общения выискивал то, что можно использовать как улики в деле против нее. Поэтому делал подарки. Целовал. Нашептывал нежности, уложив в свою постель…
Все это было ложью, игрой.
– Ты такой, каким я тебя всегда считала, – бросила ему в лицо Руна.
Лейла нашла висевший на бедре нож и отбросила на пол. Гидеон проводил его взглядом.
– А ты, – произнес он, – совсем не такая, какой я тебя представлял.
Странно. Для человека, охотившегося за ней два года, он должен торжествовать, в нем должно быть больше злорадства и бахвальства. Он же выглядит… подавленным.
Руки Лейлы скользили по телу Руны, но ни разу Лейла не посмотрела Руне в лицо, словно в ее глазах та была не лучше собаки.
– Больше ничего, – сказала Руна, и ее глаза ярко вспыхнули. – Только нож.
– Я сама решу, – бросила Лейла в ответ.
Страж, отправленный проверить седельные сумки, вернулся с формой Кровавой гвардии и протянул Гидеону. Тот отложил ее на стол.
Руна с трудом сглотнула, видя по прищуренным глазам, что он размышляет, как она ее добыла.
– Что это? – Лейла прижала холодное дуло пистолета к груди Руны и вытянула цепочку на всеобщее обозрение. Висевшее на ней кольцо она подняла, поддев пистолетом. Поймав луч света, оно начало красиво переливаться.
Руна дернула рукой, чтобы схватить его, но не вышло. Лейла опередила ее и сжала кольцо в кулаке. Затем резко дернула, разрывая цепочку, и передала Гидеону.
Он сразу узнал его. Руна поняла это по его сжатым зубам.
У нее было ощущение, что мир рушится. Совсем не так он должен был все узнать.
– Вы помолвлены?
Гидеон выглядел так, будто получил удар под дых.
– Я собиралась тебе сказать. – Руна освободила одну руку, сделала шаг и коснулась рукава его куртки. – Гидеон…
Он отшатнулся, будто прикосновение обожгло его. Глаза потемнели, когда их взгляды встретились.
– Не смей ко мне прикасаться.
Руна отшатнулась, чувствуя, что его слова убили нечто очень важное в ее душе.
Почему она должна бояться и подчиняться? Он обманом влюбил ее в себя, хотя испытывал к ней только ненависть, и он отдал приказ схватить ее.
Руна вскинула голову и расправила плечи.
– Да, мы помолвлены. Твой брат замечательный. Тебе никогда не быть даже немного похожим на него.
Руна отчетливо увидела боль в его глазах.
– Знаешь, – произнес Гидеон и сделал шаг к ней, – оставь это себе. – Он надел кольцо ей на палец.
На глаза Руны навернулись слезы.
– Мы закончили, – произнес Гидеон. – Арестуйте Багрового Мотылька.
Он быстро шел вперед, стражи расступались перед ним, а Руна смотрела вслед. За ним закрылась дверь, и она осталась одна с солдатами Кровавой гвардии.
Гидеон убегал, будто не мог ни секунды больше дышать с ней одним воздухом.
Глава 56
Гидеон
Гидеон разбил пузырек с кровью о булыжник и смотрел, как струи дождя смывают кровь.
В голове крутилась лишь мысль о том, что на цепочке на шее у нее висело кольцо мамы. То, которое он отдал Алексу.
Он сделал предложение Руне, и она его приняла.
«Ты глупец», – сказал себе Гидеон, запрыгивая на лошадь.
Не стоило ожидать, что произошедшее между ними будет для нее что-то значить. И он ей безразличен. Все было игрой, в которой он хоть и выиграл, но все равно остался ни с чем.
Она выбрала Алекса.
Неудивительно.
Тебе никогда не быть даже немного похожим на него.
От этих слов сердце сжималось и каменело.
Отчего это вообще причиняет такую боль? Она же Багровый Мотылек, чертова заноза, сидевшая в его сознании уже два года. Чертова ведьма.
Второй раз судьба насмехалась над ним. Он открыл душу лишь для того, чтобы вновь оказаться в дураках. Он поверил Руне, а она только притворялась. Как он мог вообразить, что они способны быть вместе и создать нечто прекрасное?
Что заставляет его быть иногда таким наивным?
Дождь бил в лицо, и он провел по нему ладонью. Гидеон так и стоял спиной ко входу в дом, не смог заставить себя посмотреть на Руну, когда она выходила под охраной Лейлы и садилась на лошадь.
Он и сейчас смотрел перед собой и не повернул головы, когда они ехали по центральной улице к платформе для чистки, возведенной для казни Серафины.
Теперь ведьм будет двое.
Когда они были совсем рядом с площадью, в небе сверкнула молния, освещая собирающихся людей, – они ожидали начала чистки.
Гидеон изо всех сил пытался ощутить ту степень ожесточения, которая позволила бы сейчас радоваться поимке коварной ведьмы, ведь мысли о ней не давали ему покоя долгие месяцы. Он мечтал выследить ее и казнить, увидеть, как свершится правосудие.
Из-за нее он каждое утро поднимался с постели.
Но теперь, когда она поймана, и правосудие вот-вот свершится, все, что он ощущает, – пустоту в душе.
– Гидеон!
Голос брата заставил его резко повернуться и оглядеть толпу. Алекса он заметил в последних рядах, когда тот пробирался вперед. От дождя его светлые волосы намокли и прилипли к голове.
Гидеон спрыгнул с лошади.
– Что ты делаешь, черт возьми? – кричал Алекс, не обращая внимания ни на дождь, ни на людей.
– Что я делаю?
Алекс прошел мимо брата к Руне, сидящей на лошади рядом с Лейлой.
– Отпусти ее.
Гидеон схватил его за лацкан пиджака и отшвырнул в сторону.
– Осторожнее, брат, ты на опасном пути.
Алекс пристально смотрел на него. В глазах брата, обычно добрых, бушевала ярость. Он указал пальцем на Руну, в лицо которой толпа уже бросала оскорбления и плевки.
– Тебя, я понимаю, это радует?
Гидеон оказался между братом и Багровым Мотыльком. Немного поразмыслив, он ответил:
– Кто-то должен делать грязную работу, чтобы защитить вас от опасных ведьм.
– Она не опасная ведьма! – прокричал Алекс ему в лицо. – Она невинная девушка!
– Невинная? – Гидеон с трудом сдержал смех. – Она околдовала тебя, Алекс.
Околдовала их обоих.
– Посмотри на себя хоть раз объективно. – По лицу Алекса струились потоки дождя. – Тебя разрушает это нездоровое желание всех наказать! – Он тряхнул головой, и капли с волос разлетелись в стороны. – Ты готов убить даже девушку, которую я люблю. Ты не понимаешь, как далеко зашел?
Гидеон сдержался, но изо всех сил сжал руки в кулаки.
– Она ведьма, Алекс, – произнес он очень спокойно. Лицо его было серым и ледяным, как грозовое небо. – Сочувствие им расценивается как преступление и карается смертью.
Алекс отпрянул и вскинул подбородок.
– Тогда арестуй и меня.
Хлесткая фраза стала болезненной, будто пощечина.
