Я и согласился. До свалки нас довезли, потому что сами перемещаться мы бы не смогли - столько мы на себя напялили: водолазные свитеры две штуки со штанами, ватник с другими штанами и эти маскхалаты.
Ружьё мне Кулькин свое запасное дал, и вот залегли мы на этой свалке, куда лисы частенько заходят на крыс поохотиться и вообще поесть.
Луна, можно сказать, шпарит во все лопатки, светло, как днем, мы лежим - и ни одной лисы на километр в окружности.
Кулькин от скуки начал крыс стрелять. Те, как высунутся из норки и побегут, так Кулькин и щелк - готово!
Щёлкал он, щёлкал и вдруг убивает, видимо, самую главную крысу или, может, принца наследного.
Тот, пока с мусорной насыпи катился, очень сильно верещал. И вот случилось чудо: на этот писк вылезло миллион крыс.
Кулькин, как только их увидел, так с небывалой прытью вскочил, ружье за спину и как побежал - крысы, этакой Ниагарой, за ним, а я, все это наблюдавший, как мне казалось, со стороны, вдруг через какое-то время ощутил, что бегу рядом с Кулькиным и даже, может, на полкорпуса впереди. До этого мы с трудом во всем своем одеянье даже рукой шевелили, а тут оно нам абсолютно не мешало, и еще Кулькин на бегу успевал вверх вспрыгнуть, как сайгак, чтоб сориентироваться, где мы, а где крысы.
С километр так бежали, потом крысы отстали. А тут мы еще одного мужика догнали - он, наверное, с отпуска с чемоданом грустно среди ночи плелся. Так он, нас как увидел, так молча перед нами побежал, и чемодан ему совершенно не мешал.
Я потом Кулькину говорю: "Сволочь!" - а он мне: "Зато, знаешь, как мы выглядели бегом и в лунном свете? Как два белых медведя. И мужичка совершенно взбодрили, а то б он до утра до дому бы шел. А так - в шесть секунд доскакал".
Скотина
Меня все считают полной скотиной. Я имею в виду свое начальство. Но если нужно в Персидский залив боевое траление идти обеспечивать, так: "Владимир Иваныч, будьте так любезны, возглавьте оперативную ремонтную группу, без вас - никак".
Это значит, я всех своих сварщиков, обеспечивающих подводные лодки, срочно должен переучить на ремонт надводных кораблей и переместиться в Персидский залив на плавбазе, переоборудованной под ремзавод.
А по дороге я должен еще и на складе в Йемене запчастей набрать.
А на этой базе под вентилятором в американской кепке "Navy" сидит каплей с ТОФа, поскольку это их база и к Северному флоту она никакого отношения не имеет, а у меня к ним только заявка есть, на которую ему насрать, - так он мне и сказал, прежде чем на сегодня уснуть в поту.
Когда я от него вышел, то увидел, как мой механик обнимает дизель: там посреди двора дизель в деревянной коробке стоял, и на нем адрес написан, и адресатом был мой механик. "Мой! Мой дизель!" - орал механик, но нам бы его все равно не дали.
Мы потом местного мичмана нашли и налили ему ведро, после чего он нам сказал, что его урод начальник приходит в девять, а если мы придем в шесть утра, то он нам заднюю дверь откроет, и мы все возьмем.
Так мы и сделали: притащились в шесть и до девяти все со склада дружественного ТОФа спёрли.
А механик не хотел без дизеля уходить - и мы опять к мичману, на что он говорит, что к дизелю все привыкли: он посреди двора стоит, и сразу заметят пропажу, но потом решили коробку приподнять, дизель свистнуть, а ее на место поставить. Так и сделали.
Только в море потом выяснили, что всё хорошо, но украли тонну электродов постоянного тока, а нам нужен переменный. Но тут к нам подошел один орёл и говорит: "Пропадаю. У меня тонна электродов на переменный ток, а мне нужны на постоянный", - после чего мы с ним обнялись. Он к нашему борту подошел, трап бросили, и целый день у меня матросики туда-сюда электроды таскали: туда на постоянный, а оттуда - на переменный. А старпом нашей шаланды, по кличке "Смеющаяся лошадь", у меня спрашивал: чего это мои люди делают? На что я ему отвечал, что они у меня повинились, и я под палящим солнцем их заставляю взад-вперед электроды таскать.
"Ну ты и зверьё!" - сказал мне он с уважением, а потом я утром просыпаюсь оттого, что он своим мичманам разнос устроил и заставил их целый день с кормы в нос и обратно пустые бочки в наказание таскать.
Сколько потом всего было - не передать. Там же американцы как раз воевали.
Нас облетали, обстреливали и провоцировали всячески, а мы знай под огнём своё дело делали.
