«Что он имеет в виду? – мелькнуло в мозгу у Белова. – Опыты Франклина с атмосферным электричеством во время грозы – с воздушным змеем, проводом, лейденской банкой? Или он имеет в виду того мудака, которого Борька охерачил молнией у Буя?»
– Знаменитость! – продолжал тем временем мент. – Мировое светило! Во всем мире вас знают, любят, чтут-почитают… А вы вот гоните тут, на опаснейшем участке, как пьяный переславльский рэкетир!
– Моя бы воля – просто полетел бы! – признался Белов вслух.
– А кто же вам не дает-то? – гаишник даже оторопел от удивления. Затем он кинул взгляд через плечо, на вертолет, и улыбнулся Белову уже как родному: – Платите и летите!
– Нам далеко лететь!
– Платите больше и летите дальше, – пожал плечами гаишник.
Белов кивнул и стукнул Лене по стеклу:
– Елена, вылезай! Мы дальше полетим.
* * *
Пес доедал четвертый пакет «Чаппи»… Восемь пустых пакетов «Педигрипал» лежали рядом с грудой шпал…
Калачев нагнулся, взял пару комочков «Чашш», закусил…
– Неплохо, нет!..Совсем неплохо…
Пес, доев «Чаппи», вопросительно глянул снизу вверх на Калачева…
* * *
– Еще закусить! – Калачев сунул деньги в окошко.
– Осталась только кошачья еда: «Китти-кет».
– Кошачью – как? Попробуем? – повернулся Калачев к псу.
Пес склонил голову, как бы желая сказать: «Почему бы нет?»
– Никто не осудит! – согласился с ним Калачев и, глянув в окошко, сказал: – Сразу давай упаковку!
– Двадцать четыре банки?!
– Ну. Чтобы зря тебя не тревожить.
* * *
…Первая банка кошачьей еды исчезла единым глотком.
Пес даже издал уважительный звук, давая понять Калачеву: «Да – вещь!»
В небе над ними прогрохотал гаишный вертолет…
– На север понесся. Эх, нет тут прапорщика Капустина! – провожая вертолет взглядом, вздохнул Калачев. – А то бы он сказал: вот в нем летит, я думаю, Белов… Сказал бы непременно! Охо-хох…
Он вскрыл вторую банку из упаковки, вывалил ее содержимое перед псом и, потрепав его по спине, изрек наставительно, словно внушая урок:
– Желудок котенка – чуть меньше наперстка… Желудок собаки – чуть больше ведра…
Он отхлебнул из бутылки и закусил, проведя пальцам по стенке пустой банки:
– Нормально. Жрать можно.
Пес ел кошачью еду, заглатывая со свистом, словно боялся, что Калачев сейчас отнимет…
– Мы еще будем в форме… – сказал Калачев псу, выбирая очередной репей из его хвоста. – Нам только отожраться бы и отдохнуть… Они еще посмотрят, в какой мы будем форме! – он отхлебнул. – Как мы с тобою будем выглядеть… На нашу шерсть с тобой они посмотрят… Увидят, погоди!
* * *
– Так как летим? – летчик обернулся к Белову.
– Летим все прямо, вдоль железки. На север жмешь, на север. От Котласа возьмешь чуть-чуть восточней – на Воркуту. И жмешь вдоль колеи – почти что до Инты. А дальше нам направо, в горы, я покажу.
* * *
– Что – наконец-то не лезет уже в тебя больше? Ну, я тогда сам доем!
В бутылке оставалась половина. Выливать водку было, конечно, жалко, а допивать – явно лишнее…
– Н-да… – Калачев встал, отряхнул брюки…
Пес тихо гавкнул и, привлекая к себе внимание Калачева, резко махнул хвостом…
– Что?
Пес подбежал к мусорным бакам, железным кубам, стоящим поодаль, метрах в десяти, гавкнул опять…
– А!..Да, это верно! Нужно убрать за собой… Не быть свиньей, не быть… – Калачев нагнулся, собирая банки и рваные пакеты. – Ты просто уникум… Из ряда вон собака… Собачий профессор какой-то… Академик общественных наук, а не пес…
Он подошел к ближайшему помойному баку с ворохом мусора в руках, открыл бак и даже вскрикнул от неожиданности…
В баке, на груде помойки и мусора, полузарытый во все это, лежал человек.
– Труп! – сморщился Калачев, выкидывая тем не менее мусор – сбоку, однако, от трупа, чтоб не держать мусор в руках. – Опять труп… Нигде мне уж нет покоя от трупов…
Неожиданно «труп» повернулся, вздохнул, приоткрыл один глаз…
– Живой, – сообщил Калачев новость псу. – Он еще живой… Но ты не удивляйся, собака! Это ж Россия, дружок… Русь, мать, святая… Живого человека… Р-р-раз – и на помойку! Не нужен, значит… Никому не нужен! Ну – в бак, понятно… Это у нас бывает. Сплошь и рядом…
– Ка-ла-чев! – произнес «труп» отчетливо.
