"Да она слепая! — вдруг понял Атен. — Ее дружок что, не в своем уме: зачем он ее-то сюда притащил? А, что я, в самом деле? Мне-то какая разница?"
— Расскажите все по порядку, — повернувшись к чужаку, велел ему хозяин каравана.
— Еще раз? — с явным раздражением воскликнул горожанин. — Я ведь уже по крайней мере трижды все повторил!
— Ты сам пришел к нам, — Атен нахмурился, не сводя с юноши пристального взгляда прищуренных глаз. — Вряд ли тобой движет бескорыстное желание нам помочь, — он бросил быстрый взгляд на его спутницу, продолжая: — Наверно, ты ждешь от нас чего-то взамен, какой-то платы. А раз так…
— Торговец он и есть торговец… — пробормотал себе под нос горожанин. — Каким бы особенным он ни хотел казаться, — эти слова звучали не оскорблением, совсем нет, скорее обычным недовольным бормотанием.
Вздохнув, он с неохотой начал повторять видно уже изрядно надоевший ему рассказ:
— Вчера, когда хозяин города приходил на площадь, он говорил с вашими ребятами, Сати и Ри их зовут. Так вот, маг сказал им, что в городе нет никакого закона, запрещающего пришельцам покидать торговую площадь.
— И это действительно так? — караванщикам было легче поверить, что врут все остальные: служители, простые горожане, даже они сами — но не наделенный даром.
— Нет, — качнул головой юноша. — Закон есть и за его соблюдением следят, ведь… — он глянул на свою подругу, после чего, вместо того, чтобы вдаваться в подробности, обронил лишь: — В общем, тому есть причина…
— По твоим словам выходит, что хозяин вашего города не просто солгал, но и…
— Он маг и делает то, что захочет, — пожав плечами, спокойно проговорил чужак.
Караванщики переглянулись. Нет, конечно, они знали, что наделенные даром бывают разные, но…
— Ладно, продолжай, — помрачнев еще сильнее, хмуро бросил Атен. Лишь он да Евсей, казалось, не просто поверили словам чужака, но даже ожидали услышать что-то подобного.
— Что продолжать? — тот махнул рукой. — Как выманили ваших ребят с площади, так сразу в храм повели. Я пытался им помочь, увел, спрятал у хороших людей, — он вновь взглянул на свою спутницу, — да разве от хозяина города скроешься? — чужак качнул головой. — В храме они сейчас. И вот ее брат — тоже…
— Откуда ты это знаешь?
— Нас всех вместе поймали. А сбежать удалось только нам двоим… Да не это важно! — юноша сжал кулаки, его глаза нервно заблестели. — Вам нужно не задавать мне десятый раз по кругу одни и те же вопросы, полагая, что каждый следующий раз мой ответ будет иным, а… — на миг он замолчал, беспокойно крутанул головой, бросил опасливый взгляд вокруг, словно выискивая стражей, которые могли бы их подслушать, — великие боги, надо же что-то делать!
— Мы не верим тебе! — воскликнула Рани. — С чего это мы должны! Может быть, вы специально придумали эту историю, притом даже не позаботившись о том, чтобы она хотя бы выглядела правдоподобной!
— Разве это не доказательство моей искренности?
Рани, нервно потерев вспотевшие руки, решительно качнула головой:
— Нет, это невозможно… — а затем, случайно заглянув в настороженные, полные мрачных предчувствий, глаза Атена, сглотнула подкативший к горлу комок, глубоко вздохнула, сдерживая готовый сорваться с губ безнадежный стон. — Но даже если… — глядя не на чужака, а на хозяина каравана, удивленная его реакцией на все происходившее, читая в глазах немую скорбь и боль осознания чего-то, недоступного всем остальным, несмело заговорила она, — если даже так… Что может угрожать нашим детям? Да, они нарушили закон. Но совсем не желая того, я уверена! Ладно, нарушили… Ну что ж, мы заплатим штраф, заплатим столько, сколько потребует совет города. Ведь так? — она повернулась к остальным караванщикам, ожидая от них поддержки.
— Конечно, — собравшиеся согласно закивали. Все, у кого были собственные дети, волей — неволей ставили себя на место родителей Сати и Ри, содрогаясь в душе от мысли, что бы им пришлось испытать в том случае, если беда коснулась их семей…
Лицо Рани осветилось улыбкой. Все уже представлялось ей куда проще того, что было несколько мгновений назад. Во всяком случае, теперь она хотя бы что-то знала. И, главное, ей было известно, что дети живы.
— Они же не смогут больше ничего сделать, правда? Караванщиков не изгоняют, детей не карают смертью. Вот и все!
Лишь Атен и Евсей оставались мрачны. С их лиц не сходило выражение сочувствия, за которым скрывалась безнадежность. Они видели беду яснее остальных и понимали: все совсем не так просто, как казалось женщине, готовой, в беспокойстве за своего сына, схватиться за тоненькую нить посреди жестокой бури, радуясь, что нашла путь к спасению и не задумываясь, достаточно ли он прочен, чтобы выдержать ее.
Впрочем, Рани все равно смотрела в другую сторону.
Она заметила лишь как, криво усмехнувшись, чужак качнул головой:
— Люди, входящие в городской совет, настолько богаты, что все сокровища каравана покажутся жалкой медяшкой рядом с их ларцами…
— Никто не откажется от наживы, когда алчность не знает пределов, — заговорил Вал, с трудом сдерживая ярость, закипавшей все сильнее и сильнее в его душе от каждого нового слова горожанина, словно тот был единственной причиной всех бед.
— Предел есть всему. За исключением, разве что, глупости, — не замечая чувств, охвативших его собеседника, прервал его чужак.
— Да кто ты такой! — возмутился караванщик, с презрением глядя на щуплого неказистого паренька, едва переступившего рубеж испытания, чье костлявое тело, никак не могущее принадлежать знатному или богатому человеку, было прикрыто лишь набедренной повязкой. Босоногий, с всклокоченными волосами, он скорее походил на бездомного нищего, попрошайничавшего на площади.
— Мое имя Бур, и я из семьи…
— Нам нет никакого дела до твоих родственников! — мужчина был не в силах думать ни о чем, кроме того, что, пока он тут, бездействуя, разговаривает с этим оборванцем, его дочери может угрожать беда. Поэтому он даже не заметил, что переступил общепринятую грань приличия в разговоре с жителем города. Впрочем, в этот момент подобная мысль не тревожила никого из караванщиков. Им и так было о чем беспокоиться.
Чужак, скривившись, болезненно усмехнулся.
Бур хотел уже было махнуть на все рукой и уйти восвояси, подальше от этих неблагодарных торговцев. Однако, почувствовав, как напряглась ладонь Лики, сжимавшая его руку, вспомнив, что помощь нужна не только Сати и Ри, но и Ларсу, он заставил свою ущемленную гордость — дикую, своенравную собаку, вместо того, чтобы скалить пасть, огрызаясь в ответ на оскорбление, поджать хвост, скрывшись до поры на дальних задворках души.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
