Большой и маленький миры поменялись местами: в большом мире сплетни, как на коммунальной кухне, разговоры о товарах и ценах и тому подобная муть, а личный мир расширился, простерся за океан, можно обсудить с американским приятелем глобальные проблемы, выслушать (вернее, прочитать по email) его пламенный монолог об устройстве будущего (не своего, а — целого мира).
Откуда знаешь, что будет потом: подписывая контракт с западным издателем, не подумаешь, что он — кидала; молодой миллионер, неотразимый, как Хью Грант, морской пехотинец, прошедший Вьетнам, только усмехнется, если ему сказать, что он будет жить на пособие, нелегально работать на автостоянке, чтобы платить за жилье, что разбегутся все его жены и прочие красавицы, разве что забредет в будку видавшая виды черная проститутка.
Можно, конечно, вопрошать «почему» и сетовать на то и на это; просто времена — не для безбашенных гуляк, надо уважать сухую цифру, а не носиться с бешеной скоростью в открытом «Порше», посылая дорожную полицию американским матом.
Вот и докатался и не отследил, не скинул вовремя сомнительные контракты, а когда спохватился и попытался избавиться от них через обанкротившийся банк, тут его и сцапали судебные приставы с глазами, как заклепки, и упекли голубчика в тюрьму, и накрылась медным тазом его удача.
А теперь что же, теперь остается лишь вспоминать, как ходил по Карибам на яхте, да травить семейные байки про дедушку-гангстера из Детройта, рассуждать о необходимости российско-американского альянса против террористов для спасения мира, или, хоть и редко когда пожаловаться, как он зол, и как ему бывает грустно.
И каждый вечер, только я выйду в сеть, он уже тут как тут. Я до последнего сопротивлялась, не хотела ввязываться в пустопорожнюю болтовню, но, в конце концов, купилась на шутку о карлике, которого прогнали с нудистского пляжа за то, что совал нос в неположенные места, и расслабилась, и рассказала про свои обстоятельства, зная заранее, что уж этот-то не поможет.
А с другой стороны, почему кто-то должен мне помогать? Это советская привычка, что ты — весь такой убогий и несчастный, и тебе все должны. Куда как приятнее жить, как живется, делать, что делается, и не почему-то, а просто.
И какая, в конце концов, разница, миллион читателей, или сто, или даже один, если он так проникся.
Так и пишем каждый день, у кого что: у кого-то на ланч чипсы и сэндвичи из тунца, а кто-то варит суп из крапивы, которую собрали на даче. Шлет газетные статьи, которые мне некогда читать, все же просит: «прочти», говорит, что не длинные, не с кем больше поделиться. Иногда фантазирует: вот приеду в Россию, организую трудящихся в профсоюз и буду бороться с русской мафией (русская мафия прямо умерла от страха). Мечтает приплыть на алых парусах к бескорыстной русской красавице, которая полюбит его за его бурную жизнь. Но поскольку с деньгами на паруса напряг, письма уже пять лет, как пишутся мне, ну, разве устоишь против подобного постоянства.
Вот, собственно, и все. Если не получается, что хочется, бери, что дают, убеждай себя, что и оно неплохо. Все дороги куда-то ведут, что-нибудь да будет, даже если разбились мечты, будь, читатель, неприхотлив и не вешай носа.
Структура
Это только кажется, что свобода, и можно делать все, что захочешь, на самом деле существует жесткая структура с ограниченным числом ячеек, в которых можно разместиться.
Работать можно торговым агентом или менеджером по продажам, если окончил институт, телохранителем или охранником, если спортсмен, моделью или в видеочате, если девушка, на рынке, водителем маршрутки или торговать дисками в переходе, если ни то, ни другое, ни третье.
Утром можно вдыхать аромат чая «Липтон», наслаждаться восхитительным кофе «Чибо», а если захочешь выпендриться и заварить, скажем, настойку из одуванчиков, очень скоро узнаешь, что и это уже схвачено фирмой «Эвалар — здоровья дар», которая рекомендует эту настойку всем для улучшения всего.
Читать можно триллер, иронический детектив, дамский роман, всякую фигню про гоблинов или эзотерическую литературу.
Пить можно «правильное пиво» или «пиво с мужским характером».
Слушать можно «Шансон», если с цепью и усами, «Ретро», если с лысиной и морщинами, «Динамит», если бритый или с проколотым животом.
Поехать отдыхать можно на неделю в Турцию за 190 у.е., или в Египет за 180, а если захочешь выделиться и убежать куда-нибудь в отечественные леса, там тебя, все равно, настигнет группа паломников, движущаяся по маршруту Муром-Дивеево с намерением прикоснуться к истокам.
Если задумаешь открыть бизнес, будешь торговать унитазами, пирожками или бытовой химией в ларьке, а на другой стороне улицы тем же самым будут торговать конкуренты.