– Калачев! – согласился Калачев, облокачиваясь на край мусорного бака, как на стойку в баре – с явным намерением пообщаться.
– Инспектор из угро… – констатировал «труп».
– Инспектор Калачев, да… Все правильно. А с вами – чести не имел… Мы с вами не встречались в… А впрочем, нет… Не то! Даже не догадываюсь. Ты кто? А? – он постучал по стенке бака, пытаясь вновь вернуть «труп» к жизни: – Кто-кто в теремочке живет? Кто-кто в невысоком живет?
«Труп» с трудом зашевелился, закряхтел… Вылез из мусора наконец, сел на груде помойки…
– Да сцепщик я… Егор Игнатов.
– А-а-а… Сцепщик!..Ща! – взяв недопитую бутылку водки за кончик горлышка, Калачев опустил ее в бак: – Майна-майна-майна… На! Принимай помалу…
* * *
…Пес, сидящий рядом с баком, склонил голову, прислушиваясь… В мусорном баке что-то жадно забулькало.
* * *
– Где будем заправляться? – спросил гаишника пилот.
– В Ухте, я думаю. Ну, как обычно…
– Как на рыбалку, на Печору когда? – кивнул летчик, глядя на приборы: – По километрам почти то же самое, верно…
Тайга мелькала, проносясь под вертолетом.
* * *
– О, Господи! – сцепщик встал в баке, облокотился о край. – От смерти спас ты меня, от лютой…Как холодно мне было в этой хижине железной! И гадость снилась разная. Ты открываешь, крышку-то – все, я подумал – смерть пришла… А это ты, спаситель мой чудесный…
– Теперь рассказывай, давай…
– Все знаю! До деталей. Вижу, вижу… Расскажу! Но… Но!
* * *
– Еще бутылку и пожрать. Побольше.
– Упаковку? «Китти-кет»?
– Валяй!
* * *
– Вкуснятина! – Егор Игнатов закусил. – А кошка что на банке? Кошатина, что ль?
Калачев в ответ кивнул на пса.
– Он ел вот и нахваливал… Наверное, кошатина, ты прав.
– Ну, слушай повесть… – сцепщик проводил взглядом пошедшего вокруг бака Калачева. – Ты куда?
– Я – никуда. Я слушаю. Я просто – встать с наветренной стороны… Ведь я этого достоин?
– Безусловно… Ну вот… Так слушай… Начну тебе издалека… Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой… Как Пушкин говорил: песнь первая… Работал я в Инте, давно, хрен знает когда это было… Пошли мы на рыбалку в горы…
* * *
– Ну вот: почти и долетели! – летчик повернулся к Белову.
– Здесь можно угол срезать: жми на северо-восток.
Карта стояла перед глазами Белова как живая – профессиональная память на изображение. Он боялся, что на тот путь, который он трое суток назад измерил своими ногами, у них не хватит горючки. После Ухты они заправиться не могли – на более северных базах у летунов не было блата, а садится на авось весьма и весьма рискованно – в глухомани, в глубинке бабки еще не всегда решают все.
Белов помнил – наиболее короткий путь от железки до точки идет вдоль Косью – довольно крупного притока Усы.
Беда состояла лишь в том, что Косью в своих низовьях представляет собою не столько реку, сколько болотный край: сотни тысяч проток, островов, заводей, зарослей: своеобразные мангровые джунгли из непроходимых ивовых чащоб, растущих прямо из воды.
Но есть и ориентир: железнодорожный мост. Весной – в весеннем для этих мест июне месяце – Косью разливается, превращаясь даже в низовьях в солидную полноводную реку. Поэтому – мост. Должен быть. Мост прорезался, нарисовался далеко влево внизу, на северо-западе. Есть. Да, это он и есть! Вот он.
– Давай правее. Курс двадцать пять…
Десять минут – и под брюхом уже мелькнуло зимовье Мезенцева. Теперь не прозевать бы поворота налево, повернуть на север, в распадок, принадлежащий реке, точнее бурному, десятиметровому в ширину потоку Недысей.
Чтобы не прозевать, надо смотреть на горы. Под ноги себе можно не смотреть. Вот впереди замаячила, приближаясь, огромная серая глыба Манараги – Медвежьей Лапы, если перевести с языка коми. Ее-то не спутаешь – полуторокилометровую почти – грозно поднятую, торчащую в небе каменными когтями…
– Теперь на север – прямо по распадку… И потом чуть-чуть на восток, через перевал…
– Вот этот?
– Да. Теперь мы двигаемся прямо над истоком Хамбола. Здесь тоже угол можно срезать… Повыше подняться и прямо, поперек плато Хамбол-Нырда – точно к устью Хамбола… Хамбол огибает хребет, а мы срежем.
– А что там есть-то такое, – спросил пилот. – Бриллианты? Золотишко? Или просто рыба?
– Там «или просто рыба», – уклончиво ответил летчику Белов. – Там рыба, и еще за горой свистят раки…
– После дождичка в четверг? – усмехнулся пилот.
* * *
– Теперь все кристально ясно, – кивнул Калачев сцепщику.