сокровища Богдана, вероятно, на том основании, что единственный
сын Богдана постригся в монахи и отрекся от мира. Выговский, с своей стороны, предъявлял на них какое-то право для себя.
Тетеря был гетманом, лицом важным; соперник его, перестав быть
гетманом, носил важный сан воеводы, но важный более по имени, чем по действительной силе располагаемых средств. Тем не менее, если бы этим двум лицам пришлось меряться услугами, оказанными Польше, которой они оба служили, преимущество остаться
должно было за Выговским, по важности того, что он сделал для
нее, будучи гетманом.
Казалось, что в споре между ними польское правительство
приняло бы сторону Выговского. Тетеря, ожидая дурного для себя
исхода в споре с таким соперником, как Выговский, искал случая
очернить его и лишить той чести, какую дали ему прежние его
услуги Польше. Такой случай и представился. Серко поднял
восстание на правом берегу Днепра. Тетеря, как гетман, обязан был
узнавать и доносить королю о причинах возникшего беспорядка.
-Тетеря написал королю, что тайною виною возникших
беспокойств не кто другой, как Выговский, действующий заодно с
новоизбранным митрополитом Иосифом Тукальским и с
православными духовными. Они хотят поддать снова всю Украину
московскому государю; Серко возбуждает народ к бунту по
наущению этих лиц. Доказательством тому приводилось письмо
какого-то игумена, писанное кому-то в Мосдву: в этом письме
говорилось, что киевский воевода Выговский только ждет случая
показать свое доброжелательство московскому государю. Это
письмо, не дошедшее до нас ни в подлиннике, ни в копии, было
доставлено в руки короля в то время, как Ян Казимир находился
под Глуховом. Подозрение было брошено, но, разумеется, по этому
одному невозможно было обвинять в измене человека, отдавшего
Речи-Посполитой отпавшую от нее Украину. Король ограничился
только тем, что написал Выговскому ласковое письмо и убеждал
его заодно с Маховским употребить все возможные меры к
погашению восстания. Получивши королевское письмо, вероятно, и
29
написал Выговский свой универсал, приведенный нами выше.
Когда после того король из-под Глухова повернул в Литву, а
Тетеря отправился в правобережную Украину, пришло к Тетере от
короля приказание истреблять поскорее и решительнее главных
зачинщиков бунта. Тетеря оперся на этом королевском
предписании и растолковал его себе в таком смысле, будто оно относится
прямо к Выговскому, которого он уже прежде выставлял пред
королем главным виновником беспорядков, хотя королевское
предписание, по замечанию польского историка, относилось скорее к
Сулимке и.другим.
Восстание с каждым часом возрастало. Взята была восстанцами
Лисянка, взято было местечко Ставище1, важное потому, что
назначено было королем быть складочным местом боевых запасов; Ма-
ховский, выступивши с польским отрядом против восстанцев, не
сладил с Сулимкою и заперся в Белой-Церкви. Тут явился на
выручку ему Тетеря. Сулимка отступил от Белой-Церкви.
Тетеря и Маховский соединились: у Тетери были оставшиеся
верными королю козаки, у Маховского - около двух тысяч поляков
и белоцерковский козачий полк. Сюда пристало достаточное число
охотников из шляхты. С помощью этих сил Тетеря и Маховский
прогнали восстанцев до Рокитной2. Сам Сулимка положил голову в
бою. Выговский в это время сидел в Хвастове3, оттуда выдал он
универсал, которым созывал шляхту киевского воеводства на
сеймик в Житомир и теперь ждал съезда. Он показывал вид, что никак
не мешается в козацкие бунты, что козацкие дела до него вовсе не
касаются; он хочет иметь дело только с одною шляхтою. Но шляхта
ему уже не доверяла; настроиваемые его врагами, поляки не
слушались Выговского и кричали, что он изменник отечества. Узнавши
о том, что происходит под Белою-Церковью, киевский воевода
выезжает из Хвастова в Белую-Церковь - повидаться и объясниться
с Тетерею, но Тетери там не было: Тетеря в то время погнался за
восстанцами к Рокитной. Туда отправился и Выговский.
