— Я… — прошептала Лика. — Прости меня, господин. Я не имела права так говорить с Тобой… Я никогда не осмелилась бы, но… Это было нечто выше меня…
— Тебе не за что извиняться, — он постарался вложить в голос все тепло и спокойствие, которое нашел в своей душе, — твои слова помогли мне найти то связующее звено, которое доселе постоянно ускользало от меня. Вера и сила… Здесь они живут не внутри души, а полнят мир, горят над ним светилами, согревают землю, даруя тепло. Они повсюду…
— Я… — она с сожалением качнула головой. — Я не понимаю твоих слов.
— Но ведь ты только что сама говорила…
— Мой господин, — тяжело вздохнув, промолвила она. — Эти мысли… Они пришли свыше, прочувствованные, но не понятые. Такова была воля госпожи Кигаль, Ее вера, которой Она захотела поделиться с Тобой… А я… Я всего лишь посредник… — на ее глаза набежали слезы. Девушка была готова заплакать, ощутив вдруг внутри себя, в сердце, душе, образовавшуюся пустоту, а вокруг, краями страшной раны — беспомощность и сожаление — о, как бы ей хотелось, чтобы все было иначе! Нет, конечно, даже в самых смелых и радужных мечтах она не помышляла о том, чтобы стать подругой богини, но хотя бы служанкой, не бессловесной безвольной рабыней!
Шамаш, поняв все это, грустно улыбнувшись, кивнул.
— Не расстраивайся, — тихо произнес он, коснувшись ее плеча.
Та тотчас крепко схватила его руку, поднесла ко лбу, прося благословения, после чего на миг прижала к горячим губам, а затем, смущенная, отпустила, сжалась, в глубине души чувствуя себя воровкой, укравшей миг, который был сужден не ей.
— Будь счастлива, — тихо, едва слышно, проговорил колдун, освобождая ее душу от выкованных ею самой оков.
— Господин, — она вдруг вздрогнула, вновь напряглась. — Ты должен поверить в себя! Это важно! — она собираясь сказать что-то еще, но в этот миг с миром вдруг стало происходить нечто странное… Слепая, связанная теснейшей духовной связью с богиней, она первая ощутила это, затрепетала, вздрогнула и, сжав голову ладонями, со стоном упала на нагретые до бела камни.
— Что с тобой? — бросившись к ней, испуганно воскликнул Бур. Опустившись рядом с подругой на колени, он поспешил привлечь ее к себе, прижать к груди, защищая от всего мира. Его губы не переставая шептали: — Все хорошо. Все хорошо. Я рядом. Не бойся…
— Шамаш… — заговорил было Атен. С опаской озираясь вокруг, он искал взглядом беду, чье дыхание уже наполняло воздух, делало его еще более сухим и знойным, лишая оставшихся жизненных сил. Он понимал, что, лишенный дара, как божественных, так и магических, не в силах разглядеть опасность до тех пор, пока она не подойдет вплотную и поэтому хотел спросить…
Но тут… С пронзительным свистом с вершины горы сорвался острохвостый ветер, который, казалось, нес на своих крыльях самих демонов бездны. Его пронизывавший насквозь зной останавливал дыхание
— Что это? — в ужасе прошептал Бур.
Все молчали, не в силах отвести взгляд.
Дозорные и те немногие караванщики, которые еще не успели заснуть, а также несколько припозднившихся горожан, охочих куда больше до рассказов о далеких землях, чем каких-то товаров, подошли к ним, столпились позади, напряженно всматриваясь в сумрачное небо.
— Не иначе Губитель… — прошептал Евсей.
— Великие боги! — из-за спины донесся полный ужаса возглас, а затем — тихий поспешный шепот молитвы-заклинания.
