– Боже! – завопил Беррью. – Нет... Нет!..
Даже в нормальном темпе болезнь распространяется мгновенно, а для Ферриса и остальных, живших в замедленном темпе, она бушевала холодным пламенем смерти.
Она охватила стволы, ветви и воздушные корни величественных баньянов, съедая листья, споры и почки. Она торжествующе понеслась по земле, по лианам, траве и кустам, ворвалась на другие деревья по воздушным мостам лиан.
И она прыгала среди лиан, опутавших двух человек! В безумной, смертельной агонии лианы корчились и стягивались.
Феррис почувствовал затхлую плесень во рту и ноздрях, ощутил, как лианы, словно стальные кабели, выдавливают из него жизнь. Мир потемнел...
Затем сверкнуло и просвистело стальное лезвие, и давление ослабло. Голос Лиз достиг его ушей, руки Лиз пытались вытащить его из умирающих, сжимающихся лиан, которые она частично перерубила. Он выкарабкался на свободу.
– Мой брат! – задыхаясь, воскликнула Лиз.
Феррис неуклюже рубил мачете массу умирающих, корчащихся змей-лиан, все еще опутывающих Беррью.
Когда Феррис разрезал лианы, показалось его лицо. Оно было темно-багровым, застывшим, с остановившимися, мертвыми глазами. Петля лианы обвилась вокруг его шеи.
Лиз опустилась возле него на колени, горько рыдая, но Феррис поставил ее на ноги.
– Нужно убираться отсюда! Он мертв... но я позабочусь о его теле.
– Нет, оставь его здесь, – всхлипнула она. – Оставь его здесь, в лесу.
Мертвые глаза, видящие смерть чужого мира, с которым он теперь слился навеки... Да, это было правильно.
Сердце Ферриса дрогнуло, когда он пошел с Лиз назад через лес, колыхавшийся и бушевавший в смертных муках.
Далеко во все стороны летела серо-зеленая смерть. И все слабее, слабее доносились странные телепатические крики. Он так и не был уверен, что слышал их на самом деле.
– Мы умираем, братья! Мы умираем!
А затем, когда Феррису уже казалось, что его здравый ум вот-вот погибнет под весом чужой агонии, произошла внезапная перемена.
Пульсация смены дня и ночи стала растягиваться, каждый период света и тьмы становился все длиннее и длиннее...
Период головокружительного беспамятства вменился полным сознанием. Они неподвижно стояли в большом лесу, в ярком солнечном свете.
Они больше не были хунети.
Хлорофилловый экстракт в их телах исчерпал свою силу и они вернулись к обычному темпу человеческой жизни.
Лиз ошеломленно подняла глаза на лес, который теперь казался застывшим, мирным, безмятежным – и в котором серо-зеленая болезнь ползла так медленно, что они не видели ее движения.
– Тот же лес, и он по-прежнему корчится в агонии, – хрипло сказал Феррис. – Но теперь мы снова живем с нормальной скоростью и не можем этого видеть.
– Пожалуйста, уедем! – Девушка содрогнулась. – Прочь отсюда, сейчас же!
У них заняло около часа вернуться в бунгало и упаковать вещи, которые можно было унести с собой.
Они вышли на тропу, спускавшуюся к Меконгу.
В свете заходящего солнца была хорошо видна область больного леса, значительно продвинувшаяся вдоль их пути к реке.
– Эта болезнь убьет весь лес? – спросила девушка.
– Нет, лес будет бороться и со временем победит. Но для него это будет очень не скоро. По нашему счету – через годы, десятилетия. Хотя он это воспримет быстрее, свирепая борьба бушует уже сейчас.
Когда они тронулись в путь, Феррису показалось, что в его голове все еще пульсирует слабый, отдаленный, чужой крик:
– Мы умираем, братья!
Он не оглянулся, но знал, что никогда больше не вернется ни в этот, ни в какой другой лес, что с его профессией покончено и больше он никогда не убьет ни одно дерево.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
