Ольга, будто прочитав ее мысли, заревела, опрокидываясь назад и закрыв лицо ладонями:
— Это я, это я виновата! Оставляла ее одну… Бедная, бедная моя девочка! — И без перехода: — Идиотка! Вырвалась на свободу и пустилась во все тяжкие!
Светлана поняла, что в данном случае Ольга говорила уже о себе и, увы, во многом справедливо, хотя и поздновато. Это ж надо было избавиться от одного захребетника, чтобы тут же снова позволить себя захомутать. Сбросить натерший шею хомут, чтобы тут же подставить ее под другой! Создавалось впечатление, что шея у Ольги какая-то универсальная — любой хомут подойдет. Светлана устыдилась своего обличительного пыла и сама себя одернула: в конце концов, она тоже прокатилась на Ольгиной шее, пусть и без умысла. Когда умерла мать, многие советовали Ольге отдать младшую сестру в детский дом, а она этого не сделала.
— Господи, Господи! — Ольга с трудом шевелила пересохшими губами. — Ну сделай так, чтобы она вернулась, ну сделай, что тебе стоит? Клянусь, я больше никогда, я больше никогда…
За окнами постепенно светлело. Светлана встала с колен и пошла на кухню. Есть не хотелось, но нужно было как-то себя подготовить к предстоящему дню. Достала с полки банку растворимого кофе, поставила на плиту чайник. Заглянула в холодильник, обнаружила сосиски, масло, сыр. «Как же это теперь в себя пропихивать?» — подумала она с тоской. Вообще как пережить свалившееся на голову? Пережить можно было только одним способом — вернуть Катьку домой, пусть не сию минуту, но хотя бы в обозримом будущем.
* * *
Катя не пришла и утром, зато в половине восьмого зазвонил телефон. Светлана схватила трубку первой и услышала глуховатый мужской голос:
— Ольга, это ты?
Светлана молча передала трубку сестре, та послушала и молча положила трубку на рычаг.
«Профессор удивлен, что верная раба до сих пор не дала о себе знать, — подумала Светлана не без злорадства. — Ничего, пусть теперь сам со своими колбами повозится».
Перепуганной курицей закудахтал дверной звонок, который, по замыслам его создателей, видимо, должен был имитировать трели райских птиц. Ольга рывком распахнула дверь и отшатнулась: на пороге стоял Игорь Чернов. Он не производил впечатления убитого горем родителя: как всегда, тщательно выбрит и за три версты от него разит его любимым «Армани». Ольга отвернулась и закусила нижнюю губу, а он так и остался стоять в дверях, засунув руки в карманы нового элегантного пальто. Его неброскую респектабельность завершало кашне в пастельных серовато-голубоватых тонах. Да, Игорь Чернов по-прежнему был занят исключительно собственной персоной.
— Есть новости? — спросил он.
Светлана покачала головой.
— Что вы собираетесь предпринимать?
— А вы? — отпарировала Светлана.
Наверное, они бы сцепились, если бы Светлана краем глаза не заметила, что Ольга пытается попасть рукой в рукав куртки. Куда это она собралась?
— Ты куда?
— В милицию, заявление писать.
Светлана и Игорь, минуту назад готовые вступить в словесную перепалку, переглянулись.
— Нет уж, — заявила Светлана, — пойдем мы с Игорем, а ты оставайся. — И предварила возможные возражения: — Во-первых, ты на ногах не держишься, а во-вторых, кто-то должен оставаться дома на тот случай, если Катька вернется.
Ольга снова зарыдала.
— Она не вернется, — причитала она сквозь всхлипы. — Это я виновата, это мне наказание… это кара…
— Слушай, подожди-ка здесь, — велела Светлана Игорю и, обняв сестру за плечи, повела ее на кухню. Там почти силой влила в нее чашку кофе и приказала: — Рассказывай.
Через десять минут кое-что прояснилось. Ольга поведала о том, что произошло на профессорской даче, о скандале и угрозах дочери Караянова. Честно говоря, Светлане не верилось, будто этот скандал как-то связан с исчезновением Катьки, но Ольга упорно твердила одно и то же:
— Она сказала, что будет воздействовать на меня с помощью дочери, она так сказала, и вот…
Светлане представлялось, что выяснять, куда подевалась Катька, нужно все-таки с помощью ее подружек.
— В общем, так, — подвела она черту, — мы с этим душкой-милашкой-обаяшкой отправляемся в милицию, а ты здесь поройся, может, найдешь еще какой-нибудь телефон. Должны же у нее быть другие подружки, кроме Илоны Костецкой. А мы скоро — туда и обратно.
Ольгу нужно было чем-то занять на время их отсутствия, чтобы она не сходила с ума в одиночестве. Кое-как убедив ее остаться дома, Светлана с Игорем двинулись в отделение милиции. На первом этаже кипели праведным гневом возмущенные жильцы, обсуждающие ночной поджог почтовых ящиков.
