ход главный козырь. – Герцогиня Стивенэйдж обедала на Гровенор-сквер уже при мне.
– Мы все знаем, что это значит, – ответила леди Монограм.
– И люди руку себе отрежут, чтобы попасть на обед, который он дает императору в июле – или хотя бы на послеобеденный прием.
– Ты так говоришь, Джорджиана, будто ничего не понимаешь. Люди приедут увидеть императора, а не Мельмоттов. Пожалуй, мы тоже могли бы поехать, только теперь из-за этой ссоры скорее всего не поедем.
– Я не понимаю, почему ты называешь это ссорой, Джулия.
– Потому что это ссора, а я их ненавижу. Поехать и посмотреть на китайского императора или что-нибудь в таком роде – все равно что пойти в театр. Кто-то решил собрать у себя весь Лондон, и весь Лондон к нему приходит. Однако это не означает знакомства. Если потом я встречу мадам Мельмотт в парке, то и не подумаю раскланяться.
– По-моему, это невежливо.
– Отлично. Значит, мы расходимся во мнениях. Но вообще, мне кажется, ты должна бы понимать все не хуже других. Я не думаю о тебе хуже из-за того, что ты поехала к Мельмоттам – хотя мне было очень грустно об этом узнать, – но раз ты так поступила, то не жалуйся на тех, кто не хочет, чтобы их пичкали Мельмоттами.
– Никто этого не хотел, – в слезах проговорила Джорджиана.
Тут дверь отворилась и вошел сэр Дамаск.
– Я говорила с вашей женой о Мельмоттах, – продолжала Джорджиана, беря быка за рога. – Я гощу у них, и… мне кажется неправильным… что Джулия… меня не навестила. Вот и все.
– Добрый день, мисс Лонгстафф. Джулия с ними не знакома. – Сэр Дамаск скрестил руки на груди и поднял брови с таким видом, будто разрешил все затруднения.
– Джулия знакома со мной, сэр Дамаск.
– О да, с вами она знакома. Само собой. Мы всегда рады вас видеть, мисс Лонгстафф. Я всегда рад. Жаль, вы не были с нами в Аскоте. Но…
И он снова принял такой вид, будто объяснил все.
– Я объясняла Джорджиане, что ты не разрешаешь мне ездить к Мельмоттам, – сказала леди Монограм.
– Да, я не хочу, чтобы ты туда ездила. Останьтесь с нами на ланч, мисс Лонгстафф.
– Нет, спасибо.
– Раз уж ты здесь, лучше останься, – сказала леди Монограм.
– Нет, спасибо. Очень жаль, что ты не захотела меня понять. Я не могла допустить, чтобы после стольких лет дружбы со мной порвали без единого слова.
– Не говорите «порвали»! – воскликнул баронет.
– Я говорю «порвали», сэр Дамаск. Я думала, мы друг друга поймем – ваша жена и я. Но ничего не вышло. Где бы Джулия ни оказалась, я бы считала своим долгом ее навестить, но она считает иначе. До свидания.
– До свидания, моя дорогая. Если вы поссоритесь, то не по моей вине.
С этим словами сэр Дамаск проводил мисс Лонгстафф к выходу и усадил в карету мадам Мельмотт.
– Просто в голове не укладывается, – сказала жена, как только муж вернулся в гостиную. – Она не смогла утерпеть в деревне один сезон, когда все знают, что отцу не по карману содержать для них городской дом. Приехала к этим ужасным людям, а теперь делает вид, будто удивлена, что друзья не бегут ее навещать. В ее лета пора быть умнее.
– Думаю, хочет бывать в обществе, – заметил сэр Дамаск.
– В обществе! Она хочет, чтобы кто-нибудь на ней женился. Уже двенадцать лет, как Джорджиана Лонгстафф начала выезжать. Когда я сама только вступала в свет, мне говорили, с какого времени она выезжает. Да, мой дорогой, полагаю, что ты знаешь об этом все. И она до сих пор никого не нашла. Я могу ей посочувствовать, и сочувствую. Однако если она так себя роняет, то пусть не удивляется, что с нею все раззнакомились. Ты ведь помнишь ту женщину?
– Какую?
– Мадам Мельмотт.
– В жизни ее не видел.
– Нет, видел. Ты возил меня в тот вечер, когда принц *** танцевал с их дочкой. Помнишь толстуху на лестнице – форменное страшилище?
– Я на нее не смотрел. Думал только, в какую сумму это все обошлось.
– Я ее помню, и, если Джорджиана Лонгстафф думает, будто я поеду туда знакомиться с мадам Мельмотт, она очень сильно ошибается. И если она думает, что это способ выйти замуж, то ошибается ничуть не меньше.
Ничто, возможно, так не отвращает мужчин от женитьбы, как тон, которым замужние дамы говорят о стремлении незамужних приятельниц заполучить жениха.
Глава XXXIII. Джон Крамб
Сэр Феликс Карбери назначил Руби Рагглз свидание на огороде возле фермы ее деда. На это свидание он не явился, да и назначал его без намерения прийти, однако Руби Рагглз пришла и ждала между грядок с капустой, пока ее дед не вернулся с Харлстоунской ярмарки. Час свидания давно прошел, но в представлении Руби Рагглз такой утонченный джентльмен, живущий среди лондонской знати, легко мог попутать утро и вечер. Приди он в конце концов, она легко простила бы ему ошибку. Он не пришел, и, когда вечером дед принялся звать Руби, ей пришлось вернуться в дом.
В следующие три недели никаких вестей от лондонского ухажера не было, но Руби постоянно о нем думала и, хотя не могла совсем избавиться от сельского ухажера, старалась видеться с ним как можно реже. Как-то ее дед вернулся из Бенгея и сообщил, что ее сельский ухажер придет нынче вечером.
– Джон Крамб заглянет в гости, – объявил старик. – Сготовь ему какой-нибудь ужин.
– Джон Крамб придет сюда, дедушка? Я бы предпочла, чтобы он держался подальше.
Старик чертыхнулся, нахлобучил старую шляпу и сел в деревянное кресло у кухонного очага. Сердясь, он всегда надевал шляпу, и Руби прекрасно знала эту его привычку.
– Чего ему держаться подальше, ежели он тебе почитай что муж? Слушай, Руби, надоели мне твои глупости. Ты выйдешь за Джона Крамба в следующем месяце, а сейчас пора оглашать ваши имена в церкви.
– Пастор может говорить что угодно, я ему рот не заткну, даже и пытаться не буду. Но ни один пастор не обвенчает меня супротив моей воли.
– А чего тебе это не хотеть, упрямая ты девка?
– Дед, ты пьяный.
Он резко повернулся и швырнул шляпу ей в лицо – ничуть не удивив внучку, которая к этому привыкла. Она подняла шляпу и вернула деду с холодным равнодушием, всегда доводившим его до белого каления.
– Послушай, Руби, – продолжал старик, – я не буду вечно тебя кормить. Если ты выйдешь за Джона Крамба, то получишь