Каждый день думал: вот сейчас нас тут кокнут - и никто ничего не узнает.
До того накал страстей был, что только он один за натуральную жизнь и считался.
Поэтому я и уволился сразу же, как только назад на Северный флот попал. Опять меня все стали считать полной скотиной, а я это больше уже выносить никак не мог.
Покурить
Не про все у нас говорят.
Своим, во всяком случае.
Существуют какие-то очевидные вещи, о которых и говорить-то не стоит, потому что и так все ясно.
Вот, например, о волне. Ну зачем говорить своим о том, что в море бывают волны и что тогда вода то поднимается, то опускается?
Наверное, незачем говорить.
Хотя… лейтенантам с ПРЗ…
ПРЗ - это плавремзавод, и там случаются лейтенанты.
И в море они могут пойти на подводной лодке, чтобы чего-то там такое на ходу ей исправить и подмандить.
И, утомившись исправлять и подман…дять… они запросто могут попроситься покурить сразу же, как только лодка начнет всплывать.
А лодка как всплывает? Сначала продуваются концевые группы ЦГБ и на поверхности начинает торчать рубка, а потом медленно и аккуратно дуется средняя группа, после чего обнажается часть корпуса.
Как только рубка оказалась на поверхности, лейтенант с ПРЗ запросился у центрального наверх покурить.
– Покурить? - пожал плечами центральный. - Ну, иди покурить!
Вахтенный офицер на мостике, когда лейтенант появился из верхнего люка и спросил разрешения, тоже пожал плечами - мол, конечно.
И отправился лейтенант курить.
Вахтенный офицер думал, что он тут же рядом с люком и покурит, и поэтому особого значения всей этой экзотической процедуре с "прошу разрешения" не придал, а лейтенант решил, что курят в надводном положении значительно ниже шахты верхнего рубочного люка, и спустился по трапику чуть ли не к самой воде.
Тут наступило время напомнить постороннему, сухопутному читателю о том, что в море бывает волна и эта волна как накатит…
А лейтенант уже сунул в рот сигарету и чиркнул спичкой, и вот внезапно к нему как подобралось со стороны штанов с жутким шумом - все равно ведь темень, полярная ночь и ни черта не видать.
А вода была ровно два градуса жары.
Она ему в одно морганье до шеи дошла, после чего лениво пошла на убыль.
Он минут пятнадцать потом старался выговорить слово "ебтать!".
Невозможная красота
Я никогда не ходил на рыбалку. Тем более зимой и на Севере. А тут меня нелегкая понесла. С Михалычем - он у нас обветренный во всех местах рыбак - и с Лёхой.
Лёха всю дорогу приставал к Михалычу:
– А росомаха здесь есть?
– Да нет тут росомах.
– А я слышал, что есть.
– Ну да, где-то, может, и бродят, а здесь-то чего.
– Я слышал, у нее когти.
– У нее и зубы - кости мерзлого мамонта, как пирожок, разгрызает.
– Да ну?
– Вот тебе и ну. А банку сгущенки или тушенки на свалке найдет - берет в лапы и одним рывком пополам.
– И чего?
– Жрёт потом.
– И не поранится?
– Об чего?
– О края банки.
– Она ж не дура. А еще бежать начнет за оленем - сутками бежит, пока он не сдохнет. И мясо у нее не варится.
– А зачем его варить?
– Да незачем, потому что все равно не варится.
– А на человека нападает?
– Нет, не нападает. Разве что раненного найдет или обессилевшего. Тогда обязательно нападет. Лютое зверье, должен вам доложить…
Вот так мы и шли часа три. Леха Михалыча насчет росомахи пытал, а я воздухом дышал. Через нос, аккуратненько.
А воздух-то какой, Господи! И солнце - во все лопатки. От снега глаза слепит, но мы чёрные очки надели.
Пришли и сели каждый на своем озерце. Тут через пригорок - озерцо. Михалыч нам лунок накрутил, показал, что и как в них окунать, мы лыжи воткнули и сели. Солнышко припекает - красота. И клевать стало - только успевай выдергивать. У меня через полчаса приличная кучка рыбки рядом наросла.
И тут появилась эта ворона: "Кар-ррр!" - я ей: "Кыш!" - а она напротив меня села, и, как я рыбку выдерну, она ее приветствует: "Кар-рр!" - будто считает мою рыбу, проклятая. Я ей: "Брысь! Кому говорю", - а она все ближе подбирается.
Тут я не удержался, вскочил - и на нее. И только я на два метра от своей рыбы отошел, как из-за бугра молча вылетела целая стая ворон и на бреющем похватала всю мою рыбу. А я ничего лучше не придумал, как за ними с криками побежать.
Перемахиваю к Лёхе через пригорок, бегу и ору чего-то.
