"Это кто ж такой умный, кто так догадался сделать? Если такой кадр нашёлся, неужели он думают, что у нас эту фишку не просекут? — размышлял Олег, пока они шли от одного поворота к другому. — Недавно в Интернете читал, что именно так надо было войска в сорок первом расположить – основные силы на старой границе, а перед ней – только мобильные части прикрытия и пограничники".
"А может, — мысли его перескочили на другой вариант, — всё само собой организовалось? Нет здесь великой стратегии, одна сиюминутная тактика – сосредоточить войска вне пределов прямой видимости противника. Вот и всё".
Так и не придя к окончательному выводу, он, за руку с Вероникой, подошёл к одноэтажному каменному дому на две печных трубы и четыре окна, в который упирался поросший травой переулок. Дом был белён свежей извёсткой и вообще выглядел лучше чекистского здания – нигде ни трещинки, ни кусочка отвалившейся штукатурки, даже железная кровля тщательно окрашена суриком. Ворота и забор были деревянные, но так же старательно покрыты слоем зелёной краски. Чувствовалось, что хозяева здесь люди основательные, любящие своё родовое гнездо.
Фёдор требовательно постучал железным кольцом вделанной в ворота калитки, через минуту глухо хлопнула дверь и послышались торопливые шаги.
— Кто там? — спросил чуть хрипловатый голос.
— Мы, — кратко ответил Фёдор, — открывай, Моисеевич.
— Опять они здесь! — попытался пошутить Олег, но юмора родственники не поняли. Вероника даже взглянула на него осуждающе.
Калитка распахнулась, открыв внешнему миру лысоватого старичка с классически горбатым носом, одетого, несмотря на терзающую кожу жару в отутюженный костюм-тройку.
— Заходите, гости дорогие, — дед отступил в сторону, пропуская Лапиных. На Олега с Вероникой он только мельком взглянул и тут же отвёл взгляд, видимо по сугубому воспитанию решив не пялится на непонятно одетых людей, как последняя деревенщина…
Закрыв калитку на засов и цепочку, он развернулся и тотчас же был представлен Фёдором.
— Михаил Моисеевич Зальцман, отец мужа моей младшей сестры.
Старый еврей радушно кивнул и непременно добавил.
— Единственной и неповторимой Людочки!
— Да, конечно, — спохватился Фёдор и перешёл к своим иновременным родственникам, — Михаил Моисеевич, это моя правнучка Вероника и её жених Олег Александрович.
— Очень приятно, — Олег обменялся рукопожатием. Ладонь старика была сухой и неожиданно сильной.
— Проходите, — Михаил Моисеевич широким жестом пригласил гостей в дом.
К дому со стороны двора была пристроена веранда с открытой террасой, куда вела широкая лестница, обрамлённая точёными балясинами. Олег с интересом огляделся по сторонам, пока они делали несколько шагов в сторону выходившей во двор лестницы. Собственно, двором это густо поросшее растительностью пространство назвать было нельзя. Скорее всего, это был дачный участок. В лучших традициях позднесоветского времени. Грядки с зеленью и клубникой, кусты смородины и ежевики, малина вдоль ошкуренных слег, изображающих межевой раздел с соседними участками. С кем граничил участок Зальцмана по параллельной дороге стороне, рассмотреть на быстром шагу не удалось. Туда тянулся настоящий фруктовый сад из многих видов дарующих плоды деревьев, полностью скрывавших торцевую границу. Олег на ходу успел опознать только яблони и вишни.
— Люда где? — спросил Федор, когда они разулись и прошли в широкую, на два окна гостиную.
На крашенном полу стояла массивная мебель из натурального дерева, сдвинутая в сторону окон. Шкаф с множеством ящичков и дверок, вызвавший в памяти Олега забытое слово "бюро". Покрытый узорчатой скатертью большой овальный стол, на имитирующих львиные лапы ножках, окружённый шестью венскими стульями. В углу слева блистал стеклом массивный сервант с выложенной горкой посудой, в углу справа громоздился книжный шкаф с полностью заставленными полкам. На стороне входной двери углы занимали выпирающие на метр с лишним сектора голландских печек, топившиеся из прямоугольного коридора, ведущего, скорее всего на кухню и в подсобное помещение, тут же окрещённое Олегом чуланом. В остальные помещения дома вели закрытые двери в боковых стенах гостиной. "Классическая сталинская планировка, — прикинул Олег, мысленно нарисовав план еврейского обиталища. — Потолки только низковаты и лампочек нет, керосинкой обходятся".
— На рынок ушла, — Михаил, а может быть, Мойша Моисеевич быстро выдвигал от стола высокие стулья, — не думали, что вы так быстро доедете. Устраивайтесь, а я пока чайку принесу.
