Сам паша был тучным мужчиной, но его тело скрывало множество слоев ткани. Несмотря на полуопущенные веки, Никколо разглядел в его глазах ум… и жестокость.
Затянувшись из кальяна, Али-паша передал мундштук своему слуге, с наслаждением выдохнул дым и смерил Никколо взглядом, от которого у юноши душа ушла в пятки.
В своих странных одеяниях и криво сидящем тюрбане юный граф сам себе показался смешным. Сняв головной убор, юноша, отведя его в правой руке, поклонился — как он надеялся, не нарушив ничьих обычаев.
— Ты итальянец, — заметил Али-паша по-гречески.
— Никколо Вивиани, к вашим услугам, — он немного говорил на этом языке.
Паша рассмеялся, и его смех поддержали стоявшие рядом. Никколо тоже улыбнулся — ему показалось невежливым не отреагировать на шутку, хотя она и осталась ему непонятна.
— У тебя маленькие уши, — отметил паша.
Никколо задумался, правильно ли он понимает греческую речь. «И если я перевел его фразу правильно, то как это понимать? Как комплимент или как оскорбление?»
— Подойди поближе. Я хочу посмотреть на твои руки.
Никколо неохотно подошел к дивану Али-паши, и тот, осмотрев руки итальянца, удовлетворенно кивнул, словно подтвердил собственную правоту в каком-то лишь ему известном вопросе.
— И маленькие руки. Такие мягкие. Ты джентльмен.
Английское слово удивило Никколо, но он решил не спорить.
— У меня на родине меня действительно называют аристократом, то есть джентльменом. Здесь же я лишь гость при дворе великого Али-паши.
— Ты проделал долгий путь и столкнулся с множеством опасностей, и все это ради того, чтобы оказаться здесь.
— Что ж, это стоило моих усилий, — Никколо по-прежнему пытался вести вежливый разговор.
— У тебя серебряный язык, — рассмеялся Али-паша. — Как у многих тебе подобных.
Теперь в его голосе уже не слышалось былого дружелюбия. Видимо, паша решил перейти к серьезному разговору. Никколо не знал, что на это ответить, и потому промолчал.
— Такие, как ты, приходят сюда и обещают нам деньги, оружие и помощь. Они хвалят нас, макая каждое из своих слов в мед. Они покрывают свой язык духами, так что мы не чувствуем яда их речей. Англичане, французы, русские с длинными именами и короткими бородами.
— Мне ничего не известно о таких… — начал Никколо, но Али-паша не дал ему закончить.
— Что же тебе здесь нужно, Никколо Вивиани?
— Я хотел увидеть двор Али-паши во всем его величии. Много лет назад мне рассказали о вашей роскоши. Я знаю, что каждое мгновение, проведенное здесь, стоит целой жизни. Мне нет дела до войн европейцев.
Али-паша протянул руку, и слуга вновь передал ему мундштук кальяна. Старик два раза затянулся, не спуская с Никколо глаз. Сейчас он чем-то напоминал шакала, наблюдающего за умирающим животным.
— Я думаю, что ты приехал сюда для того, чтобы выведать главную из моих тайн, Никколо Вивиани.
— Нет-нет, я…
— Но меня предупредили. Мне сказали, кто ты. И что ты.
— Я лишь путешественник, не более того.
— Ты насмехаешься надо львом в его собственной пещере? — Встав, Али-паша развел руками. — Может быть, там, снаружи, и лают псы, но лев не удостоит их своего взора. Он хозяин своей пещеры и своих земель. Пусть собаки лают, но у льва до сих пор достаточно сил для того, чтобы разорвать волка!
«Он обо всем знает!» — понял Никколо. Солдаты бросились к нему и повалили на землю. На голову натянули мешок, а руки и ноги связали веревками, почему-то прохладными на ощупь. Его подняли и понесли прочь. Последним, что он слышал, был смех Али-паши.
45
Горы Пинд, 1821 годПутешествие оказалось дорогой в ад. Никколо сопротивлялся изо всех сил, но его связали и запихнули в ящик, в котором он почти не мог двигаться. С мешком на голове юноша ничего не видел, но теперь же его окружала непроглядная тьма.
Он уже представлял себе, что его уложили в гроб и похоронили живьем, но на самом деле это было не так. Ящик, в котором он лежал, куда-то несли, ставили и вновь поднимали, трясли, а один раз даже уронили, и Никколо сильно ушиб плечо. Через некоторое время мышцы свело судорогой, и молодой граф попытался ослабить путы, но они лишь сильнее врезались ему в лодыжки и запястья.
Никколо вспомнились истории Омара об Али-паше: тиран бросал своих врагов связанными в море, и юноша был уверен, что такая судьба его и ожидает.
Он кричал, пока не сорвал голос и не заболели легкие, и теперь больше не мог произнести и звука. По ящику время от времени стучали, слышался смех, и юноша понял, что его просто дразнят, пытаются разозлить, и в конце концов прекратил дергаться. Время все равно не имело значения, и Никколо погрузился в беспокойный сон. Иногда юноша просыпался, не зная, явь ли это. Сон и реальность сплелись воедино, и Никколо снились узкие пространства, в которые он был заточен.
В конце концов ящик открыли, и юношу вытащили наружу. Мешок с головы сняли, глаза ослепил яркий свет. Над ним простиралось синее небо, вокруг тянулась пустошь, а вдалеке возвышались горы, чьи вершины прятались в облаках. Вокруг не было видно ни одного человеческого поселения. На обочине дороги, если эти два следа от колес в земле можно было назвать дорогой, стояли две телеги, запряженные волами.
Какой-то бородач протянул Никколо кружку с водой. Юноша благодарно принял ее и напился.
— Еда хорошо, — заявил бородач и начал кормить итальянца белым безвкусным хлебом, скатывая шарики и запихивая их ему в рот.
Никколо угостили даже куском козьего сыра со специями, а потом снова дали воды.
В конце концов бородач указал на обочину.
— Делать.
Никколо непонимающе уставился на него, и тот схватился за промежность и издал звук, отдаленно напоминающий журчащую воду.
— Я не могу… — запротестовал юноша, но его толкнули к обочине, стянули штаны и заставили присесть на корточки.
Стоявшие вокруг солдаты с любопытством наблюдали за происходящим. Сгорая от стыда, Никколо облегчился.
Затем его опять потащили к ящику, действительно оказавшемуся гробом. Увидев это, Никколо начал сопротивляться и кричать, но все было тщетно. Полдюжины солдат затолкали его внутрь и накрыли. Юноша, извиваясь, стал давить ногами в крышку, но один из солдат просто улегся сверху.
Когда вокруг стало темно, итальянец прекратил сопротивление. Он старался глубоко дышать и не терять самообладания, но темнота и страх сводили его с ума, и сейчас Никколо не мог все спокойно обдумать.
Телега, зашатавшись, двинулась вперед. Юноша почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
