Вилла Мессалины, расположенная в одном из самых аристократических округов Рима, Целомонтиуме, поражала своими размерами. Мессалина арендовала ее как для того, чтобы без помех удовлетворять свои потребности нимфоманки, так и для того, чтобы пореже попадаться на глаза пятидесятивосьмилетнему Клавдию, на которого возраст уже явно начал накладывать свой отпечаток. Прежде всего, однако, она старалась избегать вольноотпущенников Каллистуса и Палласа, которые вместе с Нарциссом ведали всеми государственными делами. Любовником Мессалины числился из них только Нарцисс. Бывший раб, он за несколько лет стал одним из богатейших людей Рима. Его состояние оценивалось в четыреста миллионов сестерциев.
Вернувшись к гостям, Мессалина бросилась на ложе и, колотя руками по набитой мягкими перьями подушке, закричала:
— Никто из вас не будет иметь меня, никто не прикоснется ко мне, пока Клавдий не будет мертв!
— Мессалина! — упав на колени перед ложем, Сульпиций Руфус попытался поцеловать ноги возлюбленной.
Мессалина, однако, крикнула:
— Убирайтесь, кобели! Расходитесь по домам к своим скучным, полусонным женам или заплатите пару ассов за девку из лупанария! Пока Клавдий жив, здесь я вас видеть больше не хочу.
Пятеро мужчин безмолвно удалились. Мессалина встала и, дважды хлопнув в ладоши, прошла через перистиль к расположенному напротив входа кубикулуму, как у римлян именовалась спальня. Комната, выдержанная в бирюзовых тонах, была украшена настенной мозаикой, изображавшей берег Нила, поросший высокими стеблями папируса и лотоса. Единственное в комнате окно выходило на восток и было относительно маленьким для такой комнаты. Ложе также было самых обычных размеров — и комната, и ее обстановка служили только лишь для сна. С любовниками Мессалина имела дело на монументальном серебряном ложе, установленном в покое, где она принимала гостей.
В ответ на хлопок ладош госпожи в комнате появились две служанки и рабыня, занимавшаяся прическами Мессалины.
— Лициска собирается выйти, — сказала Мессалина.
Рабыни знали, что это означает: Мессалина, супруга императора, желает преобразиться в проститутку Лициску. Иногда это случалось несколько раз в неделю, и многие слуги зарабатывали приличные деньги, сообщая заинтересованным особам адреса борделей, в которые отправлялась Мессалина, чтобы получить удовольствие, отдаваясь все новым и новым мужчинам. За обычную, между прочим, плату в два асса.
Обнаженная Мессалина сидела на обтянутой тускло-зеленым шелком скамеечке. Служанка повязала ей на бедра узкий фартучек, а грудь и талию стянула капецием — своего рода корсетом. Вторая рабыня наносила тампоном мел и белила на лицо, шею и руки госпожи, подкрашивала алой винной гущей ее губы, щеки и грудь, а ресницы и брови чернила угольной сажей. Рабыни не успели еще завершить свою работу, когда со стороны входа послышались громкие возгласы и проклятья. Вбежавший в комнату раб-привратник сообщил, что четыре гладиатора привели какого-то молодого человека, который едва способен стоять на ногах.
— Пусть его приведут сюда, — приказала Мессалина.
Гладиаторы, кольцом окружавшие Вителлия, доложили: «Мы в точности выполнили приказ госпожи. Это и есть тот молодой бонониец!» Они поставили юношу перед Мессалиной так, словно это был захваченный ими пленник. Отделан Вителлий был основательно. Растрепанные волосы падали на покрытый каплями пота лоб. Правая бровь была разбита и испачкана кровью. Да и на его простой одежде явно были видны следы жаркой схватки. Поначалу Вителлий безропотно позволил гладиаторам вести себя. Однако, когда они наткнулись на кучку людей, обступивших двух яростно о чем-то спорящих рабов, хватка одолеваемых любопытством гладиаторов заметно ослабла. Вителлий, все еще не понимавший, в чем его обвиняют и что ему предстоит, рванулся, оттолкнул своих стражей и бросился бежать по узкому переулку. Далеко уйти ему, однако, не удалось. Один из гладиаторов схватил его за плечо, другой ударил в лицо, а третий, громко выругавшись, сбил с ног. После этого они заставили юношу подняться и потащили за собой.
— Что ж, красавец, вот так бывает, когда кто-то без позволения убегает от меня, — с наигранной улыбкой проговорила Мессалина.
— Я же не знал, что вы Мессалина, — растерянно пробормотал Вителлий.
— А когда узнал, то сбежал от меня. Неужели мое общество так невыносимо?
