в ответ:
— Живут, мой дорогой, и овцы, "как умеют". Но только их за это умение — всё время стригут! Или — на шашлыки…
— Ну, знаешь ли!.. Я тебе — не овца.
— А ты хоть раз пытался посмотреть на себя со стороны? — И, видно, почувствовав, что перешла в своём раздражении опасную грань, заторопилась в юмор и растушёвку: — Нет, не как на самца. Тут у тебя всё в порядке: по-ро-да! Недаром же влюбилась в тебя моя медсестра. А вот, что ты представляешь собой как личность, задумывался?!
Стало обидно. Да так, что горло перехватило от злобы.
— Зачем же ты живёшь со мной, если так не любишь?
И вдруг понял, что не любит и сам. Спасается только друзьями, работой. Друзья были из актёров, писателей, жили бедно, и потому недовольство существующим строем в их разговорах проявлялось постоянно. Ему с ними было интересно. Но жене эти люди казались чуждыми. "Не умеют заработать, вот и завидуют тем, кто хорошо живёт! — высказалась однажды. И предрекла: — Вот увидишь, добром для тебя дружба с ними не кончится!"
Действительно, его не принимали в союз художников, не давали возможности выставлять свои работы на выставках. И он, чтобы иметь хоть какой-то постоянный заработок, вынужден был устроиться в драмтеатр — писать декорации. Да и то помогли актёры. Без "знакомства" его не приняли бы и туда. Вот жена перед тем новым годом и корила его. А у него к тому времени даже близость с нею стала словно обязанностью. Или работой. "Поработали", и отвернулись каждый к своей стенке. Чувства не было, была изредка просто физическая потребность.
Лариса, будто подслушала его тогда, возмутилась:
— А ты? Ты сам, любишь, что ли? У тебя ведь — физиология, вместо любви. Тогда, хотя бы семью обеспечивай! Но ты — не умеешь и этого.
— А что, что я должен уметь?!
— Не знаю, дружочек. Об этом ты должен сам думать — что? Ты же видишь, у нас, у медиков, оклады — тоже не роскошь! Но нашли же люди выход…
— Какой? — вырвалось у него.
— Хирурги, например, давно уже — "берут" за операции. Кто деньгами, кто "подарками". Знаешь, сколько стоит, например, удаление грыжи в Англии? Так что, запомни: ничего нечестного в этом — нет.
Он запомнил тот разговор. А когда с приходом к власти Брежнева по всей стране завелись вдруг взяточники — как черви на павшей лошади — он стал брать "заказы". На изготовление для заводов плакатов, транспарантов. Подучился только писать шрифт, и дело пошло. Зарабатывать стал втрое больше жены. А за подготовку "заказов" к революционным праздникам — Первомаю, годовщинам Октября — у него выходило в среднем до 10-ти тысяч рублей. Заводы не жалели денег на оформление своих фасадов и "торжествующих" колонн демонстрантов. Правда, работать в такие периоды приходилось суток 10 днём и ночью. Зато жена больше не попрекала его. Однако отношения — не улучшились, хотя и появилась маленькая дочь.
Радость была только в одном. Не нужно было, как всем, рано вставать, идти на службу и отсиживать там "от" и "до". При театре у него была своя мастерская в подвале. Свой ключ от неё. И он приходил туда рисовать, когда хотел, набрасывая на бумагу эскизы декораций для очередных пьес. Режиссёр и директор устанавливали ему лишь разумные сроки и давали задания — что рисовать. Остальное их не касалось — как, что и когда он намерен был делать. А главное, у него был свой угол на этой земле, где ему никто не мешал. Там у него появились транзисторный радиоприёмничек, кушетка, если захочется отдохнуть, и даже посуда — вилки, ложки, стаканы, на случай, если зайдут выпить друзья. Подвальная эта "отдушина" была ему дороже всего — там отдыхала от мерзостей жизни его душа. Никакое начальство в "котельную" никогда не спускалось: "Там же "кочегары", грязь!" А среди этих кочегаров — кстати, и не кочегаров вовсе, а газовщиков, работали интересные люди. Один — был опальным писателем. Другой — неугодным юристом, не имеющим постоянной работы. Зимой к Андрею они заходили поболтать… Если бы в КГБ знали, что иногда в этом подвале те двое прятали, какие читали книжки, привозимые из-за "бугра", не сносить бы головы: пострадал бы вместе с ними за любовь к запретному чтению. Но… Бог миловал. Так что жилось ему с тех пор довольно терпимо на белом свете.
Однако, любая душа не может жить всю жизнь без любви — когда-нибудь да попадёт в неё Амур своей сладкой стрелой. С ним это произошло в таком неожиданном месте, что не мог этого даже представить себе: в автобусной давке в междугороднем рейсе.
В свободные от работы дни он часто ездил к своей матери. Жила она в маленьком районном городишке, ехать туда нужно было в стареньком автобусе на 20 сидячих мест. Отправлялся этот автобусик из такого места, о котором мало кто знал из миллионного населения. Все спешили на автобусную станцию, на большие автобусы. А этот ходил всего 6 раз в день, зато в самое удобное время. И останавливался близко от дома Андрея Александровича — сразу за мостом через Днепр, возле здания нового цирка. Была там такая заасфальтированная площадка для стоянки автобуса и крохотная будочка-касса с кассиром. Правда, шофёр набирал всегда пассажиров втрое больше, чем было мест, и ехал этот автобус медленно и громыхливо, словно старая и разбитая колымага, но Андрей Александрович всё равно ездил только на нём, чтобы не тащиться через весь город на автовокзал, да ещё стоять там почти час в очереди.
Так было и в тот раз. В пятницу, не заходя после работы домой — жена знала, что он поедет — Андрей Александрович поспешил к цирку, благо идти было недалеко. Однако чуть припоздал, народу собралось уже порядочно, и ехать ему пришлось стоя. Хорошо, что день выдался не жаркий — облака, ветерок. Не было духоты. Но всё равно, ехать, в сдавленном со всех сторон состоянии, было тяжело — целый час мучений. Для тех, кому достались сидячие места, время летит быстро — поглядывай себе на поля вдоль дороги, на рощи, и душа сама уйдёт в дорожные мечты. А вот у стоящих — иная забота: как устоять на ногах во время толчков? Тут уж не до мечтаний. И время будет тащиться мучительно медленно. И
