– Отлично, давайте я теперь это сниму и разрежу…
– Погоди, – остановила его мама. – Что ЭТО такое? Не кетчуп ли?
– Это по рецепту Хестона Блументала[2], – ответил папа и глазом не моргнув. – Он экспериментальный.
– Ага. – Мама все еще недоумевала. – Но… – И не успели мы ее остановить, как она начала соскребать кетчуп салфеткой. – Я так и знала! Под ним что-то написано.
– Ничего там нет, – поспешно сказал папа.
– Есть глазурь! – Она стерла кетчуп до конца, и все мы молча уставились на покрытый красными пятнами белый торт.
– Крис, – наконец каким-то неровным голосом, – почему тут написано 39?
– Нет! 38. Смотри. – Папа провел пальцем по остаткам кетчупа. – Восьмерка.
– Девять, – с уверенностью возразил Феликс. – Цифра девять.
– Феликс, восемь, – резко поправил папа. – Восемь!
Братишка в таком изумлении смотрел на торт, что мне стало его даже несколько жаль. Как он что-нибудь выучит с такими чокнутыми родителями?
– Девять, Феликс, – прошептала я ему на ухо. – Папа шутит.
– Ты что, думал, что мне 39 лет? – Мама уставилась на папу. – Я что, выгляжу на 39? Ты так считаешь? – Она обхватила собственное лицо руками, сурово глядя на него. – У меня лицо тридцатидевятилетней женщины? Ты это хотел мне сказать?
Кажется, лучше бы папа выбросил торт.
Поэтому в тот вечер он повел маму в ресторан по случаю дня рождения – это стало ясно по облаку парфюма, внезапно окутавшему лестницу. Когда они куда-нибудь выходят, мама не особенно скромничает. Как она сама постоянно говорит – ее выходы в свет из-за наличия троих детей практически свелись к нулю, так что когда это все же происходит, она компенсирует все упущенное, пуская в ход и духи, и подводку для глаз, и лак для волос, и высокие каблуки. Когда она на согнутых ногах спускается вниз, я замечаю у нее на ноге каплю автозагара, но молчу. Не скажу же я такое в ее день рождения.
– Дорогая, ты ведь справишься, да? – Она обнимает меня за плечи и обеспокоенно смотрит в глаза. – Номера наши у вас есть. Если что, сразу скажи Фрэнку, чтобы звонил.
Мама знает, что я с телефонами не особо лажу. Поэтому официальной няней назначен Фрэнк.
– Ничего не случится, мам.
– Разумеется, – соглашается она, но меня все не отпускает. – Не переживай, родная. Ложись спать пораньше.
– Хорошо, – обещаю я.
– Фрэнка это тоже касается. – Когда он выскакивает в холл, она поднимает на него взгляд. – Ты будешь заниматься только уроками. Потому что это я забираю с собой.
Она победоносно размахивает кабелем, у Фрэнка открывается рот.
– Ты что…
– Лишила компьютер питания? Именно так, молодой человек. Не хочу, чтобы ты включал его даже на наносекунду. Если сделаешь все уроки, можешь посмотреть телевизор или книжку почитать. Диккенса, например!
– Диккенса, – с презрением вторит брат.
– Да, Диккенса! Что ты имеешь против? Я в твоем возрасте…
– Знаю, – обрывает Фрэнк. – Ходила на его выступления. И это было так круто.
– Очень смешно, – отвечает мама, закатив глаза.
– Так! Где наша именинница? – Папа поспешно спускается по лестнице, а за ним – шлейф лосьона после бритья. И почему родителям хочется пахнуть так сильно? – Дети, у вас все в порядке? – Он смотрит на нас с Фрэнком. – Мы всего лишь за угол.
Они просто не могут уйти из дома. Маме надо в последний раз посмотреть на Феликса, а папа вспоминает, что не выключил поливальник на улице, затем мама идет проверять, точно ли запишется ее сериал «Жители Ист-Энда».
Мы со своими подшучиваниями наконец вынуждаем их уйти и переглядываемся.
– Вернутся уже через час, – предвещает Фрэнк и уходит в нору. Я за ним, потому что мне делать больше особо нечего, так что, может, почитаю его новый комикс про Скотта Пилигрима. Брат подходит к компьютеру, роется в школьном рюкзаке и извлекает из него кабель питания. Включает и запускает «Завоевателей».
– Ты что, знал, что мама унесет с собой провод? – Я под впечатлением.
– Она уже так делала. У меня их штук пять. – Взгляд у Фрэнка становится стеклянным, и я понимаю, что разговаривать с ним уже смысла нет. В поисках комикса я натыкаюсь на большую пустую упаковку от «Хула-Хупс», а потом устраиваюсь на диване и принимаюсь читать.
Секунду спустя я поднимаю взгляд и вижу в дверях маму на каблуках. Как это вышло?
– Мама? – Я удивленно хлопаю глазами. – Ты же вроде ушла?
– Вернулась за телефоном. – Голосок у нее сладкий и пугающий. – Фрэнк? Ты что делаешь?
