Пьетро, низкорослый фехтовальщик был оставлен на улице стеречь возок. Остальная компания дружно ввалилась в маленькую уютную лавочку, громко звякнув медным колокольчиком на двери.
В лица вошедших ударило терпким, густым травянистым духом, от которого защекотало в носу. Разбуженный сыч встрепенулся на жёрдочке над входом, мазнув пёстрым крылом Джулиано по волосам. Круглые жёлтые глаза птицы мигнули и погасли. Пожилая сеньора, стоявшая за высоким прилавком, заваленным аптекарскими инструментами, на мгновение подняла внимательные глаза на посетителей и снова вернулась к работе. Красные морщинистые руки женщины быстро растирали в мраморной ступке иссохший пряный корешок.
— Чего изволите? — сухо поинтересовалась сеньора, поправляя и оглаживая белый чепец на голове. — Хозяин сегодня в отлучке. Посему новых заказов не берём.
— Лукреция, мне нужна ваша помощь, — сказал отец Бернар, раздвигая шуршащие пучки майорана и шалфея, в изобилии свешивающиеся с потолочных балок.
— Чуть что, сразу Лукреция, — проворчала женщина, не поднимая глаз на говорившего. — Понос — Лукреция, приди! Золотуха — Лукреция, помоги! Почесуха — Лукреция, дай! Нет бы просто зашёл поболтать, справиться, как моё здоровье, про детишек расспросить.
— Так ведь их у тебя нет? — удивился монах.
— Уверен? — спросила Лукреция, скатывая на ладони шарик из коричневатой пасты.
Монах обречённо вздохнул:
— Сеньора, я предлагаю оставить на потом наши давние разногласия и сосредоточиться на насущной проблеме одного молодого человека.
Отец Бернар жестом указал на едва стоящее на ногах тело Ваноццо, для надёжности подпираемое с двух сторон Джулиано и Луккой.
— Пьянство неизлечимо, — фыркнула Лукреция, внимательно оглядев силицийца с ног до головы.
— О, если бы проблема заключалась лишь в чрезмерном пристрастии к вину, сеньор де Ори сейчас попросту бы сидел под замком в школе маэстро Майнера, — возразил отец Бернар.
— А что с ним не так? — поинтересовалась знахарка, подозрительно втянув воздух сквозь подрагивающие ноздри.
— Наш друг порезал палец, — вмешался Джулиано, приподнимая вялую кисть Ваноццо с поблёскивающими на ней капельками сочащейся крови.
— Эка невидаль! Совсем сдурели тащить его сюда с такой ерундой! — возмутилась Лукреция, небрежно сметая шарики в бумажный кулёк. — Залейте ранку скипидаром, перевяжите и отправьте болезного в постель.
— Дорогая Лукреция, неужели же ты считаешь, что перед тем, как прийти к тебе, я не испробовал всех известных мне средств? — негромко спросил монах.
Женщина проникновенно посмотрела в глаза отца Бернара и, наконец, отложив работу, вышла из-за прилавка, чтобы взглянуть на пациента:
— Садите его на стул, пока не упал. Да не толпитесь, как бараны. Дайте мне самой глянуть, что там за диво деется.
Дверной колокольчик снова звякнул, и на пороге появилась сгорбленная фигура старухи в терракотовом платье. Седая коса, бережно обёрнутая вокруг её головы, походила на корону из древнего серебра. Тёмные асиманские глаза в растрескавшихся щёлочках век смотрели на окружающих спокойно и с достоинством. Оливковую кожу покрывали частые старческие пятна. В скрюченных артритом руках старуха несла тяжёлую корзину, накрытую молочно-белым платом.
— Вечер добрый, госпожа, — произнесла старуха с певучим иноземным акцентом, — мира и благополучия вашему дому.
— Здравствуй, Гизем, — небрежно откликнулась Лукреция, внимательно изучая палец Ваноццо. — Погоди немного, сейчас подлечим этого здоровяка, и я займусь тобой.
Гизем поставила тяжёлую ношу у прилавка и улыбнулась знахарке беззубым ртом.
