После Итанги группу расформировали, службу заканчивали кто где. Но только Большой дослужился до капитанского звания. На встречах друзей он никогда не надевал серебряный эполет, подчёркивая этим боевое братство, но именно он ещё три года назад предложил добиться для Хвоста звания «Герой Федерации». Посмертно. И на правах старшего занимался этим упорно, да только ничего из затеи не выходило. В штабе Военно-Космических Сил десантника героем не признавали.
— Ещё и отписку прислали. Какой-то акт, экспертиза… — Он в сердцах швырнул на стол лист плотной бумаги, лист скользнул между пустых стопок. — Дать бы им импульсник в руки, да послать на Хагай или Терреру. Защищать федеральные интересы. Тогда бы сразу стало понятно, кто герой, а кто — нет…
Фугас скользнул взглядом по бумаге, официальной, с гербами Космической Федерации Земли и Военно-Космических Сил планеты: неустановленные обстоятельства… невозможность создания точной реконструкции боестолкновения… положение останков десантника в скафандре, вплавленные в почву, и положение личного оружия не дают точной картины… комиссия не находит возможным…
Сволочи! Какие же все сволочи!
— Нам надо держаться вместе, ребята, — продолжал отставной капитан Космодесанта с боевым псевдонимом Большой и склонил крупную голову. — Кто не бывал на мятежных планетах, кто не проводил зачистку диких миров… Не заглядывал в пасть террерского льва, не почувствовал на собственной шкуре «братские» объятья гигантского кальмара с Жемчужного Грота — разве им нас понять? Разве понять гражданским, что приказ может не всегда нравиться десантнику, но выполнять его должно всегда. И наши павшие братья… Порой мне кажется, они смотрят на нас откуда-то… сверху? Или как это правильно сказать… Смотрят и говорят: «Держитесь, ребята. Мы — с вами. Мы всё понимаем, и мы рядом!»
Большой поднял стопку:
— Выпьем, братья. Выпьем за живых и за мёртвых, сбереги наши души, Большой Гризли!..
— Выпьем! Правда, давайте! — Звёздочка вздёрнула стакан, расплескав часть содержимого. — И командир прав, нужно чаще встречаться, быть ближе… — Она замолкла, уставившись в одну точку остекленевшим взглядом. Потом вдруг расхохоталась: — А хотите, я пересплю с вами, мальчики? Со всеми, прямо сейчас! А? По отдельности или со всеми разом — как при-и-кажете…
— Ты сегодня особенно в ударе, — брезгливо проворчал Оборотень. — Ребята, предлагаю связи больше не наливать.
А Фугас молча отставил свою стопку и взял ту, пятую, что стояла в центре стола. Аккуратно снял и положил на тарелку хлебную корочку.
— Согласен, Большой, выпьем за мёртвых. — И осторожно влил в себя спиртное.
Пьяно хихикнула Звёздочка.
Поднял бровь Оборотень.
А командир опустил голову, смотрел куда-то в пол.
У Фугаса перехватило дух, но не от выпивки — от пятилетних сомнений и ежегодных недомолвок за этим столом. На каждой встрече наступал неловкий миг, когда бывшие боевые братья не могли смотреть в глаза друг другу. Раньше — наступал и проходил, сегодня — не пройдёт.
— Скажи, Большой, почему тогда, в тот самый день, Звёздочка так долго молчала? — Фугас упёрся взглядом в щеку командира. Тот чувствовал взгляд, но поднимать глаза не торопился.
Наконец, после паузы проронил:
— Связь барахлила. Ты же знаешь результаты расследования. Звёздочка, так ведь было? — и посмотрел на пьяную связистку.
— Связь, да-а-а… — затянула Звёздочка. — Связь, ребята… была ни к чёрту… Оч-ч-чень хреновая…
— Ага, следователь мне показывал заключение, — согласился Фугас. — Приказ из Центра об эвакуации в блоках памяти не сохранился. Не был принят. Или был стёрт? — Он посмотрел на Звёздочку: — А почему ты оказалась рядом со мной в зарослях? Ведь твоё место возле командира, у комплекса гиперсвязи?
— Так тебя же спасала, Фугасик, — затосковала связистка и по-бабьи опёрлась щекой на ладонь. — Там же эти… кузнечики… прыг-прыг. А-таковали.
— А сообщил об этом Хвост? Или Оборотень? Ведь Богомолы нашей аппаратурой не лоцировались, только при визуальном контроле… И почему я этих сообщений не слышал?
Разведчик откинулся в кресле, глядел на брата-десантника отчуждённо и всем своим видом показывал: «Зря ты завёл этот разговор, парень, ох зря. Никому от этого хорошо не будет». Но Фугасу было плевать.
