Камерин спросила, не в седьмом ли она классе, но Лирик рассмеялась и ответила, что учится в пятом, просто долговязая очень.
«А ты в каком классе?» — спросила она Камерин.
«Тоже в пятом», — ответила та, прижимая учебники к плоской груди.
Лирик недоверчиво посмотрела на Камерин — у нее уже тогда это здорово получалось.
«Да ну! Для пятиклассницы ты совсем малявка. Тебя что, экстерном перевели?»
«Не-а».
Лирик пожала плечами.
«Ты первая пятиклассница, которую я здесь встретила. Сядем на уроках рядом?»
«Может быть». Эту часть разговора Камерин помнила совершенно отчетливо, потому что терпеть не могла, когда ее называли «малявкой». Она подумала, что ей не захочется сидеть рядом с этакой дылдой. «Только я иногда в другом классе. — Она выпрямилась во весь рост. — Для одаренных».
«Здорово! И я тоже! — На круглом лице Лирик расцвела улыбка. — Хорошо, что я смышленая. Из-за роста меня вечно принимают за старшеклассницу. Знаешь, куда лучше быть как ты, чтобы все считали тебя гением. Какая твоя любимая книжка?»
Так началась невероятная на первый взгляд дружба, которая связывала их уже много лет. По выражению отца Камерин, девочки выглядели как «собачка и ее хозяйка». Они ссорились и радовались вместе, словно сестры, изучали одни и те же предметы в классе для одаренных, спорили о мальчишках, музыке и оккультизме. Единственный ребенок в семье, каждая нашла в подруге родственную душу, хотя их взгляды на мир сильно различались. Взять, например, ясновидящих. Лирик им безоговорочно верила, а Камерин считала мошенниками.
— Вот черт! — выругалась Камерин, едва не попав колесом в рытвину посреди Эппл-стрит. Единственной асфальтированной дорогой в городе была Грин-стрит, а на всех остальных ухабы и колеи возникали буквально за ночь, как прыщи на лице у подростка. Камерин раздраженно стукнула ладонью по рулевому колесу:
— Городские власти могли бы раскошелиться на пару баксов и замостить дурацкие дороги! Зла на них не хватает!
— Заливать природу асфальтом — это не выход.
— А к автомеханику каждые пол года ездить — выход? Если ты собираешься вещать про матерь-землю, то можешь и пешком до школы дойти.
— Ладно, твоя взяла. — Лирик театрально насупилась. — Кстати, вчера в «Тени смерти», которую ты так и не посмотрела, доктор Джуэл рассказывал о грунтовой дороге в горах. Будь добра, не закатывай глаза — это ужасно невежливо.
Камерин взяла себя в руки.
— Извини.
— В общем, доктору Джуэлу привиделась дорога, а потом явился дух девушки и рассказал, что в каком-то безлюдном месте, где грунтовая дорога, или тропинка, или что-то в этом роде подходит к самой воде, лицом вниз лежит ее тело. Бедняжка! Ее дух считает, что она была не готова.
— Ты веришь в этот бред?
— Да, верю! — Лирик сосредоточенно нахмурилась. Ее широко раскрытые, обведенные синим карандашом глаза смотрели серьезно. — Дух девушки утверждает, что она — новая жертва убийцы с медальоном! Ты ведь помнишь, кто это?
Камерин попыталась изобразить заинтересованность, потому что Лирик честно слушала ее разговоры о криминалистике. Однако отплатить подруге тем же самым оказалось не так-то просто.
— Убийца с медальоном… тот псих, который оставляет на телах медальон с изображением святого Христофора?
— Он самый! Это уже четвертая жертва! Духи убитых девушек всегда приходят к Джуэлу — полиция к нему прислушивается. Многие верят, что он действительно ясновидящий. Камми, честное слово, он потрясающий медиум!
Камерин свернула у розового домика — аккуратно подстриженную лужайку перед ним окружала ограда из фанерных цветочков. Машина прыгала по ухабам, а Камерин дивилась, как люди верят в выдуманную реальность, создаваемую доктором Джуэлом и ему подобными. Как фанерные цветы на ограде, выдумки не увядали и уничтожению не поддавались.
— У тебя странный вид, — заметила Лирик. — О чем задумалась?
— Ты сказала, что Джуэл видел горы, грунтовую дорогу, ведущую к воде, и мертвое тело.
— Точно.
— Тебя не смущает тот факт, что горы и грунтовые дороги есть как минимум в сорока из пятидесяти штатов? И по статистике трупы почти всегда находят рядом с водой.
Они доехали до Грин-стрит и остановились на перекрестке. Камерин почувствовала на себе испепеляющий взгляд Лирик. Покосившись на подругу, Камерин заметила, как та нетерпеливо смахнула упавшую налицо голубую прядку.
— Знаешь, в чем проблема? — спросила Лирик.
