Кондратьевна усмехается. Ксюша поддерживает Матвеевну. Чтобы той было удобнее, она ступает чуть левее. И чувствует, как нога глубоко уходит в ил, будто дна нет.
«Хорошо, что на мне тапочки, — думает девочка. — Босой-то ногой неприятно по няше ступать».
Матвеевна миновала трудное место. Ксюша идет по ее следам и облегченно вздыхает, когда нащупывает следующую жердь.
Прошли мелководье — исток речки Черной. Дальше дорога показалась совсем пустяковой. Вот и сухой бугорок на краю болота. Здесь сделали небольшую передышку.
Уже стало жарко, когда ягодницы подходили к путевой будке.
Первая заметила их Тайка. Она крикнула Васю и кинулась навстречу путешественникам.
Восхищенным взглядом она смотрела на бабушку. А на Ксюшу поглядела с завистью и в то же время с уважением.
Ксюша была на Хрустальном ключе!
И сколько ягод они оттуда принесли!
14
В 1945 году машинист Григорий Ваганов вернулся из армии домой и после заслуженного отдыха снова начал водить пассажирские поезда. Маруся, жена его, порою обижалась на мужа: только приедет из дальнего рейса, не отоспится и уже вспоминает:
— Надо бы у Чердынцевых побывать.
Однажды Маруся не сдержалась и упрекнула Григория.
— О них… — она хотела сказать «о чужих», да вовремя остановилась, — о них помнишь, а вот о том, что у Петюшки ботинок нет, и не подумаешь…
Григорий крепко обнял жену за плечи и заглянул в глаза.
— Маруся! А если бы я не вернулся с войны?
Маруся потупилась, положила голову ему на грудь. Слезы потекли по ее лицу.
— Ведь мы с Андреем всегда дружили. Вместе водили поезда, сначала тут, а потом в прифронтовой полосе. Вражеская пуля могла попасть не ему в грудь, а мне. Тогда ты осталась бы без мужа, а Петька — без отца… А что у сына ботинок нет, так это дело простое. Завтра пойдем в универмаг и купим.
Маруся ничего не ответила. Она только спрятала свое лицо на груди Григория. А тот обнял ее еще крепче.
Больше они никогда об этом не говорили.
Все следующее утро Маруся хлопотала на кухне. Оттуда тянуло такими сдобными запахами, что вихрастый Петька не раз совал свой нос в полуоткрытую дверь.
— Ой, мама! До чего вкусно пахнет!
Но Маруся отвечала ему довольно сурово:
— Не мешай! С голоду не умрешь!
После вкусного, праздничного завтрака, Маруся подала Григорию небольшую, но укладистую, тяжелую корзину.
— Вот отвези Клавдии. Ей, наверное, некогда на кухне возиться. На путях работает.
— Хорошая ты моя! — ласково сказал Григорий.
Он, как ребенка, погладил ее по голове.
Побывав у Чердынцевых, Григорий Степанович вернулся на станцию: вскоре должна была идти электричка в город.
В ожидании поезда он заглянул в маленький чистенький зал для пассажиров.
Как раз в этот момент Кирилл Григорьевич Черноок вышел из своего кабинета.
Окинув высокого ладного мужчину взглядом, он узнал в нем машиниста и, как видно, первоклассного: на его груди поблескивали эмалью два почетных значка «Отличный машинист». Слева на форменном кителе пестрели колодочки, обтянутые орденскими ленточками. Значит, человек этот славен и своими ратными подвигами.
Встретились они лицом к лицу, и Кириллу Григорьевичу неудобно было пройти мимо.
— Что проездом или по делу? — спросил он.
— А вы, извините, начальник? — очень вежливо осведомился Ваганов.
— Да, начальник станции, Черноок.
— Ваганов, машинист, — четко козырнул Григорий. — Семья тут знакомая живет, — продолжал он. — Был у меня друг, тоже машинист. Вместе в армию пошли, вместе поезда водили. Попал он под фашистскую пулю, сложил свою голову. Жена у него осталась. Тут, у вас, путеобходчицей служит. Детей трое. Я из отпуска, навестил их.
— Как фамилия путеобходчицы?
— Чердынцева, Клавдия. На первой будке.
— Да-да! — вспомнил Черноок. — Мне говорили о них. А в чем нуждается семья?
— В чем нуждается? — переспросил машинист. — Да как сказать. Трудновато живут. Правда, Клавдия на ребят пенсию получает. Вот с дровами ей помочь надо. Да хорошо бы распилить, а то мужчина в семье один, нынче в первый класс пойдет.
Он усмехнулся. Улыбнулся и начальник станции.
— Хорошо! — сказал он. — Я про них не забуду. Я тоже фронтовик. Тоже оставлял здесь, на Урале, семью, — и Черноок протянул машинисту крепкую руку.
15
День первого сентября весь был заполнен впечатлениями, встречами, большими и маленькими радостями. И даже если бы солнце не сияло весь день, то и без него все казалось бы ярким, праздничным.
Ксюше запомнилось только утро.
Встала она очень рано. Уже с вечера был приготовлен портфель с учебниками и тетрадями, белый фартук, алый галстук, ленты.
Ксюша быстро оделась, заплела косы. На мгновение взгляд ее остановился на младших ребятах. Они еще спали. Тае надо было идти во вторую смену. А Вася сегодня пойдет «в первый раз, в первый класс», в соседнюю сельскую школу.
Торопливо позавтракав, девочка простилась с матерью.
От путевой будки до станции всего около километра.
Утро было сырое, туманное. Над низинами висела дымка, трава казалась седой от росы. И только на востоке облака тепло розовели от лучей невысоко поднявшегося солнца.
Сначала Ксюше показалось свежо, но быстрая ходьба согрела ее.
В одной руке она несла портфель, в другой — большой букет полевых цветов.
Накануне девочка часа три бродила по лугам, по лесным полянам, где в густой траве еще сохранились те цветы, которые на открытых местах уже давно роняли созревшие семена.
Букет у нее получился нарядным и богатым. Крупные белые ромашки, запоздалые васильки, пламенеющая среди цветов ветка осины могли поспорить с яркими цветами городских садов.
Со станции «Хрустальный ключ» в интернат уезжало трое ребят: две шестиклассницы и пятиклассник Паша, сын вагонного мастера.
На перроне Ксюша сразу увидела Матвеевну, бабушку Паши, а затем и его самого, в ярком пионерском галстуке и новой фуражке.
— Вот и Ксюша! — приветствовала девочку Матвеевна. Она придирчиво оглядела Ксюшу и остановила взгляд на букете. — Гляди-ка, с каким букетом! Ой, да что ж это я! Не нарвала тебе цветов! — и, сунув в руки заспанного Паши ранец, Матвеевна вразвалочку потрусила к одному из станционных домиков.
— Ты в какую смену будешь ходить? — спросил Паша.
— Во вторую.
— Во вторую бы лучше! — вздохнул Паша, и его круглое лицо выразило сожаление. — По крайней мере выспишься досыта.
Ксюша улыбнулась: она вставала по утрам легко.
Вернулась Матвеевна с чудесными осенними астрами, белыми, розовыми, лиловыми.
— Ну вот, и ты с букетом! Куда как хорошо! — удовлетворенно сказала она и наставительно заговорила с Пашей о том, чтобы он берег
