Представив себе, как блистательная принцесса Изабель вышагивает по Рузвельт-авеню, разглядывая витрины «Вулвортса» и крича «Привет!» рабочим на угловой стройплощадке, Бронсон снова широко улыбнулся. Впрочем, он тут же пожалел о своей несдержанности, глянув через стол и снова ощутив на себе гневный взор Изабель. «Черт побери, принцесса, — подумал он, отламывая кусок медового хлебца и намазывая его маслом, — я вовсе не над вами смеюсь. И вообще мне, кажется, уже не до смеха». Ну кто бы мог подумать, что девушка с таким колким язычком окажется столь чувствительной? Бронсону не хотелось бы относиться к ней как к нормальному живому человеку с хрупким сердцем. Он предпочел бы думать об обеих принцессах как о неких пока не использованных природных ресурсах Перро.
В городе говорили, что младшая из сестер подобна необъезженной кобылке, что она так же капризна и ветрена, так же непредсказуема, как и ее мать, и к тому же вдвое красивее, чем покойная жена принца Бертрана. Когда старые дворцовые слуги начинали сокрушаться о будущем Изабель, становилось ясно, что они питают самые теплые чувства к этой девушке, такие, которых, увы, никогда не выказывали, говоря о ее сестре Джулиане.
Сидя подле Бронсона, Грета продолжала болтать о каком-то идиотском лошадином шоу, в котором она собиралась участвовать в следующем месяце в Филадельфии. Не согласится ли Дэниел приехать туда, чтобы поболеть за нее? Он проворчал в ответ что-то совсем не смешное и тут же бросил еще один быстрый взгляд в сторону черноволосой принцессы.
У нее были высокие, почти славянские скулы и прямой нос. Классическое холодное лицо. Даже слишком красивое, что называется, с точеными чертами. Их смягчали лишь огромные темные глаза с густыми ресницами, отбрасывавшими тень на щеки каждый раз, когда Изабель опускала взгляд. Кожа ее была бледной, почти розовой, и очень гладкой, немного более яркой на скулах.
Внезапно Бронсона осенило, что на самом деле она и вполовину не была такой высокомерной и хитрой, какой хотела показаться ему. Просто наивная девчушка девятнадцати-двадцати лет, попавшая в паутину неудачного увлечения никчемным пареньком, который недостоин целовать даже подметки ее туфель. Бронсон был уже в курсе сплетен о принцессе и сыне Малро, и не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, насколько далеко там зашло. Девушка явно полагала, что она влюблена. Что ж, люди частенько принимают за любовь простое стремление избавиться от одиночества. Если только он сам все это себе не выдумал, то перед ним был типичный случай подобного одиночества. Дэниел прекрасно понимал, насколько бесполезно даже пытаться объяснить Изабель, что рано или поздно туман рассеется и тогда она увидит своего Эрика таким, как он есть, то есть абсолютным нулем.
Именно потому, что Бронсон был далеко не юн и слишком пресытившимся человеком, не верящим в «жили долго и счастливо», ему не имело смысла лишать иллюзий наивную девочку. Когда-то он и сам вот так же верил в чудо. Очень скоро и она поймет, что жизнь не любит заранее прописанных сценариев, даже если текст сочинила прекрасная принцесса с темными как ночь глазами.
И все же что-то в этой девушке заставляло Бронсона почувствовать себя и могучим, и одновременно очень ранимым. Едва ли подобные чувства могли зародиться в нем от одного взгляда на каскад темных кудрей или прелестные изгибы молодого тела. Ведь никакие женские прелести уже давно не касались самых чистых и бесхитростных струн его души.
Вдруг Изабель сменила позу и отбросила прядь волос за спину таким изящным непринужденным жестом, что в ту же секунду Бронсон невольно представил себе, как бы он мог обнимать ее. Да, она была слишком молода, слишком избалована и могла причинить слишком много хлопот такому практичному и упрямому мужчине, как он. И все же…
«Я не смеюсь над вами, принцесса, а просто думаю, отчего же не я оказался первым».
Глава 3
Завтрак тянулся нескончаемо долго. Вокруг было слишком много людей, и все они то и дело принимались смеяться над самыми пустяковыми вещами. С каждой минутой Изабель прилагала все больше усилий, чтобы воспринимать звучавшие вокруг глупые диалоги. Еще труднее было отвечать тем, кто к ней обращался.
Но всего через какие-нибудь три четверти часа она снова окажется в объятиях Эрика! Одной этой мысли было достаточно, чтобы вернуть утраченный аппетит и удовольствие от еды. Изабель потихоньку попивала кофе, когда с улицы донесся глубокий рокот долгожданного «ламборджини». Начинался морозный осенний день. Принцесса все утро мечтала о том, как они с Эриком встретятся на берегу озера. Там, вдали от любопытных глаз, она бросится прямо в его объятия и…
Живой смех Бронсона вернул ее на грешную землю.
— Эй, принцесса, — произнес он, едва ли не бравируя своим жутким американским акцентом, — между прочим, доктор Уортэм к вам обращается.
Изабель с трудом подавила желание хорошенько пнуть его под столом и повернулась к мисс Уортэм. Светило от физики, интересовалось, не опасаются ли в княжестве Перро сильного снеготаяния в горах, вызванного глобальным потеплением на планете. Изабель ухитрилась ответить ей, даже не сев при этом в калошу.
— Отлично, — похвалил ее Бронсон, когда спустя несколько минут они снова встретились возле шведского стола. — Я почти поверил в то, что вы действительно понимаете, о чем говорите.
Изабель бросила на него взгляд, способный смутить любого хоть капельку более ранимого мужчину.
— И что же все-таки заставило вас усомниться в моей компетентности?
— Помните, что я сказал вам относительно бесстрастного лица? В тот миг вы вдруг снова позабыли о нем.
Действительно, в первую минуту Изабель немного растерялась, но все же быстро собралась с мыслями и ответила на вопрос, весьма далекий от ее разумения. Она вообще не имела привычки немедленно сдаваться. В подобной ситуации Джулиана наверняка сразу же признала бы свою неосведомленность и не моргнув глазом переадресовала любопытствующую ученую даму к мнению специалистов.
— Но доктор ничего не заметила? — заволновалась девушка.
— Принцесса, если бы она не заметила, то ей бы следовало отдать обратно свою Нобелевскую премию.
— Господи, да уймитесь же вы, — шикнула на него Изабель, поставив тарелку на краешек стола. — Я и не спрашиваю вас о научной стороне дела!
Бронсон взял медовый хлебец с тарелки принцессы и откусил от него. Что-то до неприличия естественное, волнующее и такое приземленное было в том, как блеснули его белые зубы. Изабель отвернулась. Слава Богу, что он герой не ее романа!
