Спустя две недели, когда Гарри уже был коронован, Генрих вернулся в Нормандию. Высадился он в Барфлере и оттуда направился в Вандом. Он хотел поговорить с Людовиком, который успел собрать войско и готовился вторгнуться во владения Генриха – в отместку за оскорбление, нанесенное его дочери. Французский король требовал объяснений, почему Маргариту не короновали вместе с Гарри, и настаивал на том, чтобы Генрих немедленно примирился с Бекетом.
Вместе с королевской свитой из Англии прибыла Изабелла и, перед тем как двинуться в Пуатье, некоторое время провела в Фонтевро, где в те же дни Алиенора навещала Иоанна и Иоанну.
Алиенора подробно расспрашивала у подруги о коронации Гарри. Ей хотелось знать все до последней мелочи.
– Гарри был великолепен. Вы бы гордились им, – рассказывала Изабелла, когда они обе сидели перед очагом и пили вино. – Он выглядел как истинный король, такой высокий и красивый, в короне. И не просто повторял заученные положенные слова, но говорил их от всего сердца. Народ остался доволен. Я никогда не слышала таких восторженных криков.
Алиенора сияла от гордости, в которой была и доля злорадного удовлетворения: Генриху наверняка было приятно слышать эти восхваления, но в то же время они вонзались ему в сердце острой стрелой: ведь прославляли его сына, а не его.
Изабелла покачала головой:
– Я помню Гарри младенцем в колыбели. Так странно видеть его совсем взрослым.
Алиенора вспомнила, как маленькая ладошка сына сжимала ее мизинец.
– Время летит слишком быстро, – вздохнула она.
– Как жалко, что вы не смогли приехать на его помазание. Понимаю, вас держали здесь иные обязанности.
Алиенора поморщилась:
– Ну да, должен же был кто-то сделать тут за Генриха грязную работу. Но скажи, виделась ли ты с Марией Булонской?
– Да, она приезжала ко мне, мы вместе помолились. Беспокоилась о том, что меня принудили выйти второй раз замуж, но я сказала ей, что счастлива с Амленом. Надеюсь, теперь Мария сможет обрести покой, раз ей позволили вернуться в монастырь. – Изабелла задумчиво вертела в руках кубок с вином. – Этот брак принес ей много боли. Она не забудет и не простит.
Алиенора пожала плечами:
– Ни ты, ни я на ее месте тоже не простили бы. Я желаю ей обрести покой и буду молиться за нее.
Изабелла прикоснулась к крестику у себя на шее:
– Каждый раз, опускаясь перед алтарем на колени, я молюсь о ней. Как бы я хотела, чтобы король и архиепископ поскорее пришли к согласию.
Скептически приподняв бровь, Алиенора высказала свое мнение:
– Скорее ад замерзнет, чем они помирятся, так и знай.
– Амлен говорит, что Генрих оказался перед камнем на дороге, который не обойти. Король уже и не знает, что сделать, чтобы восстановить отношения с архиепископом. Мне это непонятно. Они же всегда были заодно, пока Бекет оставался канцлером.
– Ну, винить можно либо человека, либо Бога, – мрачно произнесла Алиенора. – С Амленом я согласна. Я тоже не понимаю, как разрешить их конфликт, потому что ни Бекет, ни Генрих не пойдут на уступки. Наверное, нужно бросить уже все попытки установить мир. Их война закончится, только когда один из них умрет.
Изабелла ахнула от таких слов, но Алиенора была тверда.
– Но это же правда, – сказала она. – Томаса я не очень хорошо знаю, зато мужа как следует изучила. Слава Богу, я буду в Пуатье, подальше от их битв!
* * *В Пуату Алиенора возвращалась короткими переходами. Ее сопровождала Изабелла. Две недели женщины провели в герцогском охотничьем поместье в Тальмоне и почти каждый день выезжали на соколиную охоту. Алиенора подобрала себе нового кречета – самку по кличке Бланш. Наблюдая за тем, как птица взмывает в синеву, разрезает воздух крыльями и с неумолимой точностью поражает добычу, Алиенора вспоминала, что и она была рождена, чтобы парить в вышине, и сердце ее пело от радости.
Скоро наступит срок ехать в Пуатье, но пока есть возможность отдохнуть и подкрепить душевные силы в обществе подруги. И Ричарду есть время порезвиться на свободе перед тем, как он примется за науку правления герцогством.
Но даже на отдыхе государственные дела не отпускали ее. То и дело прибывали гонцы со срочными сообщениями. Вот и солнечным утром в начале сентября, когда Алиенора сидела в парке Тальмона и наслаждалась ароматом роз, на коленях у нее покоились только что полученные свитки. Она повернулась к Маргарите, которая устроилась рядом с ней на скамье из дерна, и выдавила улыбку:
– Король согласился на то, чтобы архиепископ Бекет, вернувшись в Англию, провел в Вестминстере еще одну церемонию коронации. И ты станешь помазанной королевой.
