– Сэр?
– Входите, Гатри, входите, – приветливо ответил Холмс из-за двери.
Обстановка в кабинете заметно разрядилась. Я увидел, что мистер Керем чувствует себя гораздо свободней, чем Холмс. Турок непринужденно развалился в кресле и накладывал в чашку с чаем мед.
– Тьерса до сих пор нет, – сообщил я.
– Скоро вернется, – равнодушно ответил Холмс.
– Побыстрее бы, – сказал я.
Холмс поднял бровь, но заметил только:
– Поешьте, пока яичница не остыла окончательно.
– Хорошо, – ответил я и взял тарелку, но аппетит у меня уже пропал.
Я понимал все же, что должен поесть, и потому довольствовался одним яйцом и булочкой. Наливая себе в чашку крепкий черный чай, я раздумывал над тем, как улучить момент и сообщить патрону обо всем, что мне удалось узнать.
– Мистер Керем представил весьма убедительный довод, – сказал Холмс, опять переходя на подобострастный тон, который забавлял и в то же время раздражал меня.
– Неужели? – ответил я, садясь на место и ставя чашку на маленький приставной столик, который находился рядом с моим стулом.
– Мы должны расследовать это дело – вот что я думаю, – говорил Холмс, снова наливая себе чай и добавляя в чашку молоко и сахар. – В нем слишком много вопросов, на которые нет ответов. – Он кивком указал на мистера Керема: – Этот человек много претерпел, и я прихожу к выводу, что пострадала не только его семья.
– Верно, – согласился мистер Керем, со смаком потягивая свой приторный чай.
– Кроме того, меня беспокоит, что в отвратительной торговле замешаны англичане, – продолжал Холмс, качая головой. – Этим следует заняться, и как можно быстрее.
Меня несколько удивило подобное заявление. Я знал, что Майкрофт Холмс – ярый противник рабства, однако не предполагал, что он представит это дело на рассмотрение в Адмиралтействе.
– Когда, сэр? – спросил я, пытаясь разобраться в том, что он наплел тут в мое отсутствие.
– Ну, во время еженедельного совещания, на котором я буду присутствовать, – отмахнулся патрон, и я понял, что он намеренно вводит мистера Керема в заблуждение. Холмс каждый день получал депеши из Адмиралтейства и не посещал никаких еженедельных совещаний.
– Отличная мысль, сэр, – ответил я, решив, что именно этого от меня и ждут.
– Надеюсь, – елейным тоном проговорил Майкрофт Холмс.
Мистер Керем улыбнулся и допил свой чай.
Из дневника Филипа ТьерсаБоюсь, адмиралтейский курьер серьезно ранен. Уотсон сказал, что не сможет извлечь пулю прямо здесь. Не знаю, удастся ли в таком случае спасти раненого, так как его состояние ухудшается. Уотсон в этом со мной согласился. В любом случае я теряю надежду, что раненого удастся довезти живым до больницы, и не только потому, что снаружи до сих пор могут поджидать убийцы; курьер очень слаб. Если и есть причины торопиться, то только ради самого юноши. Сейчас попытаюсь переправить его в лечебницу. Времени на дневник больше нет…
Глава третья
– Я не понимаю, каким образом рабы попадают в Англию. Существуют определенные порядки. Таможенные чиновники суровы к нарушителям закона.
Холмс закончил завтракать и сидел развалившись на маленьком диванчике у окна в совершенно несвойственной для него позе.
– Я слыхал, они берут взятки, – осторожно произнес мистер Керем.
– Взятки? Вздор! – возразил Холмс. – Припрятать горсть драгоценных камней или выдать золото за латунь, чтобы сэкономить на пошлине, – это одно дело. Однако речь идет о живых людях. Они двигаются. Они разговаривают. Им нужны еда и ночлег.
– Все это легко устроить, – отмахнулся мистер Керем.
– Но вы не можете обвинять таможню в том, что она проглядела столь вопиющие нарушения! – воскликнул Холмс.
Слушая патрона, я начал спрашивать себя, зачем ему понадобилось поднимать меня с постели ночью. Этот неприятный разговор вполне мог подождать до утра. Затем я вспомнил о курьере, лежавшем в чулане, и понял, что все не так-то просто. Явной связи между двумя событиями сегодняшней ночи не было, однако работа с Майкрофтом Холмсом научила меня искать подвох за любым совпадением. Несчастье, случившееся с юным курьером, доказывало, что за всеми этими происшествиями кроется нечто весьма серьезное. Я заставил себя внимательно прислушаться к речам Халиля Керема, надеясь рано или поздно выяснить, что́ связывает его с курьером, какой бы призрачной ни была эта связь.