Пошарив на верхней полке шкафа у дальней стены, Лукреция достала несколько пыльных баночек, четыре красные свечи и чёрный гематитовый крестик. Женщина зажгла свечи, опустила палец Ваноццо сначала в один сосуд, потом сразу в другой, натёрла его желтоватой мазью и принялась читать заклинания на непонятном языке, перемежая их с молитвами на староистардийском. Пока она шептала и пела, сжимая поблёскивающий чёрный крест в руке, кровь унялась, но стоило женщине замолчать, как алая роса вновь проступила по краям разреза.
Лукреция ещё раз порылась на полке, достала новые баночки, мешочки и кульки с таинственными ингредиентами. Отмерив на небольших медных весах нужное количество сыпучих вонючих порошков, знахарка смешала всё в закопчённом котелке и, три раза плюнув в полученную бурду, стала читать наговор, вычерчивая пальцем в рассыпанном по столу угле странные знаки. Покончив с этим, Лукреция налепила полученную зеленоватую массу на палец задремавшего Ваноццо. Затем, подняв руку пациента к глазам, женщина замерла, прислушиваясь к звону ближайшей часовой башни. Не прошло и одной четверти, как из-под грязной залипухи снова проступили карминовые бисерины.
— Саттана! — прикусив губу, ругнулась знахарка. — Может, у него кровь дурная?
— Предлагаете пустить? — уточнил Лукка, стоявший у окна и с тревогой поглядывающий на быстро темнеющую улицу.
— Доброе кровопускание ещё никому не повредило, — согласилась женщина, задумчиво потирая красные ладони.
— Ты всё не так делаешь, госпожа, — подала голос забытая у прилавка старуха.
Головы всех присутствующих мгновенно повернулись к ней. Даже Ваноццо сумел откупорить припухшее вялое веко.
— Покажите мне орудие, запятнавшее его душу, — попросила Гизем, подходя к знахарке.
Джулиано достал из ножен на поясе блестящий обсидиановый нож, добытый в усыпальнице древних повелителей Конта. Покрутив его в ладонях, он сунул оружие старухе под нос. Гизем протянула было к нему подрагивающие морщинистые пальцы, но не коснулась, а, словно ожёгшись, судорожно отдёрнула руку.
— Избавься от него как можно скорее, — пробормотала старая асиманка, старательно вытирая ладонь о платье.
Джулиано нахмурился, но согласно кивнул.
— Есть ли у тебя в лавке грызуны, госпожа? — спросила Гизем, перебирая в ладонях чистый край передника. — Змеи, чёрные кошки или иные нечистые твари?
— Нет, — твёрдо заверила её Лукреция, покосившись на дремавшего над дверью сыча.
Старуха согласно качнула головой на тощей шее и, достав из складок платья тонкий металлический свисток, дунула в него что есть мочи. Джулиано подумалось, что свисток асиманки сломан. По крайней мере, ни единого слышимого звука не исторг он из своих блестящих стенок. Но вскоре одинокое попискивание и стук маленьких коготков раздались из тёмного угла лавки. Сонная птица мгновенно встрепенулась, распахнув золотые блюдца горящих глаз, и хищно уставилась во мрак.
— Тихо! Тихо, мой хороший! — прошептала старуха, снова дуя в свисток. — Эта тварю́шка не про тебя.
Обиженный сыч нахохлился, переминаясь с лапы на лапу, и отвернулся.
Из вечерних теней в круг света неуверенно просеменила здоровенная крыса с рваным ухом и чешуйчатым розовым хвостом самого что ни на есть гадостного вида. Животное село перед старухой на задние лапки и преданно уставилось на неё красноватыми бусинами глаз. Гизем улыбнулась, взяла безвольную руку Ваноццо в ладони, поднесла к ссохшимся бледным губам и положила раненый палец в беззубый рот. Де Ори сморщился, словно его конечность погрузили в навоз. Не обращая внимания на гримасы больного, старуха высунула длинный синюшный язык и облизала его палец, а затем, сделав несколько сосательных движений, сплюнула
