. Бабушка уже разравняла на них старое сено, а Ксюша раскинула по нему холщовый полог.
— Я уж там по углам багульнику кинула, чтобы какие-нибудь уховертки или жуки кусачие вас не побеспокоили, — говорила бабушка. — Ложитесь с миром. А я тут, у костерка, ночь проведу.
Ксюша, не переча, ушла с Матвеевной в избушку. Она легла, по привычке положила под щеку ладонь и закрыла глаза. Еле заметно наносило терпкий, дурманящий аромат багульника. Перед Ксюшей вдруг всплыло сказочное видение: бурундучок, который носит самоцветы; яркая звездочка движется в темноте. Потом привиделась Натальюшка с зеркальцем в руках.
И сразу все смешалось, Ксюша заснула крепким сном.
11
Анисья Кондратьевна и незнакомый человек еще сидели у костра.
— Удивительные легенды создают люди! Природа в них оживает, звери и птицы говорят, — задумчиво сказал незнакомец. — Фантазией очи расцвечены, словно самоцветами унизаны. А, меж тем, к примеру, народ уральский — суровый…
Бабушка подняла