— Но это невозможно! — Бур отказывался верить. Да, посвященному в тайны города, Керха казалась мрачной и жестокой. Жертвоприношения… Владычество богини смерти… И, все же… И, все же — это ведь не Куфа, ужасная, вечно мертвая Куфа, лишенная самой души! — Невозможно! Ведь нашим годом властвует госпожа Кигаль. Она не допустит…
— Она бессильна перед Губителем, — посиневшими, вмиг ставшими сухими и холодными губами прошептала Лика, на мгновение отрываясь от молитв.
— Но Она — великая богиня! — воскликнул Евсей, ища защиту в своей вере.
— Есть законы, которые сильнее даже ее, — донесся до них тихий и, в то же время, пронзительный голос. Повинуясь полнившей его силе, все повернулись и увидели женщину, чья строгая властная красота не оставляла никаких сомнений относительно того, Кем она была.
— Госпожа, — горожане пали перед Ней ниц, распростершись на камнях площади. Караванщики опустились на колени, выказывая почтение и, в то же время показывая, что у них есть свой бог-покровитель.
Лишь Шамаш продолжал стоять. С нескрываемым интересом он разглядывал странную гостью.
Медленно, не касаясь ногами земли, Эрешкигаль подплыла к нему. Было видно, что и Ее охватило любопытство. Однако, подчинив себе все чувства, Она, пройдя чуть в стороне, сперва приблизиться к слепой девушке.
— Не бойся, — Она с заботой и лаской, которых вряд ли кто ждал от богини смерти, коснулась головы своей избранной, погладила ее по шелковистым волосам. — Что бы ни случилось, ты всегда будешь под моей защитой.
— Но мой брат! — глаза Лики наполнились слезами.
— У него другая судьба, другой покровитель, — проговорила Та, а затем, отвернувшись от единственного человека, который был Ей дорог, не замечая всех остальных, вернулась к Шамашу.
— Нам нужно о многом поговорить…
— Не сейчас, — хмуро бросил колдун, глядя на вознесенный над землей замок-храм, который со всех сторон уже окутали своей тягучей, вечно скользящей и изменяющейся пеленой тени. Небо над городом замерцало, готовое в любой момент разверзнуться самой ужасной из бездн пустоты.
— Нет, именно сейчас! — Она схватила его за плечи, заставляя повернуться лицом к себе, заглянула в глаза. — Что ты собираешься делать? Забыть обо всем, что было, есть и будет, отвергнуть весь мир ради того, чтобы спасти несколько жизней, не думая при этом о том, что за них придется принести в жертву сотни, даже тысячи? Но это безумие!
Эрешкигаль ждала, что Шамаш заговорит с ней, станет возражать, о чем-то спрашивать, не важно о чем, главное — остановится. Всем, кто смотрел на нее, было понятно, что сейчас богиня хотела лишь одного: удержать брата от необдуманного поступка.
Как никто другой, госпожа Кигаль знала силу слов, их власть над мирозданием, пронизанным ими — живыми отзвуками мертвого образа. Но Шамаш молчал, словно не было ничего, чего бы он не знал, о чем бы хотел спросить у бессмертной собеседницы, хранившей в себе мудрость многих тысячелетий и не одного мира. Он лишь смотрел на нее и в его глазах было сочувствие, когда он видел перед собой не великую грозную богиню, а очень одинокую женщину с тонкой, ранимой душой…
— Госпожа! — Бур подполз к Ней, припал сухими губами к лежавшим на земле складкам одеяний, стелившимся длинным шлейфом. — Ты пришла… Ты ведь пришла чтобы помочь нам? Ты не допустишь, чтобы Губитель превратил наш город… Твой город, моя госпожа, в новую Куфу? — он осмелился поднять на богиню глаза, полные мольбы, которую были не в силах передать никакие слова. Юноша понимал, что совершает непростительный проступок, осмеливаясь не просто заговорить с владычицей, но вмешаться в разговор богов. Он ждал наказания — неотвратимого и жестокого, соразмерного с его преступлением. И надеялся лишь, что его жертва не будет напрасной, и Госпожа Кигаль обратит свой взор на землю, на людей, не оставит их в милости Своей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
