Подскочив обратно к ели, я за несколько секунд сотворил достаточно большой ледяной топор, чтобы привести в ужас любое дерево. С ели мгновенно соскользнул чёрный дрозд, тут же распластавшийся у моих ног. Я сердито рыкнул на него и, позволив воде растаять и уйти под землю, продолжил путь. Уважение уважением, а на шею позволять себе садиться тоже нельзя — особенно если это не стихийные духи, а мелкая шушера…
Прошло ещё полчаса. Ничего путного так и не попалось. Лес был на удивление хорош — ни одного засыхающего дерева. Можно было бы подумать, что их всех перерубили — но и пеньков не видать. В отчаянии я остановился около молодой берёзы и прислонился к ней головой. Ко мне с другой стороны тут же прижался дух дерева, так что между нами образовалась в некотором смысле мысленная связь.
— Ну помоги, пожалуйста, — взмолился я, — людям нужна древесина, нужно тепло, чтобы греться, готовить еду. Прошу, покажи, где можно взять хоть что-нибудь…
Несколько секунд дух молчал. Потом я перестал его чувствовать. Убрав голову от дерева, я обнаружил, что около меня летает берёзовый листик, который при этом совершенно не думает падать. Я попытался схватить его, но он ловко проскользнул между моими пальцами и двинулся в направлении, почти под прямым углом идущим от того, куда я собирался идти дальше. Поняв намёк, я торопливо развернул телегу и последовал за ним.
Через десять минут я вышел к большой ели, причём не просто большой — огромной, раза в три выше той, духа которой я припугнул топором. Берёзовый листик пропал, ясно дав понять, что свою миссию он выполнил. Хороша же рекомендация — огромное дерево, которое я до самой ночи не срублю. Однако если это было единственное дерево без духа, то особого выбора у меня не было.
Подойдя к дереву, я расстроился ещё больше: дух в дереве был. В чём я, в общем-то, почти не сомневался с самого начала: такое старое и большое дерево просто обязано было иметь при себе хранителя. Однако, изучив дерево внимательнее, я понял, что оно болеет, как и его хранитель. Вот как. Мне на растерзание отдали больное и слабое дерево. Ну что ж, я снова сотворил из воды топор, как вдруг грубый голос прорычал мне прямо в ухо:
— Только попробуй!
Я оторопел от вибрации силы, которую ощутил при этом голосе. Надо же, какая мощь — это при том, что он болен и слаб. Если большинству хранителей, вздумай я срубить их дерево, не оставалось бы ничего, кроме как отбежать в сторону и со слезами на глазах наблюдать за уничтожением своего дома, то этот сможет доставить неприятности. Нет, я, конечно, его бы одолел, но было бы это весьма непросто.
Минутку… а надо ли здесь вообще драться? Что за глупые мысли — устал я, наверное, три часа уже по этому лесу рыскаю.
— Может… я тебе как-то помочь могу? — спросил я.
Молчание. Затем поднявшийся вихрь поднял горсть иголок на земле и занёс их на другую сторону. Уже наученный такому языку жестов, я послушно пошёл вокруг дерева…
И охнул. Прямо по стволу шла чёрная, обугленная трещина, уходившая почти к самому корню. Да после такого выжить-то проблематично, а этот дух ещё и собирается давать сдачи. С другой стороны — мне-то откуда знать, насколько ему плохо и больно. Для меня и для него это слишком разные категории. Тем не менее, мне стало безмерно жаль эту ель — простоявшую здесь так долго, защищавшую от ветра и от солнца так много молодых деревьев — и такой жестокий конец. Нет!
Я подошёл к дереву, аккуратно коснувшись обугленной коры. Нет, вылечить такое нельзя никакими силами. Да и острой нужды в том не было: как бы страшна ни была рана на стволе — со временем она зарастёт сама. Куда хуже было то, что дерево не смогло передать весь заряд молнии земле, и почти вся корневая система тоже пострадала и теперь не может впитывать влагу. И вот с этим надо работать. Я наклонился к земле, дотягиваясь до всей воды, что в ней была и аккуратно собирая её возле обожжённых корней. Влага аккуратно облегала корни — и через минуту они полностью восстанавливались.