Если заработаешь много денег, будешь покупать недвижимость, делать ремонт, бояться не туда и не так вложиться, будешь ездить не в Турцию, а на Канары, и все равно, не придумаешь ничего нового.
Если решишь никуда не вписываться и просто залечь с книгой на диван, в конце концов, все же потянешься собирать бутылки и займешь-таки соответствующую ячейку.
С развитием структуры количество ячеек будет расти, и при их большом количестве может показаться, что идешь своим путем, но, на самом деле, просто вписываешься в хорошо забытые ячейки.
Структура толерантна к нестандартным и несерьезным занятиям типа сочинения стихов, изготовления металлоискателей на дому или попыткам осмыслить бытие, потому что ячейки, возникающие самопроизвольно, как правило, временны и одноразовы, с исчезновением своих создателей рассасываются без следа и не вносят в функционирование заметных сбоев.
Злые духи
Она говорит, что мы безалаберно живем, что неправильно питаемся, что жить без супа нельзя. Она нас стращает: ее любимое присловье «вот будет близок локоток», это относится и к тому, что Алеша ходит по ночным клубам, в которые я его «пускаю», и к тому, что нельзя так поздно ложиться спать, надо заботиться о здоровье. Ее идеал: чтобы мы с ней вместе варили что-нибудь на кухне, потом это ели и при этом калякали, словно крутя волшебный горшочек, перебирая моих знакомых (ее — все умерли), их дома, что готовят в этих домах, и кто при этом во что одет. Когда я не солоно хлебавши прихожу домой после неудачных квартирных просмотров, она удовлетворенно констатирует: «Ну, ничего, впредь будешь умнее и не станешь больше никуда ходить». Она говорит, что сидит у нас постоянно одна, что я разорила ее гнездо, отучила ее жить самостоятельно, и все это на самом деле не так, потому что жить одна она больше не может, а разорение «гнезда» свелось к выносу висящей там без надобности не знаю сколько лет одежды и валяющихся на всех полках пузырьков от лекарств. Если, сдерживаясь из последних сил, я подливаю в чай бальзама, чтобы расслабиться, она, в лучшем случае, не заметит, а, в худшем, обеспокоенно спросит, а не вырабатывается ли у меня привычка к алкоголизму.
Она смотрит только один сериал, не умеет уже себя занять, не читает. Она сидит дома и ждет меня, а если меня долго нет, звонит на мобильный, видит во всем тайные умыслы, считает, что я надолго ухожу из дома нарочно, вешая трубку, говорит: «Ну, ясно» с таким выражением, что, отсутствуя больше двух часов, я непроизвольно начинаю дергаться.
И все же, это не вся правда, есть и другая сторона, что жили мы жили, и было нам хорошо и свободно, вечерами стрекотали за своими компьютерами, никто никого не трогал, никто ни к кому не приставал, Алеша, бывало, скажет: «Иду — туда, приду, наверное, тогда», и мы только кивнем, выжидая, кто пойдет закрывать дверь, продвинутые современные люди с творческими устремлениями, родители с взрослым сыном, без антагонизма, с общей демократической идеологией, редкий случай, с общим чувством юмора, без патриархальности, семейных обедов и всякого такого, ели часто по очереди, что Бог послал, но иногда собирались вместе что-то обсудить и советовались и смеялись. Алешины друзья дивились, как это его до сих пор не напрягает жить с родителями, и хотя он говорил, что не уходит от нас из-за общего Интернета, мы-то знали, что так, да не так.
И вот все изменилось, появилась у нас кряхтящая и шаркающая старушка с иным мировоззрением — что нам хорошо, ей плохо, что плохо — то хорошо, теперь я даже не знаю, как мы с ней были раньше, какая она была, какая — я, в последнее время я тратила, сколько могла, на ее еду, врачей и витамины, будто откупаясь, носила ей сумки и старалась поскорей свалить, но, проведя с ней неделю летом во время болезни, поняла, как она на самом деле здесь одна живет, когда все чудится и мерещится, и лезут отовсюду всякие твари и все вокруг будто замышляют злодейство, и никого нет, чтобы отвлечь и разубедить, только телефон.
И забрали, поломался, нарушился быт, сначала, постоянно чувствуя на себе ее скорбный взгляд и слушая о всеобщих кознях, я не выдерживала, будто мне перекрыли воздух, выволакивала с грохотом из дома велосипед и каталась в парке. Гриша был с ней на удивленье мягок и доброжелателен, но только по-первости, пока у самого не начались проблемы с новым прибором, пока не начал нервничать и не смог уже выносить пространные рассуждения, как было бы хорошо, если бы в доме готовилась разнообразная пища. Алеша же ведет себя просто по-хамски, восклицая: «Отвали, достала!»
