— У миссис Бейли не было детей и близких. Поэтому она завещала деньги мне, а перед смертью, земля ей пухом, сказала, что оставляет вам маленькую квартиру и деньги.
Я оторопел, лишился дара речи. Джанет покопалась в новенькой кожаной сумочке — как я подозревал, плод наследства, — нашла визитку, вручила:
— Это стряпчий, ему не терпится с вами поговорить.
Я прочитал имя:
Теренс Браун
Семейный стряпчий
Сказал:
— Я позвоню.
Джанет улыбалась, но продолжила с печалью в глазах:
— Миссис Бейли сказала, вы ей очень помогали, и переживала о том, где вам жить.
— Где ее похоронили? — не мог не спросить я.
— Форт-Хилл, рядом с мужем.
В Голуэе три кладбища: Боэрмор, Рахун и Форт-Хилл. На первых двух у меня были друзья и родные. На третьем уже хоронят редко — нужно быть очень старым голуэйцем. Даже после смерти есть категории. Джанет посмотрела на новенькие золотые часы:
— Мне пора, мистер Тейлор, надо готовить ужин мужу.
Я никогда его не встречал, но спросил:
— Как он поживает?
Ее ответ хранил всю обыденную теплоту и ласку ушедшей эпохи — что чуть ли не брошенный вскользь в своей простоте.
— А что ему сделается? У нас есть «Скай Спортс», он не перетрудится.
Еще раз обнялись — и она пропала. Я не сказал, что мы еще увидимся: наши отношения не требовали обещаний. Встряхнулся, удивляясь своему дню. Еще не полдень, а у меня уже есть работа, возможно, дом и даже деньги в перспективе. В первую очередь захотелось это отметить, а я всегда знал только один способ.
Выпить.
Я вышел на Эйр-сквер, сел рядом с фонтаном, подставился солнышку, гадая, кого за все это благодарить.
Площадь бурлила.
Рюкзачники
Офисные работники
Дети
Будущие хулиганы
Алкоголики
Бомжи.
Было время, когда в плане выпивки пасть ниже «Бакфаста» было некуда. Он стоял ненамного выше мета, излюбленный выбор забулдыг… дешевый и действенный. В последнее время подростки обнаружили, что если мешать его с «Ред Буллом» и каплей сидра, то можно накидаться. Из-за новой популярности у него подскочила цена. Под своей скамейкой я насчитал сразу четыре пустые бутылки. Пил ли я его когда-нибудь сам?
Несомненно.
Рядом с платными туалетами собралась стайка пьющих. Мужчины и женщины, в обносках, грязные, подавленные. Время от времени они отправляли посланца — «клянчить». Правила стаи простые: с пустыми руками не возвращайся. Рядом на скамейке сидел один из их числа, понурив голову. Дрожь различалась даже на расстоянии. Он покачал головой, и от чего-то в его манере у меня похолодело сердце. Я встал, двинулся к нему. Стая, завидев меня, выслала навстречу разведчика.
— Не будет мелочи на чашку чая, сэр?
Я отмахнулся, и он вильнул от меня влево, к парочке немцев, уткнувшихся в карту.
Я встал над мужчиной, спросил:
— Джефф?
Без ответа, затем голова медленно поднялась — когда-то красивые длинные волосы теперь спутанные, немытые. Губы в язвах, у левого глаза — блекнущий фонарь. Обдало смесью мочи, сырости и тлена. Он сфокусировался, прохрипел:
— Джек?
Хотелось его обнять, отмыть, одеть в чистое.
— Чем тебе помочь, друг? — спросил я.
Не услышал ответа и наклонился. Изо рта у него несло, как от дохлой лошади. Он пробормотал:
— Иди в жопу, Джек Тейлор.
Я отшатнулся, и он попытался выпрямиться, потом сплюнул мне рядом с ногой, сказал:
— Убил мою золотую девочку.
6
Между нами и адом или небом — только жизнь, самая хрупкая вещь на свете.
Паскаль, «Мысли», 213
Странное дело. Вчера ночью мне снилась Ридж, причем, как ни больно признаваться, в — боже мой — романтическом сне. Охренеть, да?
