– Ну, знаете ли, – ответила Рут, неопределенно махнув рукой. – Люди из больницы, люди из церкви, семья. Работа медсестры всегда казалась мне очень недооцененной.
Фрида фыркнула.
– Это я не называю работой медсестры, – сказала она.
Потом встала с места, казалось полагаясь на безопасность своего роста. Воздев подставку для яиц, подобно кубку, она прошла на кухню и толкнула сетчатую дверь бедром.
– Это для улиток, – сказала она, швырнув расплющенную скорлупу в сад.
Вскоре прозвучал гудок такси, и Фрида в прекрасном расположении духа покинула дом.
4
Рут часто просыпалась с ощущением, что ночью случилось что-то важное. Быть может, ей опять приснился тигр. Быть может, ей опять приснился, как обычно, Ричард Портер у нее в постели – хотя наверняка подобный сон ей должен был сниться про Гарри. После того как в доме появилась Фрида, она все чаще думала о Ричарде, как будто дневная компания напомнила ей о существовании других людей. С Ричардом, Фридой и ощущением необычайной важности происходящего недели наполнились смыслом. Еще они наполнились, как заметила Рут, странным, густым, оранжерейным теплом. Она сняла одеяло с кровати и облачилась в легкую одежду – летние платья или хлопковые шорты с маленькими мягкими футболками, которые носили в детстве ее сыновья. Кошки теряли зимний мех в весенних колтунах, и Рут по-прежнему слышала ночами птиц и насекомых. Но ничего не происходило. Фрида установила в ванне поручни и научила Рут ложиться и вставать, почти не напрягая спину. Она мела и драила полы и давала Рут таблетки, рекомендованные натуропатом, другом Джорджа; они якобы улучшали память и функцию мозга и были сделаны из обычной кухонной оранжевой приправы, окрашивающей мочу в ярко-желтый цвет. Звонили Филип и Джеффри. Все это занимало время, но ничего необычного в этом не было.
Однако оставался вопрос с машиной. Рут не любила водить и боялась машины Гарри. Она смотрела на нее из окон на кухне, беспокоилась о ней ночью. Так как Рут питалась дарами Фриды, фруктами и консервами, полученными от мифических друзей Джорджа, необходимость ездить в город на машине или даже на автобусе отпала. Рут теряла вес. Она доела последние тыквенные семечки, и они прошли насквозь. Раз в неделю по указанию Джеффри она садилась в машину и заводила мотор, испытывая при этом практичное и деловитое чувство возрождения, сменявшееся тревожным ощущением того, что она едет на собственные похороны.
Однажды, когда Рут сидела на водительском месте, в окне появилась голова Фриды, подобно голове неожиданно нагрянувшего полисмена. Сердце Рут подпрыгнуло, но руки остались на руле. Она ощутила гордость, как будто это, вразрез с ее собственным мнением, служило доказательством того, что она хороший водитель.
– Вы никогда на ней не ездите, – сказала Фрида. – Вам нужно ее продать.
Рут боялась машины, но не хотела ее продавать. Это казалось непреложным.
– Я не могу, – сказала она.
Через неделю Фрида вновь подняла этот вопрос.
– Я знаю людей, которые купили бы эту машину хоть завтра, – сказала она.
– Машина дает независимость, – сказала Рут, цитируя Гарри, который заставлял ее водить раз в неделю. Это называлось «не терять сноровки».
Фрида покачала головой:
– Не дает, если вы никогда не водите. – Она пообещала, что такси ее брата всегда будет в распоряжении Рут, бесплатно. – В конце концов, теперь вы член семьи, – сказала она с необычной веселостью.
Она также предложила взять на себя покупки Рут, приобретать марки, отправлять письма, оплачивать счета и, если нужно, вызывать врача.
– Нельзя же каждый день есть консервированные сардины, – сказала Фрида. – Если правительство платит мне за то, чтобы я делала для вас покупки, можете доверить мне покупки. Для этого я здесь и нахожусь.
Фрида любила повторять эти слова, словно их регулярное употребление подчеркивало исключительность ее роли. Они адекватно выражали меланхолическую важность ее желания услужить. Однако, несмотря на это, Рут воспротивилась предложению продать машину. Что, если ночью она услышит, что кто-то проник к ней в дом, и ей придется бежать? Или ей понадобится срочная медицинская помощь, а телефон не будет работать?
– Но как вы тогда поведете машину? – спросила Фрида.
– Это может быть разрыв барабанной перепонки. Или что-нибудь случится с кошками, и мне придется везти их к врачу. Ведь кошкам не вызовешь «скорую», верно?
