— Крышку не открывать, — грозно добавил он, — зверь там сидит чудной, а видеть его не обязательно!
Женщины гуськом потянулись к выходу, торжествующе поглядывая на старейшину, тот же, когда помещение опустело, кинулся целовать руку Ловкачу.
— Благодетель, — лепетал старик, припадая, — отблагодарю, как есть отблагодарю!
— Мне ничего не надо, — отмахнулся Ши, — а вот ему мула дашь, ему еще обратно в Шадизар ехать.
— Можно одноглазого, — хмыкнул Конан, — я не обижусь.
Его донимало любопытство, и он потребовал у приятеля объяснений. Что за зверь? Отчего крышку не открывать?
— Да петух там, — устало отвечал Шелам, — обычный, не огненный. Одно меня тревожит: как бы эти девушки от своего любопытства не окривели…
Его опасения оказались не напрасны. Когда женщины вернулись говорливости у них явно поубавилось, а та, что рассказывала про пожар, прижимала к щеке край своего платка. Все они опустились а колени, молча ожидая приговора.
— Где корзина? — грозно вопросил Ши.
— Не гневайся, о справедливый, — робко молвила чумазая истица, не поднимая головы, — не удержались мы, одним всего глазком глянуть хотели, а оно как выскочит, как клюнет…
— Ах, не удержались! — завопил Шелам, вскакивая и замахиваясь посохом. — Вон, безмозглые! На грядки, к скотине, детей нянчить! Вон!
Визжа и сбивая с ног друг руга, женщины бросились к выходу. Когда они исчезли, старейшина сказал в полном восхищении:
— Воистину, ты самый наимудрейший из всех суфеев, кои за многие год побывали в Усмерасе!
— Согласен, — почесываясь отвечал Ши, — так что с тебя два мула. А в следующий раз, когда бабы захотят поверховодить, всыпь им хорошенько и не утруждай нас, обременительных более важными делами, своими ничтожными заботами.
К вечеру у ног "наимудрейшего из суфеев" выросла гора материи — тридцать плотно намотанных на деревянные валики штук, по числу украденных. Никто из опрометчиво смеявшихся пред лицом суда не осмелился вернуться пустым. Всем ведомо, чем чревато проклятие суфейского посоха: недородами, кожными болезнями, мужским бессилием и ослиными ушами чревато оно…
Только в одном Ловкач ошибся: ткань была отличная, аренджунской выделки, совсем новая, купленная селянами втридорога у местного лавочника, который уж и не надеялся сбыть когда-нибудь это великолепие, сдуру завезенное им к не столь уж бедным, но крайне прижимистым усмеранцам.
Так что судьба побитой молью материи старьевщика, равно как и кривого мула, навсегда остались неведомой.
* * *
День уже клонился к вечеру, когда запряженная двумя крепкими мулами повозка подъехала к воротам Шадизара. Трое стражников скучали на своем посту: в этот час желающих войти в город было не слишком много. Завидев повозку, начальник караула, красноносый малый с круглым лицом, бряцая оружием, выступил вперед и поднял руку.
— Стой, кто бы ты ни был, и отвечай без утайки: кто таков, откуда путь держишь и за какой надобностью прибыл в славный Шадизар?
Возница был мал ростом, худосочен, но одет богато: желтые шаровары, туфли, украшенные золотой вышивкой, шелковый голубой халат, из-под которого виднелась льняная нижняя одежда. На шее его висел серебряный медальон и виде полумесяца с агатовыми камешками.
— Зовусь я Себбук-ака, путь держу из предгорий гор Карпашских, а надобность моя торговля: желаю продать на рынке товар с прибытком для себя и пользой для покупателей, — отвечал он на вопрос стражника тоненьким голосом.
Круглолицый заглянул в повозку. Она была нагружена почти доверху, а поклажа тщательно укрыта рогожами.
— Если ты привез зерно, — сказал стражник, — то знай, что урожай в этом году неплох, продавцов много, и, дабы цены не упали, мы берем с купцов повышенную пошлину. Тебе придется уплатить три золотых за въезд.
— Я дам тебе пять золотых, о лев среди привратников, ибо надеюсь завтра обогатится и сменить это убогое платье на наряд из парчи и золота!
Купец как бы с сожалением пощупал ткань своего халата, который стоил никак не меньше его мулов, потом гордо избоченился и надул щеки.
Заслышав его слова, к круглолицему подошли остальные стражники.
— О чем болтает этот коротышка, Басрам? — спросил один из них, хищно поводя носом.
— Говорит, что привез нечто весьма ценное, — откликнулся тот, кого назвали Басрамом, и взялся за колесо повозки. — Что там у тебя, купец, самоцветы? Диво заморское? А ну, покажь!
Он хотел было приподнять рогожу, но возница резво схватил его за руку и умоляюще зашептал:
— Я дам тебе десять золотых, уважаемый, десять звонких монет! И еще угощу в лучшем духане. Товар мой боится людского глаза, и не следует, чтобы о нем болтали лишнее…
И купец кивнул на столпившихся возле повозки голоногих мальчишек и любопытных нищих.
Глаза Басрама жадно блеснули: он учуял поживу.
— Ах вот как! — воскликнул он. — Ты хочешь провезти в город невесть что всего за каких-то десять монет?!
— Я сказал двадцать, о честнейший из стражников, двадцать золотых!
— Хамза, Хабиш, — обратился круглолицый к своим товарищам, — может мы нарушим долг и позволить ввезти в Шадизар поклажу, не осматривая ее, как положено?
Хамза и Хабиш сделали честные лица и заявили, что долг они нарушить не могут, и что их уши стоят гораздо дороже.
— Скажем, по десять золотых за каждое, — заключил Басрам. — И выпивка для всех, когда сменимся.
Горестно охая, купец полез в кошель на поясе и отсчитал шестьдесят монет. Он уже тронул повозку, когда круглолицему, все еще снедаемому жадным любопытством, пришла в голову новая мысль.
— Постой! — крикнул он, придерживая мулов. — Я все же должен удостовериться, что ты не везешь ничего такого, что может подвергнуть опасности город. Скажем, оружие или злобных издиров в кувшинах…
— Нет у меня никаких кувшинов, — в отчаянии воскликнул назвавшийся Себбук-акой, — я ведь уже заплатил тебе деньги!
— Заплатил-то заплатил, только если ты прячешь в повозке что-то недозволенное, мы рискуем не только ушами, но и тем местом, на котором они растут. Я обещал не смотреть на твою поклажу и не собираюсь тебя обманывать, я только…
С этими словами он запустил руку под рогожу, тут же извлек ее и умолк, недоуменно уставившись на свои пальцы, покрытые какой-то серой пылью.
— Что за дрянь, — недоуменно пробормотал стражник, обнюхивая свою кисть, — похоже на золу…
Купец застонал, спрыгнул с повозки и встал спиной к мальчишкам и нищим, стараясь закрыть от них то, что невзначай извлек из-под рогожи круглолицый.
