холодный пепельный блонд.
Вот только несмотря на все различия между братьями, каждый раз при виде Эдвина, я вспоминала Риза и жутко скучала по нему.
И я надеялась, что где бы он ни был — он был в целости и сохранности.
― У принца галлюцинации, ― ответила я, усаживаясь на стул перед столом Эдвина. ― Он сказал, что за его окном поют крысы.
Брат поднял на меня пронзительный взгляд.
― Знаю, ― произнесла я и вздохнула. ― Я позабочусь об этом.
Эдвин нахмурился, снял очки, положил их на стол, а сам откинулся на спинку кресла, отложив документы. Он был привлекателен и умён, ловко обращался с кинжалами, отлично разбирался с цифрами и являлся самым добрым человеком на свете. И хотя он был всего на шесть лет старше нас с Ризом, я воспринимала его почти как второго отца.
Во многих отношениях он был лучше нашего настоящего отца, но это на самом деле не вина короля. Править умирающим королевством, думать о нуждах страдающих подданных, смотреть, как любимой жене с каждым годом становится всё хуже… Это сломило его.
Я всё понимала.
Но от этого благодарность к Эдвину была лишь сильнее.
― Я слишком много от тебя прошу, ― сказал он.
― Неправда, ― улыбнулась я. ― Самые большие требования ты предъявляешь к самому себе.
― Но пока Риза с Триндоном нет…
― Мы оба знаем, что Триндон больше мешает, чем помогает, так что пока он остаётся головной болью Риза в Ренове, мне не на что жаловаться.
Эдвин рассмеялся и небрежно схватил пергамент с верхушки стопки.
Я окинула взглядом всю его бумажную работу, мысленно радуясь, что это не моя обязанность. Это были отчёты со всех уголков королевства ― карты и графики, на которых отмечали передвижение тварей, их численность и поведение. Раньше их изучал советник отца, но он погиб два года назад, съев отравленный гриб, случайно попавший в наши запасы.
Все умирали. Это был только вопрос времени и обстоятельств.
Вне замка везением считалось дожить до сорока. А за пределами городских стен… прожить день ― казалось уже много.
Когда зло только начинало выползать из Разлома, наши солдаты могли сдерживать его до какой-то черты. Но где-то полвека назад оно полностью поглотило королевство, и у людей не осталось иного выбора, кроме как переселиться в более укреплённые города.
Днём всё было не так уж и плохо. Избегая солнечного света, большинство монстров зарывались в землю, искали тёмные расщелины и пещеры. Но после захода солнца лучше было не оставаться без защиты.
Я, например, ни разу не уходила далеко от города.
Мысли возвратились к Триндону. Я лишь мельком видела его, когда люди Риза привели сюда Бритона. Триндон подтвердил, что все невероятные слухи были правдой: Ренова ― рай на земле. Плодородные поля, в лесах много дичи, на небе мягкие белые облака, а овцы дают самую мягкую шерсть.
Может ли это скоро стать нашим? Получится ли у нас в самом деле сбежать из этого кошмара?
Будут ли мои дети расти в безопасности? Смогут ли играть на улице днём и ловить светлячков в сумерках? Я прочитала об этих насекомых в одной книжке, когда была маленькой, и была так впечатлена иллюстрацией, что аккуратненько вырвала страничку и повесила на стену у кровати. Картинка всё ещё была там.
Они выглядели как будто… волшебные. Если бы только магия могла быть доброй.
Да, конечно, будут ли мои дети бегать за светлячками, зависело от двух условий: от того, сработает ли план отца и… найдётся ли кто-нибудь, кому я понравлюсь по-настоящему. Кто-то, помимо принца с лихорадкой, который, по всей видимости, принял меня за другую девушку, хоть и назвал правильным именем.
Я не считала себя какой-то непривлекательной. Люди говорили, что я копия матери: тёмно-рыжие волосы, светло-зелёные глаза. А она, на мой взгляд, была очень красивая. Даже сейчас, после многих лет болезни, её черты не утратили миловидности. Бледная и слабая, она по-прежнему была прекрасна.
Так почему же никто никогда не обращал на меня внимания?
― О чём задумалась? ― спросил Эдвин, откладывая один пергамент и выбирая следующий.
Я сложила руки на столе и положила на них подбородок, глядя на оловянную лягушку, принадлежавшую покойному советнику отца. Эдвин посчитал её забавной и оставил у себя.
― Скажи честно… Я похожа на тролля?
― Что? ― воскликнул он и рассмеялся, потянувшись через стол, чтобы легонько стукнуть меня по голове свитком.
― Ничего, ― пробормотала я.
Посерьёзнев, он отложил отчёт в сторону.
― Что тебя беспокоит?
Я не хотела признаваться ему ― у него и без того хватало забот. Но к кому ещё я могла обратиться?
― Мне двадцать три года, но никто ни разу не проявлял ко мне интерес. Неужели я умру старой девой?
Эдвин откинулся на стуле и вздохнул. Несколько долгих секунд он разглядывал меня, перед тем как ответить:
― Ты вошла в брачный возраст, примерно когда нашей маме поставили диагноз. Отцу была невыносима мысль отдать тебя в другую семью. Он отклонял любые предложения и чётко обозначил это всем интересующимся.
Я уставилась на брата с широко распахнутыми глазами и раскрытым ртом. Никто и словом не обмолвился об этом мне.
― Тебя, кажется, не интересовало замужество, ― продолжил Эдвин. ― Не помню, чтобы ты когда-то поднимала этот вопрос до этого момента. Мне казалось, что тебя всё устраивает.
― Устраивает перспектива умереть в одиночестве? ― театрально преувеличила я, надеясь вызвать у него улыбку, хотя сердце в груди словно бы вмиг иссохло.
И чьи же предложения отверг отец?
Эдвин тихо хохотнул, возвращаясь к своим бумагам.
― Видимо, мы ошиблись.
Я смотрела на него несколько минут. Никого из нас не смущала повисшая тишина.
― А что насчёт тебя, Эдвин? Почему ты так и не женился за все эти годы? Будь