— Так что, мне рассказать, как дело было? — продолжал он, заводясь. — У группы два провала подряд, на Пасторале и в Хордо. Все мы знали: ещё одна оплошность, и у командира будут крупные неприятности. Нужна, позарез нужна была хорошенькая планетка с пылу с жару. Богатая, в пределах досягаемости кораблей Земной Федерации, а главное — свободная: от разумных существ и уникальных видов животных. В соответствии с параграфами Соглашения. — Он вновь повернулся к Большому: — А тут Итанга. И ты, командир, решил преподнести эту планету Земле. Во что бы то ни стало. Подобные подарки очень выгодно влияют на послужной список и порой перевешивают предыдущие неудачи. До Богомолов ли было?
Командир молчал. Играл желваками на широком лице, но не проронил ни слова.
Фугас повернулся к Звёздочке. Связистка смотрела на него тяжёлым взглядом. Трезвым взглядом, как и не пила вовсе.
— Конечно, провернуть такую операцию можно было только при твоём участии. Ты ж к командиру всегда неровно дышала… Что ты сделала с аппаратурой? Заблокировала сообщение Центра? Или сымитировать помехи, обрыв связи? Потом наверняка подчистила следы в блоках памяти. Всему Космоотряду известно: связисты, если захотят, могут творить со своими железками чудеса. И ни одна экспертиза потом ничего не докажет — таковы особенности передатчиков гиперсвязи. А могла б ты настроить выделенный канал? Для Оборотня, например… А, могла бы?
— Фантазёр ты, Фугас, — пустым, усталым голосом ответила Звёздочка. — Что я в этого здоровенного дурака влюблена была, так про то весь Космофлот знал. Тоже мне, открытие. А всё остальное — глупости это…
Она закусила губу и отвернулась.
Но Фугасу было плевать. Он уже глядел на Оборотня.
Разведчик сидел в прежней позе, только закурил сигарету. Дорогую, с золотым обрезом у фильтра.
— Ты все пять лет картинку выстраивал? — с усмешкой спросил он.
— Да, пять лет. Мучался, сомневался, не верил себе. Гнал чёрные мысли. А потом — будто вспышка! Детонация! Одна маленькая деталь, и как раньше можно было не заметить?! Но кое-что мне всё-таки непонятно. Например, какой у тебя был интерес? Ведь был же, правда?
— Конечно. Горнорудный концерн «Минералы Содружества», — просто ответил Оборотень.
— И как они тебя достали? — поразился Фугас. — В дальнем космосе-то?
— Почему в космосе, — развеселился разведчик, — до отлёта ещё. Подошёл господин, представительный такой, вежливый, и прямым текстом: если Итанга богата рудами, и богатства эти станут достоянием Горнорудного концерна, то и тебе, солдат, неплохо отломится. Тут и понял я, Фугас, что можно разом завязать со всем этим… Не совать больше голову чёрту в пасть, не рисковать шкурой. Пожить для себя.
— Ну да, и вы решили судьбу Итанги. На троих. Вот только Лисий Хвост тоже принял директиву Центра о сомнениях экспертов и сворачивании операции. У него, как у заместителя командира пятёрки, был официальный дублирующий канал. Потом-то Звёздочка его перекрыла, но Хвост правду уже знал. А вы останавливаться не собирались. Он вышел к тебе? Или ты сам подкрался к нему?
— Нет, всё было не так! — нервно дернулся Оборотень. — Куча Богомолов вокруг, нас атаковали, я говорил уже… ещё тогда…
— Брось, — оборвал Фугас. — Если бы Богомолы залили Хвоста своей ферментативной дрянью, осталась бы от него кучка измочаленного тряпья. А в бумажке, — вон, в официальной бумажке! — чётко сказано: «останки десантника в скафандре, вплавленные в почву…» Я еще когда заключение читал — удивился, но тогда не понял. Только потом… Это ты его, Оборотень. Из термогенератора, в упор. Я думаю, Звёздочка предупредила тебя по выделенному каналу и отключила Хвосту навигатор. Ты-то видел его на взгорке. Подобрался, ты это ловко умел. А дальше — атака, огонь всё спишет! Он и списал. А что не списал, так дело всё равно замяли. Слишком богатой оказалась Итанга.
Тишина повисла в комнате. Четыре человека молча сидели друг против друга, и пятый витал где-то рядом. Незримо, но ощутимо. Может, прятался в табачном дыму?
Фугас вновь наполнил поминальную стопку.
— Ты правильно сказал, командир, давайте выпьем. За живых и за мёртвых. А лучше только за мёртвых, потому что мы, живые, друг друга уже не понимаем. И слишком легко предаём.
Никто к стопкам не притронулся, а он выпил. Выпил, встал и вышел. Из-за стола, из комнаты, по старинному крылечку — из дома. Симпатичного и уютного. Двинул к ленте движущегося тротуара.