Ой. Фрэнк. Фрэнк! Я в мрачном предчувствии резко поворачиваю голову. Он сидит в наушниках и все еще водит мышкой.
– Фрэнк! – рявкает мама, и он поднимает взгляд.
– А?
– Что ты делаешь? – повторяет она все тем же сладким угрожающим голосом.
– Иностранный, – уверенно отвечает он.
– Ино… что? – Мама сконфужена.
– Домашку по французскому. Тут программа проверки вокабуляра. Пришлось старый кабель искать, чтобы включить. Я подумал, что ты вряд ли станешь возражать.
Фрэнк показывает на экран, на котором плавает красное слово «armorie», а за ним синий перевод «шкаф».
Ого. Вот это скорость!
В общем, «Завоеватели» действительно развивают реакцию. То есть все по-настоящему.
– И ты все это время занимался языком? – Мама смотрит на меня, сощурившись, и я отворачиваюсь. Впутываться не желаю.
– Я Скотта Пилигрима читала, – честно отвечаю я.
Мама снова переключается на брата.
– Фрэнк, ты меня обманываешь?
– Обманываю? – Он делает вид, что обиделся.
– Не надо! Ты что, положа руку на сердце готов мне сказать, что делал только домашнее задание и больше ничего?
Фрэнк секунду пристально смотрит на нее. Затем с опечаленным видом качает головой.
– Эх вы, взрослые. Думаете, что подростки врут. Вы исходите из этого. Такова ваша отправная точка. И это так угнетает.
– Я ничего не думала, – начинает мама, но он ее перебивает:
– Думала! Вы, лентяи, не утруждая себя, исходите из очевидной посылки, будто любой, кому нет восемнадцати, патологический лжец и недочеловек без цельной структуры личности. Но мы такие же люди, как и вы, а этого вы как будто не понимаете! – И он смотрит на нее с таким вдохновенным видом. – Мам, ты хоть раз способна допустить, что твой сын делает все правильно? Не можешь продемонстрировать ко мне хоть каплю доверия? Нет, если ты хочешь, чтобы я выключил комп и не учил французский, все нормально. Я завтра так и скажу учителю.
Фрэнков монолог маму ошеломил. Даже как будто обуздал ее пыл.
– Я не говорила, что ты лжешь! Я лишь… слушай, если ты учишь французский, все хорошо. Продолжай в том же духе. До скорого.
Она уходит, цокая каблуками, и через несколько секунд за ней закрывается входная дверь.
– Ты больной, – говорю я, не поднимая взгляд от комикса. Брат не отвечает. Он уже снова с головой ушел в игру. Под его бормотание я переворачиваю страницу, задумавшись, не сделать ли себе горячего шоколада, как вдруг кто-то начинает ужасно громко колотить в окно с улицы.
– ФРЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭНК!!!
Я подскакиваю на целый километр и тут же начинаю задыхаться. За окном мама с чудовищно ужасным лицом. В такой ярости я ее никогда не видела.
– Крис! – вопит она. – ИДИ СЮДА! Я ЗАСТАЛА ЕГО С ПОЛИЧНЫМ!
Как она вообще там оказалась? Окна норы же где-то на высоте двух с половиной метров.
Я бросаю взгляд на брата, он слегка, но искренне раздосадован. Он успел закрыть игру, но она ее видела. Не иначе.
– Попал ты, – говорю я.
– Черт, – возмущается он. – Не думал, что она будет за мной шпионить.
– Крис! – продолжает орать мама. – Помоги! ААА!
Ее лицо исчезает, после чего раздается громкий грохот.
Боже мой. Что случилось? Я вскакиваю на ноги и несусь к задней двери. Окна норы выходят на сад за домом, я выбегаю, но мамы нигде не видно. Потом замечаю, что к окну придвинут домик Феликса. Крыша у него как будто сломана и…
Нет.
Не может быть.
Оттуда торчат мамины ноги, она все еще в туфлях на каблуках.
На ступеньках появляется Фрэнк и видит то же, что и я. Он зажимает рот рукой, а я пихаю его в бок.
– Молчи! Она, наверное, поранилась. Мам, ты там как? – кричу я, подбегая к домику.
– Энн! – появился и папа. – Что произошло? Что ты тут делала?
– Смотрела в окно, – раздается ее приглушенный голос. – Вытащи меня отсюда. Я застряла.
– Мам, а я думал, что становиться на домик нельзя, потому что это подаст Феликсу дурной пример, – деликатно говорит Фрэнк, и кто-то яростно ахает.
– Ты, мелкий… – Наверное, хорошо, что маму едва слышно.
Вытаскивать маму приходится всем троим, и не могу сказать, что после этого ее настроение улучшилось. Она поправляет прическу, просто сотрясаясь от гнева.
– Так, молодой человек, – говорит она Фрэнку, который мрачно смотрит в землю. – Ты сам вырыл себе яму. Отныне тебе запрещается играть в компьютерные игры… Крис, как думаешь, сколько?