— Очередной теракт? — хмыкнул Чернов, косясь в сторону митингующих.
Светлана только холодно на него посмотрела: этот холеный боров еще был способен на остроты!
Глава 5
Любишь кататься — запасайся горючим
— Явилась!
Мать, подбоченясь, стояла в пестром шелковом халате посреди гостиной. При том, что реплика ее выражала недовольство, на лице было полнейшее спокойствие, а точнее, равнодушие. Все ясно: она просто отреагировала. Отреагировала и пошла дальше.
Илона села в кресло и стала стаскивать с ног сапоги. Они были в свежей глине, откуда она взялась, Илона не представляла. Она вообще почти ничего не помнила о прошедшей ночи и что-то соображать стала уже в милиции, после того как за ней явился один из папочкиных прихлебателей. А как и почему она там оказалась — полный провал.
— Ты знаешь такую Катю Чернову? — неожиданно спросила выглянувшая из гостиной мать.
— А что? — ответила встречным вопросом Илона.
— Ночью звонила ее мать, спрашивала, не знаешь ли ты, где она?
— Ночью? — удивилась Илона.
Катю Чернову Илона знала, хотя, конечно, подругами они не были. Во-первых, Катя на два года моложе и круг общения у нее другой. Просто до того, как Илона поступила в институт, они учились в одной школе. Вот, собственно, и все.
Если Катина мать звонила ночью, значит, она не явилась домой, а это, надо полагать, событие экстраординарное. Ведь Катя тихоня, зубрилка и примерная девочка, а потому то, что давно не удивляет родителей Илоны, Катину мать скорее всего привело в ужас. Впрочем, какое ей, Илоне, до этого дело? У нее своих забот невпроворот.
Илона наполнила ванну, добавила пены и, раздевшись, погрузилась в воду. Полежала в приятном полузабытьи, выпростала руки и с недовольством рассмотрела синевато-черный кровоподтек на локтевом сгибе.
— Дерьмо, — выругалась она, — опять синяк!
Илона задумалась и кое-что вспомнила, но то, что она вспомнила, настроения не улучшило. Натянув на мокрое тело махровый халат, Илона выбралась из ванной, вошла в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь. Она чувствовала себя плохо, как никогда.
— Дерьмо, — опять пробурчала себе под нос Илона, — неужели ломка?
Она знала о состоянии, именуемом ломкой, но никогда прежде его не испытывала и, честно признаться, рассчитывала не испытать. Илона Костецкая не считала себя наркоманкой, для нее это было только игрой, возможностью пройти по краю, по лезвию, пощекотать нервы. Ах, какая славная, какая замечательная игра, особенно если учесть, что все остальное приелось, как пресная похлебка.
Илона почувствовала сильный озноб и забралась в постель, ее зубы отбивали барабанную дробь, а все тело содрогалось.
— Да что же такое он мне вколол в последний раз? — бормотала она, поплотнее укутываясь в одеяло. Дотянулась рукой до телефона и быстро пробежала пальцем по кнопкам. Услышала длинные гудки и прошептала самой себе:
— Ну, давай же, давай, сволочь…
Наконец она услышала ответ и сразу произнесла уже свистящим шепотом:
— Ты, подонок, чем ты меня накачал этой ночью?
В ответ смешок и приглушенные звуки музыки.
— Я тебя спрашиваю, что ты мне подсунул?
— То же, что и всегда, кошечка. Что ты так забеспокоилась, раньше тебе это нравилось, — отозвалась трубка.
— Мне плохо, козел, — пожаловалась Илона.
— А ругаться, между прочим, не стоит. — Ее собеседник начал с миролюбивых увещеваний, но кончил на повышенных тонах: — Чего ты хочешь, дура, сесть на иглу без ломки? Такого не бывает. Просто нужно добавить, и сразу полегчает.
— Так вези!
— Э нет, дорогая, ты мне и так много должна. Расплатишься, тогда будет разговор. Любишь кататься — заботься о горючем…
Илона так и взвилась от наглости этого шибздика. Надо же: ходил такой прилизанный, в глазки заглядывал, а теперь вон как заговорил! В конце концов она его уломала, и он пообещал приехать, но успел назвать такую цифру, от которой ее затрясло еще сильнее.
Того, кому она звонила, звали Олегом Груздевым, в узких кругах — просто Груздем. Был он студентом четвертого курса медицинского института и приторговывал наркотиками, о чем, конечно, знали немногие. В Илониной жизни он появился несколько месяцев назад, и сейчас она уже не могла припомнить, при каких обстоятельствах. Как-то слово за слово предложил попробовать, она попробовала, ощущения ее не разочаровали.