– Итак, я решил найти брата, – рассказывал мистер Керем, завершая свое повествование. – Я взял билет на пароход до Лондона и прибыл сюда, чтобы выяснить, что он пропал.
Холмс нахмурился.
– Вы должны были о чем-то таком догадываться, – заметил он, подаваясь к собеседнику и тем самым словно показывая, что сочувствует турку; так оно и обстояло в действительности, хотя демонстрировать это было отнюдь не в обычае Холмса.
– Я ищу брата, – с чувством произнес мистер Керем, – и не могу отступать перед трудностями и разочарованиями.
– Ну конечно, – подхватил Холмс.
У входной двери зазвенел колокольчик.
– Вероятно, Тьерс еще не вернулся, – сказал патрон и взглянул на меня: – Гатри, будьте добры…
Я отодвинул тарелку с остатками завтрака и встал:
– Разумеется.
– Прошу прощения, мистер Керем, я отвлекся. У меня в Адмиралтействе есть одно дело, которое требует безотлагательного внимания.
Он жестом поторопил меня, так как колокольчик зазвенел опять.
Я вышел из кабинета и двинулся по коридору, надеясь, что это вернулся доктор Уотсон. Но, открыв дверь, я понял, что ошибся. На крыльце в полном вечернем облачении, со сверкающим немецким орденом на алой орденской ленте стоял Эдмунд Саттон. Мне оставалось лишь распахнуть перед ним дверь и сказать:
– Доброе утро, сэр.
Он вошел и на очень хорошем немецком произнес:
– Доброе утро, любезный. Мистер Холмс дома?
Я на том же языке ответил:
– У него посетитель. Желаете обождать в гостиной? – Я указал на дверь гостиной, словно Саттон не знал, где она, и спросил: – Как о вас доложить?
Мне было любопытно, каким именем он назовется. Я кивком указал на козетку рядом с камином, в котором еще горело несколько угольков, храбро сражавшихся с утренним холодом.
– Скажите, что пришел граф фон Мутигхайт, – ответил он без тени улыбки. – Я бы выпил бренди, если можно.
Я заставил себя удержаться от шуток и ответил совсем как Тьерс:
– Конечно, сэр.
Я вышел и, перед тем как отправиться за бренди, заглянул в кабинет, чтобы сообщить Холмсу:
– К вам граф фон Мутигхайт, сэр. Он попросил бренди.
– Тогда обязательно налейте ему, – забеспокоился Холмс, будто какой-нибудь мелкий чиновник, а не человек, близкий к британским правящим кругам.
– Сию минуту, – ответил я и хотел уже выйти, но Холмс задержал меня:
– Скажите графу, что я увижусь с ним через двадцать минут. – Он глянул на мистера Керема: – Нам ведь хватит двадцати минут, не так ли?
– Безусловно, – нехотя проговорил мистер Керем. – Я признателен вам за то, что вообще меня выслушали.
– О, не стоит благодарности, – скромно возразил Холмс. – Вы же знаете, я состою на государственной службе. Принимать жалобы – моя обязанность.
Не слушая этих льстивых излияний, я отправился за выпивкой для Саттона. Заглянув в кухню, я плеснул чуточку самого лучшего бренди в низкий бокал, поставил его на поднос и отнес в гостиную.
– Мистер Холмс просил передать, что освободится через двадцать минут, – известил я по-английски.
– Прекрасно, – с сильным немецким акцентом ответил Саттон, беря бокал с бренди.
Я заметил, что его плащ переброшен через спинку высокого стула, стоявшего в углу. Он, должно быть, очень замерз, однако, судя по всему, чувствовал себя непринужденно. Если бы за нами кто-то следил, у соглядатая не зародилось бы ни малейших подозрений.
– Можете идти.
Я слегка поклонился и вышел, думая, что, случись все это год назад, я нашел бы его поведение оскорбительным и непременно потребовал бы извинений. Однако нынче я высоко оценивал его игру и не сердился на Саттона: мне было ясно, что роли, которые он исполняет, отличаются от его театральных ролей только тем, что здесь он обходится без режиссера и сценария.
Я вернулся в кабинет и опять увидел, что Холмс изо всех сил прикидывается, будто очень хочет услужить, но мало чем может помочь. Я вошел, снова взял свой портфель, достал блокнот и начал писать.
– Я мало что могу, мистер Керем, – говорил Холмс. – Разумеется, когда мы завершим расследование, я велю поделиться полученными сведениями с турецкими властями, но до тех пор, боюсь, я ничем не сумею быть вам полезен. – Он развел руками в знак своей беспомощности.
Я с трудом сдержал смех.
– Будьте здоровы, мой мальчик, – сказал Холмс, словно я чихнул.
– Благодарю вас, сэр, – пробормотал я, чувствуя, что допустил оплошность. Саттон был бы весьма разочарован.