— Госпожа, — ответил Вителлий, — я всего лишь молодой лудильщик из Бононии, я еще ни разу в жизни не встречал даже сенатора или консула. Не удивляйтесь, что при встрече с супругой императора у меня помутилось в голове!
При этих словах он глубоко поклонился.
— Какое отношение имеет мое положение к тому, что я женщина? Я женщина, Вителлий! — схватив руку юноши, Мессалина прижала ее к своей груди и посмотрела на него словно в поисках сочувствия. — Прости, если эти олухи слишком грубо обошлись с тобой. Им было велено как можно быстрее привести тебя сюда. — Обернувшись к гладиаторам, Мессалина бросила: — Если вы без необходимости ранили его, я велю переломать вам все кости. — Тут же она с тем же наигранным дружелюбием обратилась к Вителлию: — Они ранили тебя?
— Ничего страшного, — поспешил ответить Вителлий.
Отпустив гладиаторов, Мессалина взяла в руки бич, лежавший рядом с серебряным зеркалом на туалетном столике. Вителлий испуганно отшатнулся. Мессалина взмахнула бичом и ударила по свисавшей на цепи с потолка бронзовой, судя по цвету, трубке толщиной в человеческую руку. Бич обвился вокруг трубки, заставив ее издать пронзительный, похожий на вой звук. Это был общий сигнал для вызова прислуги. Через пару секунд полдюжины рабынь безмолвно выстроились перед Мессалиной: две банщицы, две рабыни, занимавшиеся прическами, париками и косметикой, и две рабыни a veste, ответственные за одежду и обувь.
— Вителлий — наш гость, — сказала Мессалина. — Выкупайте его, умастите благовониями и уложите в моем покое.
Схватив за руки не успевшего даже слово промолвить Вителлия, девушки вывели его из комнаты. Миновав перистиль, они отвели его в расположенный по другую сторону бальнеум, или, иначе говоря, баню.
Помещение это состояло из трех комнат. Первая и самая большая из них именовалась фригидарием и имела форму квадрата. Над встроенным в мраморный пол бассейном высился выдержанный в бирюзовых тонах свод, а вдоль стен были установлены скамьи из белоснежного мрамора. Бассейном этим супруга императора пользовалась лишь для того, чтобы снять напряжение и расслабиться. Для раздевания, приведения себя в порядок, ухода за телом и массажа служила расположенная слева комната поменьше, и уже за нею следовало само банное помещение, называвшееся кальдарием. Ванна, изготовленная из цельного куска почти прозрачного алебастра, стояла в стенной нише, куда проникали сверху узкие лучи дневного света. Все в этой комнате было окрашено в желтый, золотистый и голубой цвета, а мозаика на стене изображала рождающуюся из морской пены Афродиту.
Сбросив с себя одежду, рабыни почти силой отвели Вителлия в служившую для раздевания комнату и заставили улечься на покрытое белым полотном ложе. Пока они снимали с него одежду и обувь, Вителлий разглядывал яркую настенную роспись, изображавшую сцену, когда пастух Актеон застал врасплох Диану, купавшуюся со своими нимфами, и разгневанная богиня превратила его в оленя.
Раздетый донага Вителлий вошел в кальдарий, подогреваемый снизу кирпичный пол которого дышал приятным теплом. Из золотой трубки, изогнутой в форме шеи лебедя, в ванну била струя горячей воды, над которой подымалось облако пара. Одна из рабынь приставила к стенке ванны маленькую лестницу, и Вителлий, взойдя по ней, погрузился в воду. Постепенно он начал испытывать удовольствие, позволяя обнаженным рабыням ухаживать за собой, хотя все еще толком не понимал, что же, собственно говоря, с ним происходит.
В ванне Вителлию купаться не приходилось еще ни разу, а потому, когда рабыни подали ему пемзу для оттирания пяток и порошок из тертого рога для чистки зубов, он понятия не имел, что со всем этим делать. Девушки со смехом объяснили ему, как пользоваться этими предметами. После того как купание подошло к концу и на голову Вителлия было вылито несчетное количество ведер воды, его вновь отвели в комнату для раздевания. Там волосы его высушили горячими платками, умастили тело ароматными маслами, а затем одели в белую тунику и новые сандалии. После этого шесть рабынь проводили его через уже погрузившийся в темноту перистиль к покоям госпожи, вход в которые был закрыт тяжелой завесой из красного бархата. Одна из девушек отодвинула завесу. Вителлий вошел, и завеса сомкнулась вновь.
— Подойди ближе, красавец, — сказала Мессалина, лежавшая на монументальном ложе в самом центре комнаты, освещенной красноватым огоньком масляной лампы. — Подойди ближе и не пытайся убежать и на этот раз. Стража предупреждена и не выпустит тебя из дома.
