– Привет. – Белов кивнул Тренихину, однако довольно сухо, не отвлекаясь, все продолжая непрерывно доставать зеленые, демонстративно игнорируя его эффектное появление.
Воцарилась тягостная пауза.
– Я вижу, мне не рады… – протяжно протянул Тренихин – Раньше я был милее, наверно, – он начал на глазах снова превращаться в отвратную хищную тварь.
– Не надо!! – с ужасом закричала Лена. – Только не это!
– Да я и не очень настаивал. – Борис снова вернулся в свой обычный человеческий образ. – Белов, – сказал он, несколько смущенно отряхивая с куртки оставшуюся чешую чудовища, которая, слетая, тут же растворялась с голубоватым мерцанием в морозном воздухе. – Ты какой-то задумчивый, Коляныч…
– Я не в восторге. – Белов мрачно кивнул головой.
– О! О! Погляди на мужа, – сказал Тренихин Лене. – Как он надулся, сыч… Обиделся на что-то…
Он подошел к Белову, обнял:
– Ну, хватит! Не сердись, Коляныч! Ты ж знаешь, у меня такой характер, – он полсекунды подыскивал нужное слово и наконец нашел: – Легкий. Ну, или – вот такое я говно, согласен…И кстати – хочу тебе заметить – ты денег больше в огонь не кидай. Не то что прокидаешься, ты не думай, а просто теперь он сам собою станет гореть. Н-да… Ну, что притихли-то? Давайте по шампанскому, как водится, с утра – за встречу!
В руках у всех троих возникли наполненные хрустальные фужеры.
– Я пью за то, – сказал Борис, подняв бокал, – что мы все снова вместе! И мы – в контакте!
– Все это очень хорошо, конечно, – перебил его Белов. – Но я хочу сказать, что ни твой пафос, ни шампанское никак не заменяют совесть. Воистину, чего Бог не дал, того и за деньги не купишь. Где ты был, скотина, всю ночь? Нас чуть волки не съели.
– Не съели бы, не волнуйся. Это были не волки. Это я выл.
– Спасибо.
– Да не за что! Пустяки, старик. Мне было не трудно. Считай, что это тоже было небольшое испытание. Не каждому в этом мире, поверь, придет в голову жечь деньги. Большинство-то, к сожалению, за деньги готовы на смерть. В основном, конечно, на чужую. Но это лирика, прости. Давай махнем все же, а то долго держим, боюсь, передержим. Итак, за вас! Вы сдали все экзамены. Вы не А1, вы АО – высшей лиги! Ты правильно все выполнил, Белов. Безукоризненно, я бы сказал. Да – верно: шанс есть всегда! – Он повернулся к Лене: – Шанс есть у всех! И каждому – по его вере воздастся! За вас, ребята! Пью за вас!
Он выпил и грохнул бокал о сухую гальку возле костра.
– Такой бокал… – ахнула Лена.
– Тю-ю! Мы на это денег не жалеем! – сострил Тре-нихин. – Бейте!
– Пораньше ты не мог явиться? – Белов, разбив бокал, посмотрел на Тренихина испытывающим взглядом.
– Да видишь ли, – Тренихин слегка заюлил под колючим взглядом Белова. – Контакт всегда возможен – это да. Но видишь, дело в чем еще: переход возможен только после ночи. Мы наигрались там, вверху, мы накопили сил – вы ж видели?
– Полярное сияние – ты имеешь в виду?
– Конечно же. Но вот – пожалте бриться – наступило утро. Рассвет? Рассвет. И я тут же здесь!
– Ты мог бы рассказать нам это все вчера еще.
– Зачем? Ведь так куда эффектней! Вы ночью не мерзли? Да нет, особенно не мерзли! Сожгли миллионов триста долларов – чем не занятие? Вдвоем! Одни! Луна! Замечательная погода! Ясная ночь, колючие звезды… Да что я, черт возьми, все это вам рассказываю, в конце-то концов! Вы же сами мне это должны были бы рассказать, задыхаясь от счастья! Да теперь вы десять, двадцать тысяч лет об этом будете, наверно, вспоминать. Ночь у костра. Вот это ночь! Да разве такое забудется?! Навек останется, отпечатается в памяти. А ведь это-то и есть самое-самое для вас, для людей – воспоминания, верно ведь? Уж их-то у вас, у людей – особенно у русских – не отнимешь никаким колдовством!
– Треплом ты был, треплом ты и остался.
– Грешен, Белов. Прости. Прости, что ночью не явился. Но ночью третий – лишний, знаешь?…Чу?!
Борис поднял палец, прислушался…
– Все. Вертолет. Нам пора закругляться. Тренихин поднял снова появившийся в руках наполненный бокал, еще чудесней и прекрасней предыдущих.
– А что, скажи, значит группа крови АО? – спросил вдруг Белов. – Ты сказал, что у нас не А1, а АО. Почему? Что это значит?
– Да как же, старик? Неужели не ясно еще? Группа АО означает, что есть в крови такой фактор – верность. Очень редкая кровь и очень редкий фактор во Вселенной. Ну, вздрогнули: мы пьем за верность! Ценнее ее ничего в мире нет!