Однако по-настоящему ее тревожил – она с удивлением это поняла – тигр. Разумеется, это было смешно. Но вдруг он вернется однажды ночью, когда она забудет закрыть дверь в гостиную? Она услышит, как он решительно идет по коридору к ее спальне на своих проворных лапах, и бежать можно будет только через окно. Рут представила себе, как выбирается в сад и, пригнувшись, бежит в кустах, страшась, что тигр учует ее своим великолепным носом. Как будто с ее больной спиной она была способна выпрыгнуть из окна и пригнуться! Или это был короткий, освещенный луной бросок по морскому берегу с горячим дыханием тигра за спиной, в то время как ее машина тихо стояла на удобной подъездной дорожке какого-нибудь более удачливого незнакомца.
– Я ее не продам, – сказала она и повернула ключ в зажигании, чтобы заглушить мотор. И это было ошибкой, если она намеревалась так продемонстрировать свою решимость. Машина содрогнулась и взревела, как сделала бы гораздо более старая модель.
– Делайте что хотите, – сказала Фрида, пожимая круглыми плечами. – Я просто хотела помочь.
После этой дискуссии волосы Фриды погрузились в состояние покоя, приняв форму строгого пучка на затылке. Она уделяла больше времени полам и эвкалиптовой швабре и шумно передвигалась по дому, издавая вздохи, тихое ворчание и стоны. Все отнимало силы, сопровождалось жалобами или, напротив, агрессивным рвением. Проходя мимо Рут, она что-то бормотала себе под нос о престарелых водителях и просроченных правах. Не раз она жаловалась на то, как трудно помочь людям, которые сами не хотят себе помочь. Ощутимое недовольство Фриды захлестнуло дом, и Рут сочла за лучшее держаться от нее подальше. Она удалилась в свое кресло. Вела счет кораблям и притворялась, что читает газету. Звонил Джеффри и просил приютить на уик-энд его приятельницу из Сиднея, незамужнюю женщину, которая, как знала Рут, была тактичным и благодарным гостем и вместе с тем великолепным шпионом для озабоченных детей ее пожилых друзей. Рут кивала и улыбалась в телефон. Фрида драила полы, а машина ждала.
Через неделю Рут сидела на водительском месте, глядя на море, гладкое и зеленое, если не считать дорожки утреннего солнца, где оно отливало серебром. Повернув ключ зажигания, она ощутила привычный страх, и сегодня он был даже сильнее обычного. Ей казалось, что машина давит на нее, сжимается вокруг. Машина стала такой маленькой и тяжелой, что могла в любой момент провалиться в дюну, похоронив ее в песчаной дыре.
– Ты ненавидишь эту машину, – громко сказала Рут и положила руки на руль, туда, где пластик стерся под руками Гарри.
Он верил в то, что дорогие европейские машины служат долго, и его машина это доказала. Ее окружала оболочка нерушимости.
– Ты ненавидишь эту машину, – повторила Рут, потому что на самом деле ненавидела ее и боялась, причем не только ее водить – она боялась сложного механизма ее европейской души. Фрида, как всегда, была права. Похоже, она права во всем.
Но правота Фриды раздражала Рут, поэтому она, дав задний ход, двинулась по длинной подъездной дорожке с уверенностью, какую дает только бравада. Фрида подошла к окну в гостиной. Рут видела, как руки отодвигают кружевную занавеску. Но было слишком поздно, Рут ехала вперед. На шоссе она свернула вправо, в сторону от города. Слева от нее тянулись холмы, справа простиралось море. Пока она ехала, длинная полоса облаков рассеялась. Был июль, середина мягкой зимы. Дорога была прямой и серой, машина – такой проворной под ее горячими руками. Ей на ум пришло слово «ртуть». Это было важное слово, оно подходило для пиратов и матерых котов. У ее собственных кота и кошки были глупые имена греческих атлетов, человеческих имен она не одобряла и отказывалась употреблять. Она отметила, что ее мысли, даже несмотря на пиратов и котов, сосредоточены на определенной цели, и ей было интересно знать, в чем она состоит. Она найдет ее и вернется домой. Но ее возвращение должно быть безупречным, жестом капитуляции и вместе с тем победы. Оно должно продемонстрировать, что Рут, хотя и соглашается продать машину, не полностью подчинена воле Фриды.
Рут двигалась вдоль широкого изгиба холмов, пока у нее слегка не закружилась голова, и там, где дорога выпрямлялась, стоял прилавок с фруктами и маленькой парковкой рядом. Рут часто недоумевала, кто останавливается у таких прилавков. Гарри этого никогда не делал. Она свернула с дороги, проехала, трясясь, по заросшей травой обочине и некоторое время сидела в затихшей машине. Когда она вышла, воздух вокруг был хрустально-чистым. Он одновременно и бодрил, и вдохновлял.