Во сне она была в моих объятьях, и я сжимал ее крепко, как четки. Она подняла лицо для поцелуя, и потом… О боже, я проснулся виноватым, радостным, запутавшимся, злым — обычный утренний багаж. Хуже того — я по-прежнему чувствовал ее в руках, мне ее не хватало. Другого такого жалкого дурака еще поискать. Кажется, я даже покраснел, заметив, как счастлив.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Из всех возможных извращенных мыслей эта была среди худших. Я что? Влюблюсь в ту единственную, кто мне недоступна во всех отношениях? В эти недолгие мгновения я ненавидел себя больше обычного, а у меня и так заполнена квота ненависти к себе. Я твердо решил давить этот безумный порыв и тушить при каждой возможности. Так и представлял ее лицо в том случае, если мне хватит безумия поделиться с ней этим ненормальным сном: жалость и отвращение. Этот образ быстро развеял всю любовь.
В общем, перенервничал, вот и всех делов.
Я взял словарь, нашел нужное слово — и да, подходило.
Вооруженный, я произнес его вслух:
— Это не более чем аберрация.
Помогло?
Ну да, прям.
Есть одно средство от большинства болезней, верный метод сбить себя с небес на землю, и он такой ирландский, что похож на клише или хуже того — ирландский анекдот.
Это кладбище.
Форт-Хилл близко к докам. Глянешь на север — до «Рэдиссона» рукой подать. Перед входом на кладбище расстилается шоссе Лох-Аталия. Я принес цветов — красных и белых роз, — застенчиво сунув их в сумку. Стоял очередной чудесный день. Такими темпами, глядишь, у нас еще получится какое-никакое лето. Конечно, дождь всегда где-то рядом, но все-таки впадаешь в ложное чувство безопасности. Только купишь летние обновки — и нате, тут же зима посреди июня. У нас в Ирландии есть все времена года, просто разом в один день.
Я шел среди могил, пока не увидел маленькую табличку с надписью
Миссис Бейли
Камень можно поставить только через год, если его вообще поставят. В округе лежали увядшие венки. Я добавил свои мятые розы — хотя бы краски оживят. Никогда не знал, что делают у могил. Встают на колени или так и торчат с мрачным видом? Или что? Я пробормотал:
— Вы были настоящей леди настоящей породы.
Считается за молитву? Это хотя бы правда. Я увидел, как приближается фигура в черном, и сказал:
— Священник на девять часов.
Когда он подошел, я увидел, как он затянулся сигаретой и отправил окурок в скопление надгробий. Самому жуть как хотелось закурить, но казалось, что на кладбище это неприлично. Я узнал его — отец Малачи, постоянный спутник моей матери.
В Ирландии есть некоторые… хотя о чем это я? Вся страна под завязку набита странностями. Среди них — уникальный феномен «женщина/священник». Женщины определенного возраста — обычно старше пятидесяти — усыновляют священника, становятся его постоянной спутницей, и никого это не смущает. Попробуйте так взять к себе монашку. Предполагается, что между ними все совершенно прилично. Сказать по правде, отношения и правда редко выглядят романтическими, но мне почем знать? Я только знаю, что это общепринято.
Одни женщины заводят питомцев, другие предпочитают одомашненных священников. Малачи был с моей матерью не разлей вода. И они точно соглашались в одном: что я
Неудачник
Пьянь
Оболтус
Мерзавец.
Так более-менее расцвела дружба.
Не видел его с того вечера на мосту и, если честно, вряд ли хоть раз вспомнил. Этого здоровяка снова окружала никотиновая дымка. Никогда не видел настолько преданного своему делу курильщика. Причем не сказать, чтобы сигареты приносили ему удовольствие. Наоборот, они словно подливали масла на его и так короткий фитиль. Смотреть, как он закуривает, было жутко, глаз не оторвать. Он затягивался с яростью — скулы выпирали, глаза чуть не проваливались в голову. Антитабачное лобби могло бы ставить его на свои плакаты, всех бы отвадил.
— Тейлор, — сказал он.
Я решил обратиться по полному имени, произнес с каплей издевки:
— Отец Малачи.
Удивил его. Он был в обязательном черном, над тяжелым черным свитером торчал воротник. С него ручьем лился пот.
