не подозревая, что разговор-то шел о нем. Он заподозрил неладное, когда к нему подошли оба водителя.
— Слазь, парень, — все тем же приветливым голом сказал шофер дизеля. — Товарищ сапер доставит тебя в Ленинград. Хорошо, если полк не узнает про твой побег, а то, брат, труба.
Вадим понял только одно, что к Нарве его не повезут. Он мог сойти, продолжать путь пешком, «голосовать» попутным машинам, но почему-то у него не было сил противиться воле двух незнакомых ему солдат. И когда шофер головной машины потянул его за рукав шинели, он покорно слез с грузовика.
4
Любил Андрей Матвеевич Караванов попариться на полке. Эту привычку он приобрел во время финской войны. Зима тогда стояла суровая, вьюжная. Батальон морской пехоты наступал по заливу и берегу на Койвисто — Выборг. Вместе с матросами не раз часами лежал он в торосах, мороз приковывал ко льду маскировочный халат.
Когда батальон выводили, на отдых, в тылу готовило жаркую баню, надо было дать людям отогреться, выгнать простуду. Старшина, бывало, такой пар нагонит, что уши щиплет, дыхание захватывает, а Андрей Матвеевич наденет шапку на голову, заберется на полок, докрасна напарится и на улицу, прямо в снег. Организм был у него железный, или парная закалка помогала, ни разу не заболел, даже насморка не подхватил.
Отечественную войну Андрей Матвеевич начал неудачно, на фронте был неделю, а в госпитале пролежал свыше двух лет. Полгода назад его выписали, выдали на руки решение, вернее, приговор медицинской комиссии: «Негоден к службе на флоте». Поселился он у знакомых на Петроградской стороне. Днем, когда все в квартире, уходили на службу, Андрей Матвеевич выбирался в широкий коридор и учился ходить без костылей.
Пенсия ему была установлена хорошая, да разве сможет настоящий человек жить без работы? В отделе кадров райкома партии Андрею Матвеевичу дали направление в артель «Металлист». Комиссар укрепленного района — и в артель! За горестными размышлениями «идти или отказаться» и застал его в приемной секретарь райкома Жаворонков. Нашлись у них общие знакомые на флоте. А затем разговор зашел, куда податься Андрею Матвеевичу.
— Рановато вам в артель.
— Посылают.
— Мудрят в отделе кадров. Пойдете в сто двенадцатое ремесленное училище замполитом, двести пятьдесят воспитанников, да вот старый корпус восстановим, прибавится еще сто. Работа в училище посложнее, чем в армии или на флоте. В полку люди со сложившимися характерами, а там — подростки. Надо из ребят вырастить достойных продолжателей традиций питерских рабочих. Встретят вас неплохо, с директором характером сойдетесь. Отнять у него училище — равносильно жизнь отнять. Секретарь партбюро Бушуев — старый большевик, сидел при царизме в Литовском замке.
Андрей Матвеевич поблагодарил за доверие. Училище — это своего рода отдельный батальон. Хотя ему и хотелось побыстрее устроиться на работу, но после разговора с секретарем райкома он взял месячный отпуск на устройство домашних дел. А дело-то было одно: Андрей Матвеевич не хотел, чтобы у ребят пробудилась к нему жалость. Пусть знают его сильным, волевым, таким, как когда-то он пришел в батальон в начале финской войны.
Сначала подростков удивляло, что их замполит ходит медленно, как на прогулке, издали его можно узнать по неторопливой походке. Глядя на стройного моряка в офицерской шинели без погон, трудно было бы поверить, что этот человек списан с флота. Андрею Матвеевичу нельзя было дать больше тридцати лет, а ему перевалило за сорок, и в темных волосах, зачесанных назад, появилась первая седина.
Андрей Матвеевич и в училище остался верен своей привычке. По средам топили баню. Всякий раз в этот день в кабинете у входа стоял маленький чемодан, а на нем лежал веник. Но сегодня Андрею Матвеевичу попариться не пришлось. Освободился он за полчаса до закрытия бани, снял новый китель, а старый успел лишь накинуть, как в дверь нетерпеливо постучали. Вошел Савушкин.
— Опоздал, читал лекцию на семинаре комсогруппоргов.
Андрей Матвеевич вынул часы.
— Опоздание на шесть часов, а еще комсомольский секретарь.
Семинар в райкоме состоялся утром. Савушкин не торопился в училище. Андрей Матвеевич накануне поинтересовался, есть ли у учеников двойки по спецтехнологии. Савушкин взялся было за телефон, а он рукой прижал трубку к рычагу.
— Сведения в канцелярии я и сам могу взять. «Двойка» ученика — это и наш с вами грех.
Идя к заместителю директора, Савушкин всячески подогревал упавшее настроение. «Савушкин, — говорил он о себе, как о постороннем человеке, — не новичок на комсомольской работе. У него свой стиль, ему не переучиваться. Из соседних районов приходят перенимать опыт».
Кинув портфель на стул, Савушкин сел в кресло, как бы говоря всем своим видом: «Ну, я вас слушаю».
Опоздание Савушкина рассердило Андрея Матвеевича, отличавшегося солдатской точностью. Ему, свежему человеку в училище, было хорошо заметно, что комсомольский секретарь держится не по возрасту и положению, разговаривает с ребятами хрипловатым баском и требует, чтобы они его величали по имени отчеству.
— Не по той дорожке вы, Савушкин, идете.
— У каждого своя дорога, важно, чтобы она была партийная.
Андрей Матвеевич застегнул китель на все пуговицы и пристально рассматривал Савушкина.
— Спеси и звону у вас, что капель в море.
Лицо Савушкина посерело, маленькие глаза беспокойно замигали. Он молча играл лежавшим на столе карандашом, затем, будто собираясь бежать, небрежно схватил портфель, но не за ручку, а за уголок, двумя пальцами, как таскают за уши маленьких щенят.
— Пожаловались?
— Если жаловались, то это было бы полбеды, а то хуже. Вас, Савушкин, не замечают ремесленники.
Савушкин пытался иронически усмехнуться одними уголками бескровных губ, но вместо усмешки получилась болезненная гримаса.
— И самое страшное, что вам перестают доверять.
— Из ста семидесяти комсомольцев сто шестьдесят девять отдали мне свои голоса. Это как, по-вашему, — доверие мне или недоверие?
— Доверие, — хмуро согласился Андрей Матвеевич. — Но кому? Вот об этом-то и следовало вам задуматься, все трезво взвесить. Может, вспомните, кто рекомендовал Савушкина в члены комитета? Забыли? Я напомню. Бушуев. А кто ему поручил выступить на собрании? — Андрей Матвеевич остановился, словно ожидая подтверждения, затем громко добавил: — Коммунисты. Доверие надо заслужить работой. Вы, Савушкин, все успехи коллектива принимаете на свой счет. Больше того: вы уже становитесь на путь обмана.
Андрей Матвеевич раскрыл газету. На второй странице небольшая заметка была взята в красный ободок.
— Читали?
— В редакции приукрасили.
Андрей Матвеевич открыл тяжелую дверцу несгораемого шкафа, взял сверху папку, где хранились