— В чем?
— В том, что моя любимая «Тень смерти» для тебя недостаточно заумная.
— Да уж! Ты права, это действительно проблема.
— Ты ни во что не веришь!
— А ты все за чистую монету принимаешь!
Они мрачно поглядели друг на друга и расхохотались: этот спор возник не впервые, и уладить его невозможно. Да и не надо. Они так давно вместе, что научились не обращать внимания на причуды друг друга. Каждая из них была по-своему упряма. Лирик увлекалась оккультизмом, а Камерин — точными науками, но обе соблюдали давным-давно выработанные условия договора о дружбе.
На улице открывались первые магазинчики, их окна засветились теплым желтым светом, освещая тротуары. Город просыпался.
Камерин заметила сутулую фигуру в черном пальто до самых пят. Прилизанные волосы, крашенные в иссиня-черный цвет, свисали до плеч. Кожа сияла молочной белизной. Держа в руке зажженную сигарету, молодой человек шел по Грин-стрит, с преувеличенным вниманием глядя себе под ноги. Он на секунду поднял голову, переходя улицу, и тут же уткнулся взглядом в тротуар.
— Ага, вот и он, — негромко сказала Лирик. — Адам собственной персоной.
— Какой-то он странный, — хмыкнула Камерин. Она едва знала этого парня, но он вызывал у нее антипатию.
— Он почти всегда сам по себе. — Лирик перешла на шепот, будто боялась, что ее услышат. — С тех самых пор, как приехал. Я попыталась разговорить его в школе, но без толку. Он словно ненавидит людей.
— Я тебе не говорила, что мы сидим рядом на лабораторных?
— Нет. Что ж ты молчала!
— Да он со мной и не разговаривает особо. Оно и к лучшему, потому что от него вечно несет сигаретами.
Адам сделал новую затяжку, выпуская дым из ноздрей, словно дракон. О нем ходили разные слухи. Шептались, что он сатанист и устраивает тайные жертвоприношения в чаще леса, его называли готом, опасным бунтовщиком. Отца Адама почти никто не видел — за исключением Лирик, которая работала в магазине хоз-товаров, где он покупал краски.
«Матери у Адама нет, — рассказывала Лирик. — А с его отцом я познакомилась. У него редкая бородка и хвостик до пояса. Говорит, что художник, но покупает обычную хозяйственную краску и огромные кисти. Разве этим картины нарисуешь?»
Как и отец, Адам предпочитал одиночество: обедал один и занимался в самом дальнем углу библиотеки. Может быть, в большом городе ему удалось бы найти себе подобных, но для жителей Сильвертона он был чужим.
— Камми, давай его подберем? — предложила Лирик. — Как тебе такая мысль?
У Камерин замерло сердце.
— Это еще зачем?
— Ну, не знаю. — Лирик пожала плечами. — Почему бы нет?
— Только не говори мне, что он тебе нравится.
— А я и не говорила.
— Имей в виду, он бегает за Рейчел Геллер. Она мне сама сказала.
— Ты оглохла? Я не говорила, что он мне нравится.
Просто жалко парня. Давай подвезем?
— Во-первых, он курит. А ты знаешь, что я никому не позволяю курить в моей машине.
— Так он потушит сигарету.
— Если мы его подберем, то наши акции в обществе упадут.
— Ну их, эти акции! Давай сделаем доброе дело, — не унималась Лирик. — Хотя бы предложим, а?
Камерин молча наблюдала за Адамом, оставив мотор на холостом ходу. Лирик откинулась на спинку сиденья.
— Ну и ладно, — сказала она. — Я просто подумала, что если сделать добро, то оно к тебе же и вернется.
Лирик опустила солнцезащитный козырек, показывая, что разговор закончен, и Камерин разозлилась. Подруга всегда подбирала бродячих животных, что, конечно, дело хорошее, однако зачем втягивать в это Камерин?
— Извини, не стану я этого делать. — Камерин уверенно свернула на Грин-стрит.
— Как хочешь. Твоя машина, твоя карма.
— Не верю я ни в какую карму.
— В чистилище тебе это зачтется.
— Ой, Лирик, с тобой со смеху лопнуть можно!
Камерин собиралась проехать мимо Адама, но вдруг, словно помимо воли, притормозила. Будто почувствовав что-то, Адам посмотрел на нее. Он проходил мимо «Гранда», в окнах которого, как в кривом зеркале, отражалась его несуразная фигура, черно-белая и дрожащая — точь-в-точь привидение.
«По крайней мере, он отражается в стекле, — подумала Камерин. — Уже хорошо».
— Ну что ты со мной делаешь? — простонала она, когда торжествующая Лирик нажала кнопку на подлокотнике. Стекло скользнуло вниз, и Лирик высунулась наружу, опираясь на пухлую руку.