— Вам помочь? — вылезла вперед Вероника, заметив, что Лапины собрались воспользоваться приглашением хозяина. Видно, отношения внутри этой ветви родни были слегка напряжённые.
— Если вас не затруднит, — прямо-таки расцвёл в улыбке Зальцман, — кухня вон там, пойдёмте.
Они ушли в коридор и налево. Олег спросил у свободно расположившегося на неудобном стуле Фёдора
— А он кто вообще?
— Зубной техник, — кратко ответил Лапин, слегка скривив уголки губ.
"Понятно, мелкий частный собственник, доживший до победы социализма", — внутренне усмехнулся Олег, вспомнив кое-что из прочитанного за последние дни о довоенной советской жизни. Как бы удивительно это ни было, с точки зрения официальной послеперестроечной пропаганды, но в сталинском СССР вполне успешно процветали подобные бизнесы. Те же зубные врачи, починители ботинок и примусов, портные и другие подобные артельщики и кустари. Условием их успешного существования было отсутствие наёмных работников и прочей частнокапиталистической эксплуатации. Платишь за патент и работаешь. Конечно, не обходилось без периодического внимания НКВД и прочих контролирующих инстанций, но если не скупать ворованное с госпредприятий сырьё и регулярно "повышать качество обслуживания населения", как называлось соблюдение прав потребителей в тридцатые годы, то жить можно было вполне припеваючи. Для натур экспансивных, склонных к постоянному карьерному и прочему бизнес-росту, в этой сфере общественно-экономической жизни делать было совершенно нечего. Государство очёнь жестко контролировало максимальные обороты таких заведений, создав фактически небольшой экономический заповедник, где мирные зайцы и парнокопытные могли процветать, а вепри, например, – нет. О волках и лисицах и речи не было – эта ниша была плотно занята самим социалистическим государством.
— А вот и чаёк! — Михаил Моисеевич внёс в комнату дымящийся чайник, формой начищенной поверхности напоминавший добрый викторианский кекс. В левой руке деверь Лапина удерживал крутобокий заварочник, расписанный синими лебедям. Поставив маленький чайник прямо на скатерть, Зальцман снял с тумбы серванта резную круглую досочку, положил её в центр стола. торжественно водрузив сверху основное вместилище только что откипевшей воды.
Следом в гостиную вошла Вероника, обеими руками удерживая металлический поднос более полуметра в длину. Олег вскочил, забрал из рук невесты плотно заставленное тарелочками и вазочками расписное произведение искусства. Под хрустальным лаком виднелись фрагменты полевых цветов, крупными мазками выведенные на глубоком чёрном фоне.
— Только что примус завёл, — продолжал Михаил Моисеевич, ловко размещая на столе разнокалиберные ёмкости с вареньем и мёдом разных сортов, плетёные корзинки с баранками. Закончив с этим, он убрал поднос на сервант и открыв застеклённые дверцы, выставил чайные пары и подобающее количество ложек, — в моём возрасте чай надо несколько раз на дню пить, всенепременно свежей заварки.
Олег взял на себя функцию распределяющего кипяток, заварку каждый налил себе сам. Когда последняя чашка была наполнена, все сосредоточенно приступили к чайному ритуалу. Да, судя по выражению лиц многонациональных предков, это был целый ритуал – отпить глоток, посмаковать, зацепить ложечкой варенье, снова посмаковать и далее, пока не будут перепробованы все выставленные хозяином угощенья. Никуда они не спешили, и жизнь вокруг вполне могла подождать. Так что торопливым потомкам пришлось налить себе ещё по одной чашке.
— Спасибо за угощение, — поблагодарила хозяина Антонина, поставив на блюдце опустевшую чашку. Фёдор ещё допивал последний глоток и лишь слегка кивнул головой, присоединяясь к жёниной благодарности.
— Очень вкусно, — искренне сказал Олег, — всё натуральное.
Сидевший у окна Зальцман на пару секунд замешкался, слегка не врубившись в смысл фразы потомка.
— Конечно, всё натуральное, с нашего сада. Как же иначе может быть?
— Понимаете, — Олег начал объяснять особенности грядущего сельхозпищепрома, — у нас полно всякой химии в продуктах. Во-первых, земледелие интенсивное, а это значит, что очень много искусственных удобрений используется. Большого урожая иначе не получить. Во-вторых, при производстве добавляют стабилизаторов, красителей всяких. Они нужны, чтобы при перевозке и хранении товар не портился. Ну и внешний вид привлекательным оставался. Попробуйте, например, без последствий сливочное масло из Новой Зеландии привезти или клубнику из Израиля.