Глаза Маргариты загорелись радостным огнем.
– В послании говорится, когда это произойдет?
– Перед Рождеством.
Маргарита сразу выпрямилась, подняла голову и горделиво огляделась вокруг, как будто уже удерживала на голове корону.
Изабелла, сидящая по другую сторону от Маргариты, прикоснулась к руке девушки:
– Замечательное известие. Наконец-то наступят покой и согласие в наших владениях.
Алиенора дочитала письмо:
– Также Генрих разрешил архиепископу выразить порицание тем епископам, которые короновали Гарри.
Со стороны Генриха этот шаг был второй серьезной уступкой. К тому же и перекладывал вину со своих плеч на плечи церковников. Он никогда и ни в чем не виноват.
Улыбка Изабеллы потухла, но графиня все же постаралась увидеть что-то хорошее и в этой новости.
– По крайней мере, все будет устроено как положено.
Алиенора уклончиво усмехнулась. Генрих не сделал главного: не одарил Бекета поцелуем мира. Это означает, что король не простил архиепископа и не готов забыть о прошлом. Своими решениями Генрих давал понять, что Томас может вернуться в Англию, но за его безопасность король не отвечает, и архиепископ должен действовать на свой страх и риск. Пока Алиенора раздумывала над ответом Изабелле, ее камерарий привел очередного гонца, и при виде их удрученных лиц сердце ее сжалось.
– В чем дело? – Она прежде всего подумала о детях. – Что случилось?
Слуга опустился на колени и протянул ей пакет с печатью Амлена.
– Госпожа, король тяжело заболел в Домфроне. Его жизнь в опасности.
Она торопливо сломала печать и прочитала то, что писал Амлен. Он просил ее немедленно приехать. Генрих составил завещание, разделив земли между сыновьями, и если она хочет увидеть его живым, то должна поспешить.
– Боже праведный, – прошептала Изабелла, осеняя себя крестом.
– Нужно ехать к нему. – Алиенора поднялась, ее мысли уже были заняты предстоящим путешествием. – Пусть в каждой церкви возносят молитвы о выздоровлении короля.
Она часто думала, что без Генриха ей жилось бы лучше, но не предполагала, что это может случиться так скоро. Их сыновья еще слишком юны, чтобы править, а повсюду затаились враги, выжидающие удобного момента для атаки. Так гиены кружат вокруг умирающего льва. Только бы Генрих дожил до того дня, когда мальчики достигнут зрелости, станут мужчинами, способными повести за собой людей, и тогда пусть Господь делает с ним все, что пожелает.
* * *В Домфрон Алиенора прискакала через четыре дня после того, как получила в Пуатье известие о болезни Генриха. Его она застала слабым, но идущим на поправку под неусыпной опекой лекарей. Несколько лет тому назад его сильно лягнула в ногу лошадь, и рана эта так никогда и не зажила. Нагноение привело к изнуряющей лихорадке, пока в конце концов нарыв не вскрылся. Теперь лекарям оставалось только менять повязки и промывать язву травяными отварами.
Алиенора вошла в опочивальню, где в постели сидел исхудавший, с ввалившимися глазами Генрих. Сняв мантию, она села на табурет у кровати:
– Я приехала, как только узнала. Какое облегчение, что ты все еще жив!
Он бросил на нее тяжелый взгляд. Кожа вокруг его глаз была синеватой после тяжелой болезни.
– Ты всегда умела хорошо врать, – просипел он.
– Я не лгу. – Она приняла чашу с вином, поднесенную слугой. – Умри ты сейчас, мне пришлось бы непросто. Наши сыновья еще не доросли до того, чтобы взять в руки бразды правления, а я не хочу оказаться в положении твоей матери и сражаться за каждый кусок земли. Я молилась о тебе день и ночь, пока ехала сюда.
Она предложила ему свою чашу, и он взял ее и отпил немного. Алиенора в ужасе смотрела, как дрожат его руки от напряжения, и ее потрясло то, что она сама почувствовала в этот миг. Она как будто уронила бесценный хрустальный кубок, а потом собирала осколки и то и дело резала о них пальцы. И вот когда она уже думала, что осколков не осталось, еще одна острая игла впивалась в ее тело и колола до крови.
– Если ты собираешься умереть, то потерпи хотя бы до совершеннолетия Гарри, – попросила она.
Он крякнул, слабо улыбаясь:
– Я тронут тем, что ты в такой спешке примчалась ко мне. Буду думать, что тебя заботит мое здоровье, а циничные мысли о том, что ты приехала перехватить власть в случае моей смерти, отброшу.