Сама процедура заняла у меня больше получаса: легко всё лишь на словах, на деле же получалось так работать только на очень небольших участках, да и то было не так-то просто: столь нестандартно пользоваться магией — всё равно что ножом вылавливать сваренные пельмени из кастрюли: вроде бы можно, да пойди попробуй. Наконец, спустя полчаса я без сил опустился на землю и прислонился к дереву. Опустив руку на землю, я проверил, что мне удалось залечить и застонал от отчаяния: исцелить удалось едва ли треть. Тем не менее, с другой стороны дерева дух мягко коснулся моей головы и прошептал:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Спасибо. Дальше я справлюсь сам.
— Да не за что, — прошептал я в ответ, — вот только мне всё равно нужны дрова.
Я почувствовал, как дух заскользил внутрь дерева. Десятью секундами позднее ствол начал трястись. Я как раз вовремя отскочил, когда рядом со мной сверху начали сыпаться ветки. Много веток, повреждённых молнией и фактически представляющие из себя отличный хворост. Я обрадованно принялся наполнять сим ресурсом свою телегу. Хватило как раз до краёв. Ещё одно магическое усилие — и голем-лошадь, контроль над которым я оставил, пока исцелял дерево, вновь появился на положенном месте и потащил телегу в деревню. Я устало поплёлся следом…
* * *
Надо же, какие тут звери пугливые. Кермол — отличный охотник, передвигается абсолютно бесшумно, и я был уверен, что с таким напарником, да ещё и в весенний период, когда у всех животных начинается брачный гон, поймать кого-то не составит труда. Однако же нет: трижды дичь каким-то образом ухитрялась нас услышать, и трижды наши стрелы не находили свою цель. Наконец, нам повезло — и нашей добычей стал молодой олень, наверняка искавший себе самочку.
Когда мы вернулись, нам тут же было поручено свежевать и разделывать тушу. Оба таисиана со своих дел ещё не вернулись.
— Как думаешь, чего на него нашло сегодня утром? — спросил я Кермола, — какие странные слова — вы мне не прислуга. Можно подумать, мы путешествуем, неся его в паланкине и удовлетворяя малейшие капризы.
— Кто знает? — ответил орк, — может, его задел этот монах со своей мыслью, что маги, мол, во всём себя главными считают. А Дэмиен так не думает, он мнение каждого уважает. Да и вообще — не обращай внимания, — махнул он рукой с ножом, — он же только-только это посвящение таисианское прошёл. Мало ли, какой там у него сейчас заскок. Это пройдёт.
Тут он умолк, — наш командир как раз возвращался со своего похода за дровами. Мы, честно говоря, скептически отнеслись к его затее, но спорить не стали, хотя он даже топора с собой не взял. Однако же, к нашему удивлению, телега была заполнена вполне добротным хворостом. Погнав лошадь к сараю, он посмотрел на нас и на тушу и удовлетворённо облизнулся:
— Хорошая добыча. Ещё сырая — а уже пахнет вкусно.
Я понятия не имею, как мясо может пахнуть вкусно, если сырое оно вкуса не имеет совершенно никакого, мало того — его без лука вообще есть противно. Как сейчас помню, в детстве умыкнул кусок сырого мяса со стола и попытался его съесть — так меня чуть не стошнило. Отец вообще хотел поставить меня в угол с этим куском мяса, да так, чтобы, пока я его не съел, оттуда не вышел, да, слава Создателю, мать вмешалась. Спорить же, однако не стал, — таисианы свой нюх имеют, так что спорить о вкусах тут явно бесполезно. Не говоря уже о том, что он, как и мы, наверняка был зверски голоден.
— А Фрайсаш где? — услышал я новый вопрос. Пока я предавался воспоминаниям, таисиан подвёл телегу к сараю, откуда взял топор и принялся счищать с веток сучья.
— Нету, — ответил орк, — вернулись мы с охоты час назад, думали, застанем его здесь, да ты раньше него как-то умудрился прийти.
— Может, он в церковь пошёл, — предположил я, — ну, поговорил он с той девицей, что ж он бы тут, несколько часов околачивался да глаза всем мозолил?
— Разумная мысль, — ответил Дэмиен, — значит, сейчас его позовём…
* * *
