Поужинав, отец Августин позвал Людвигу:
— Вчера я обещал отпустить тебя... Ты свободна, дочь моя. Иди, гуляй.
— Спасибо.
— Только смотри, не поддавайся греховным соблазнам молодости, — напутствовал он домработницу.
Людвига хитро сверкнула глазами и несколько фамильярно ответила:
— Не бойтесь, отец Августин... Уж не такая я грешница!
Оба рассмеялись и расстались довольные друг другом.
Отец Августин прошелся по комнате, поправил шелковые занавески на окне, проверил, хорошо ли стоит на подоконнике вазон с геранью, и затем, усевшись в мягкое широкое кресло, взял томик «Декамерона».
Настоятель костела, кроме библии, старинных богословских книг и произведений современных католических философов, любил иногда почитать и другие — светские книги. «Декамерон» уже давно лежал в шкафу, спрятанный за томами больших книг, и только вчера очутился на столе, а потом и на ночной тумбочке возле кровати.
Но сегодня читать не хотелось. Небрежно перелистав несколько страниц, отец Августин отложил книгу и задумался. Стенные часы медленно отбивали время. Кроме их размеренного тикания и мелодичного боя ничто не нарушало тишину... Шли секунды, минуты, и вдруг продолжительный, настойчивый звонок у парадной двери словно взорвал тишину в квартире.
Отец Августин удивленно взглянул на часы — так рано он не ждал гостя — и пошел отворять дверь. На пороге стоял Ивар Юшкас.
Вчера, прощаясь с ним, полковник Белов говорил:
— Вам предстоит трудный разговор. Постановление об аресте подписано, и в интересах следствия вы можете рассказать хозяину многое из того, что нам известно. Считайте, что это первый допрос, правда, в несколько необычных условиях. И еще... — Алексей Николаевич потер лоб. — Не торопитесь закругляться, пусть инициативу ухода из дома проявит сам хозяин. Понятно?
Да, Юшкасу все было понятно.
— Разрешите войти? — спросил он, снимая шляпу.
— Пожалуйста. Прошу вас, — отец Августин гостеприимным жестом пригласил посетителя пройти в комнату. — Садитесь вот сюда, поближе к свету.
— Благодарю вас... Я Ивар Юшкас, друг семьи Шамайтисов и товарищ их покойного сына Юргиса.
— Очень приятно, — отец Августин уселся в кресло напротив гостя, незаметно прикрыл томик «Декамерона» тяжелым молитвенником, лежавшим рядом на столе, и повторил:— Очень приятно видеть у себя друга семьи Шамайтисов. Мария Шамайтене — верная дочь церкви, поэтому интересы ее семьи мне всегда близки и дороги.
— И мне приятно слышать это, — сказал Юшкас. — Юргис убит на войне, профессор Шамайтис погиб недавно во время пожара на даче, из всей семьи осталась одна Мария — старая, больная женщина. Теперь только мы с вами, отец Августин, можем хоть чем-нибудь утешить эту женщину и помочь ей.
— Я всегда готов, — ответил отец Августин. — Но что вы имеете в виду? Деньги? Похлопотать о пенсии?
— Нет, нет, об этом не беспокойтесь, об этом позаботятся и без нас... Речь идет о другом.
Юшкас вынул было портсигар, но тут же спрятал его обратно в карман и добавил:
— Я долго думал, что мы можем и должны сделать. В поисках ответа я обратился к богословской литературе, прочел несколько книг, познакомился с учением и делами католической церкви...
— Даже так? Похвально, сын мой, что вы интересуетесь священным писанием, — медленно проговорил отец Августин и неожиданно, не изменяя голоса, спросил: — Этот интерес вызван порывом вашей души или служебными обязанностями следователя прокуратуры?
— И тем и другим, — спокойно, тоже не меняя голоса, ответил Юшкас.
— В таком случае я вряд ли смогу быть вам полезен.
— Почему?
— Святая церковь не вмешивается в дела мирские, в дела государственные.
— Не вмешивается? — переспросил Юшкас.
— Не вмешивается, — повторил отец Августин.
— А если моя душа, мой разум ищут ответа на некоторые вопросы?
Отец Августин усмехнулся и после секундного раздумья ответил:
— Святая церковь считает разум помощником религии, с чем вы вряд ли согласны.
— Это не существенно, согласен я или нет. Но то, что вы сказали, составляет одно из важнейших положений учения Фомы Аквинского? — поинтересовался Юшкас.
— Да! — невозмутимо подтвердил отец Августин.
— Меня как раз и интересуют некоторые выводы из учения святого Фомы.
— Опять порыв души? — усмехнулся ксендз.
— Нет, интерес следователя.