…Ударившись о гальку, бокалы раскололись в брызги. Гул вертолета нарастал…
– Теперь эффектная концовка, – сказал Борис. – Смотрите на свою палатку…
* * *
Палатка, стоящая в отдалении, на снегу, сама собою распоролась вдруг – будто разрезанная изнутри невидимыми ножами…
И в тот же миг от нее побежали в разные стороны две цепочки следов, словно от палатки удирали невидимки…
Разбежавшись от палатки метров на тридцать, цепочки следов прекратили свой бег, остановились и замерли – словно невидимки улетели…
– Вот пусть господин Власов Владислав Львович поломает себе башку, поразмыслит над тем, что здесь произошло. Как ты, Белов, считаешь, есть у тебя разумная гипотеза: что это было, почему оно, зачем и каким образом?
– Ну, у меня-то есть, – кивнул Белов и обнял Лену за плечи. – Это убежали из палатки ее неверие и мое отчаяние.
– А что? Неплохо! Ответ принимается – недурно пущено, как говаривал Илья Ефимович Репин…Ну-с, и по третьей – просто так – на посошок: ведь боги любят троицу! – Борис поднял бокал…
* * *
…С появившегося над Западными Саледами вертолета – черной точки – конечно же, не было видно, как они трое начали вдруг таять в воздухе, исчезать, превращаясь в тонкие лучи пляшущего света…
Секунда – и исчезло все.
Только в костре догорали зеленые доллары…
* * *
– Смотри, смотри! – Власов припал к иллюминатору. – Разрезали палатку, разбежались и исчезли! О-о-о!..О-о-о! Как это мне знакомо!..Такое ж дело – в точности, – было у меня… В самом начале восьмидесятых… Восемь человек… И даже где-то здесь, в этих местах же… И ничего! И разумеется, с концами… Конечно, дело я закрыл… Ты видишь? А? На что же это похоже?
Калачев задумчиво покачал головой.
– На нашу жизнь похоже. На земную, – ответил он, помолчав. – Явились двое – непонятно откуда, просто появились. Потом сошлись, утоптали площадку, поставили палатку, развели костер… О чем-то говорили. О важном для них. А потом исчезли – ушли по отдельности. Ушли! Исчезли. Куда?…Туда же, может быть, откуда до того пришли? А?
– Ты снова философствуешь! – Власов повернулся к летчику. – Вы можете сесть в сторонке? Чтобы улик винтом не разметать? А то заметете следы нам все к едрене фене.
Летчик с сомнением хмыкнул:
– Глубокий снег…
– Да ты же местный, постарайся!
– Я стараюсь, – кивнул летчик, сажая вертолет метрах в ста пятидесяти от костра и палатки. – Я всю жизнь только то и делаю, что изо всех сил стараюсь… Толку-то только… Вот тут вроде бы наст потоньше…
* * *
– Смотри, смотри, – здесь доллары жгли, валюту! О, Боже мой, Иван Петрович, да здесь же десятки миллионов долларов сожгли!..Зачем?!..Кто?!..Почему?! Ты понимаешь что-нибудь хоть?
– Понимаю, – вздохнув, ответил Калачев. – К сожалению, я все понимаю, пожалуй.
– К сожалению?
– Да. Как в Писании сказано: «От многих знаний много и скорби, и умножающий мудрость умножает печаль… »
– Рад за тебя, – язвительно, с недоверием в голосе, хмыкнул Власов. – Такой ты начитанный! И все понимаешь! Так… Так… Мы тоже не щи лаптями хлебаем… А это что? Осколки! Осколки хрусталя… Бокалов…
– Шампанское, наверно, пили, а бокалы – били, – довольно равнодушно, невыразительным тоном откомментировал находку Калачев.
– Да, – с издевкой в голосе согласился Власов. – Сюда вот прилетел Белов, хватил шампанского – ну, со своей-то кралей – с хером в манто – сжег пару сотен миллионов долларов – погреться им, видишь ли, захотелось – и отвалил, отклеился от следов и – в воздух – полетел себе куда-то – восвояси…
– Я думаю, ты прав, Владислав Львович, – кивнул Калачев, гладя собаку. – Похоже, именно так и было на самом деле.
– Понятно, как же! Дураком меня желаешь выставить? И в результате подставить? Ага! Не попадусь я, ты на это не рассчитывай. Не так-то я прост, как снаружи, может быть, выгляжу. Я наблюдательный черт, глаз наметан: вон, посмотри, осколки – бокалов, сейчас скажу тебе, постой секундочку… восемь-девять штук бокалов здесь было…
– Я думаю, что девять. Или шесть. Или двенадцать. Но кратно трем, – заметил Калачев.
– Надо собрать осколки, остатки обгорелых долларов… На экспертизу…
– Зачем? – пожал плечами Калачев.
Ему было скучно. Он понимал все и без экспертизы.
– Ну, как же так? По обрывку можно восстановить серию купюр, номера. – Власов нагнулся, осторожно раскладывая по пакетикам не догоревшие доллары, осколки хрусталя. – По номерам можно отследить путь денег – непонятно? Когда ввезены были, кем, кому и за что выплачены… Это многое прояснит, многое! Эти же деньги Белов, возможно, получил за проданные на Запад картины Тренихина, а потом, опасаясь преследования или мучаясь угрызениями совести, решил от них таким вот образом избавиться… Ты этим не шути.