В Рокитной Выговский получил от Маховского через посланца
приглашение прибыть в Корсун на совет о важных делах. Не
любил Выговского Маховский уже давно, но не решился бы сам
поступить с ним отчаянно и превысить власть свою, если б Тетеря
не сообщил Маховскому королевского повеления истреблять
зачинщиков восстания и не растолковал по-своему, что Выговский
есть главный зачинщик всех смут. Выговский в Корсуне застал
у Маховского Тетерю и некоторых господ, составлявших с ними
как бы военный совет.
1 Ныне местечко Таращ. уезда, Киевск. губ., при р. Гнилом-Тикаче.
2 Мест. Васильк. уезда, Киевск. губ., при р. Рокитной. L. Jeri., I. 87.
3 Мест. Васильк. уезда, Киевск. .губ., при р. Унаве.
30 .
<Надлежит помыслить о способах, как бы усмирить
бунтующее поспольство и истребить заправщиков, поджигающих чернь
к мятежу>, - так говорили советники, обращаясь к киевскому
воеводе и как бы требуя его мнения об этом вопросе.
Выговский, всегда искусный в диалектике, начал было вести
речь, как вдруг, перебивая его речь, возвышают против него голос
разом и Маховский, и Тетеря, обзывают киевского воеводу
изменником отечества и руководителем бунта.
Выговский силится сохранить спокойствие и говорит: <ваши
обвинения напрасны. У вас нет никаких доводов, и никто не
докажет против меня вины, какую вы на меня взводите>.
Ему представили перед глаза показания мятежников, уже
казненных смертью.1
Выговский стал доказывать неосновательность свидетельств
тех, которые дали такие показания: они были преступники и уже
казнены; мало ли чего и мало ли на кого наговорить может
преступник под пыткою. Так представлял Выговский. Его не слушали
и говорить ему не давали. Лица, приглашенные Маховским и
Тетерею, держали их сторону; собрание, куда прибыл Выговский
как бы на совет, обратилось в суд над ним.
Тетеря и Маховский приказали читать военный артикул: в
нем нашли они, что за преступление, в каком обвинялся киевский
воевода, виновный подвергался смертной казни расстрелянием.
<Вы не судьи>, сказал им Выговский: вы не имеете права
читать мне приговоры по артикулу. Я воевода и сенатор Речи-
1 Показания эти, в то время прочитанные, гласили так: носивший
звание пехотного полковника в ватаге Сулимки Павло Рябуха показывал, что Сулимка, взявши от Выговского трех заложников, приехал на
свидание с ним в Саволиш, вместе с товарищами своими (Василем Турчинен-
ком, Улашиненком, Михаилом Сонтовским, Дмитром Солоненком, какими-то Грицьком, Василем и другими). Выговский перед ними
присягнул на евангелии, а они от себя произнесли перед ним присягу. Тогда
воевода киевский дал Сулимке 20 талеров за подкопы и другим
товарищам его подарил по шести талеров; сверх того, дал им хоругвь пеструю
и универсал, в котором приглашал малороссиян собираться под знамя
Сулимки против поляков. Сулимка, приехавши в Торговицу, разослал
тридцать Козаков со списками этого универсала созывать поспольство, возбуждая его против поляков от имени Выговского. Другой преступник, которого показание было прочитано, был Тысенко, брат Кальницкого
полковника Вареницы. Он показал, что Сулимка, по возвращении от
Выговского, по повелению последнего, отправил список универсала в Терлицу, с мошоровским сотником Иваном Данченком - побуждать народ
истреблять старост, панов и шляхту. Третий преступник, Соломка, подтверждал
сказанное Рябухою, но заметил, что сам лично не был при свидании
Сулимки с Выговским, потому что козаки его не пустили в избу, где
находились последние, а сказывали ему три попа о том, что у Сулимки
с Выговским происходила взаимная присяга. Пам. Киевск. Комм., IV, 409-411.
31
Посполитой: меня судить могут только король и сенат. Их суду
я вполне подчиняюсь, а вашего суда не признаю>.
Выговский говорил юридически сущую правду, но его не
слушали. Вечерело. Самозванные судьи вышли молча. Сторожа
схватили Выговского под руки и увели в избу, назначенную быть для
него тюрьмою до исполнения приговора. Кругом избы поставлен
был караул.
При наступлении ночи вышел к Выговскому офицер Махов-
ского и объявил, что приговоренный к казни будет расстрелян на