Отец Августин ничего не ответил и молча наклонил голову.
— Фома утверждал, — после короткой паузы заговорил Юшкас, — что все инакомыслящие, не согласные с католическим верованием, заслуживают проклятия, кары божьей и даже смертной казни... Не можете ли вы сказать, насколько советы святого Фомы, жившего в тринадцатом веке, применяются практически теперь, в наши дни?
— Он имел в виду еретиков, — возразил отец Августин.
— Но ведь еретиком можно при желании объявить любого неугодного церкви человека.
— Я не склонен сейчас, сын мой, спорить на эти, простите меня, несколько надуманные и отвлеченные темы.
— Почему же отвлеченные? Они имеют прямое отношение к нашей общей заботе.
— Какой?
— О семье Шамайтис.
Отец Августин удивленно пожал плечами.
— Не улавливаю связи, — сказал он равнодушно.
— Связь установить нетрудно, — в голосе Юшкаса послышались жесткие нотки. — Как вы думаете, гибель профессора Шамайтиса...
— Простите, — перебил ксендз, — покойный Альберт Шамайтис не имел никакого отношения к церкви.
Это был промах ксендза. Отец Августин облегчил задачу своему гостю.
— В том-то и дело, — подхватил Юшкас. — Альберт Шамайтис был неверующим, инакомыслящим. Даже больше — он был активным противником католической церкви...
— Да простит ему господь бог, — тихо протянул отец Августин.
— Мария Шамайтене считает, что трагическая смерть мужа — это кара божья. Вы согласны с ней?
— Все в руках всевышнего, — уклонился от ответа ксендз.
— А может быть, эту кару придумал не всевышний, ее придумали и осуществили люди?
Лицо ксендза не дрогнуло.
— Вы следователь, — сказал он, — вам и знать положено.
— А вы об этом ничего не знаете? — Юшкас не сводил глаз с ксендза.
Словно молния блеснула в глазах отца Августина. Не меняя позы, он сказал:
— Сын мой, я не понимаю вас.
Юшкас улыбнулся:
— Попытайтесь понять. Я хочу знать подробности убийства Шамайтиса.
— Вы клевещете и богохульствуете! — не выдержал отец Августин.
Юшкас не двинулся с места. Он продолжал внимательно смотреть на ксендза. Отец Августин порывисто встал и с еле сдерживаемой ненавистью проговорил:
— Вы пришли в мой дом, чтобы оскорблять меня и святую церковь?
— Сядьте, отец Августин... Нет, гражданин Каувючикас. Сядьте! — повторил Юшкас, и ксендз повиновался. — Я следователь и имею полномочия спрашивать. Неужели мои вопросы так оскорбительны? Прошу отвечать: что вам известно об обстоятельствах гибели Шамайтиса?
— Ничего.
— Свою заботу о старой Марии Шамайтене, — заговорил Юшкас, — я вижу сейчас в том, чтобы раскрыть ей глаза на многое, чего она не понимала. Я хочу ей, и не только ей, рассказать, от чьей руки погиб ее муж, честный советский ученый. Вы могли бы облегчить мне эту задачу. Но раз вы не хотите этого сделать, я сам вкратце расскажу вам, что и как произошло. А потом вы дополните, когда поймете, что так будет лучше.
Ксендз, чуть прищурив глаза, взглянул на следователя, тяжело вздохнул и прошептал невнятно по-латыни несколько слов молитвы.
— Профессор Шамайтис, — начал Юшкас, задумчиво глядя перед собой, словно позабыв о собеседнике, — писал книгу. Правдивую, резкую книгу под названием «Спрут». В ней советский патриот и ученый рассказывал о подрывной человеконенавистнической деятельности некоторых больших и малых отцов католической церкви. О том, что в своей слепой, безудержной злобе к советскому народу эти так называемые духовные пастыри пренебрегли чаяниями верующих и даже игнорировали призывы к миру ныне покойного главы Ватикана Папы Иоанна XXIII. Служители зла!.. Они стали агентами тех, кто готовит новую войну, исполнителями черной воли иностранных разведок. Им мешал Альберт Шамайтис, и они убили его, так же как несколько лет назад убили коммуниста, писателя Ярослава Галана.
Расправиться с профессором здесь, в городе, было опасно. Слепо верующая и обманутая Мария Шамайтене стала невольной пособницей преступников. По настоянию жены профессор переехал на дачу, а накануне его переезда там побывал «столяр», которого рекомендовали вы. Столяр, кроме обычной работы, за которую ему заплатила ничего не подозревавшая Мария Шамайтене, выполнил и нечто другое, за что ему уплатили или еще должны уплатить... Впрочем, мы скоро выясним, кто оплачивает эту дополнительную «работу».
