не стала рассматривать жалкое ничтожество с жалкими зачатками на первичные половые признаки никчёмной особи, считающей себя самцом. Отвернувшись, вновь занялась игрой в песочнице, представляющей собой целый пляж. Она молчала. Молчал и Дима, продолжая соблюдать, как ему казалось, безопасную дистанцию и откровенно побаиваясь подойти поближе, ожидая очередной трёпки за косяки, которые отыскивал в памяти.
Он вспомнил своё непрофессиональное поведение с Пацанкой, когда, увлёкшись откровенным трёпом, совершенно не следил за развитием ситуации и абсолютно не контролировал процесс соблазнения. Он вообще про него забыл. Но тут же, поймав себя на мысли, что потусторонняя звезда адского порнобизнеса слышит все его мысли, как бы оправдываясь, высказался вслух:
— У меня были планы на секс, — тут же отчётливо припоминая первый спуск и мечты по поводу развода Пацанки на ленивое с его стороны совокупление, мол, он будет лежать бревном, а она на нём всё сама, от начала до конца.
— С ней? — оборотила Джей на вруна свой искривлённый лик с маской «не верю».
— А чо? — тут же принялся он, уподобляясь студенту, незнающему ответа на дополнительный вопрос, но пытающегося при этом придумать что-нибудь похожее на ответ, — её можно было взять на «слабо» или спровоцировать на «давай сама», сыграв на любопытстве «самайки», предложив ей свой орган размножения для тщательного изучения сначала вручную, а затем испытать его функционал в позе наездницы. Она же по-настоящему мужское достоинство толком и не видела.
Суккуба словоблудие не оценила, отвернувшись вновь продолжая увлекательную игру с песком и вглядываясь в водную гладь.
— Не видела, — несколько секунд спустя подтвердила она Димины предположения, — но пока бы ты до этого добрался, я бы состарилась.
Не поджаренный в электрической ванной в кислотном бульоне, довольный ученик облегчённо выдохнул. Экзекуция, кажется, не предвидится. И на радостях у него в голове возник сам собой вопрос:
— А сколько тебе лет? Ты ведь наверняка и так древняя.
— Я тебя предупреждала, червь, — неожиданно включив в себе ангельскую сущность, пророкотала Суккуба, — что ты не задаёшь вопросов по моему миру.
Дима аж вздрогнул и инстинктивно сделал шаг назад, но тут же обозлился за свою трусоватость и, ни с того ни с сего не желая прогибаться под эту сверхестественную сущность, принялся изображать из себя храбрую Моську:
— А при чём тут потусторонний мир. Этот вопрос касался исключительно тебя лично. Или у ангелов, как у женщин, интересоваться возрастом неприлично?
Суккуба встала, развернулась к нему и изобразила такую кровожадную улыбку, что Диму аж передёрнуло от омерзения. И он, понимая необратимость очередного возрождения, уже на полном серьёзе обозлился на своенравную училку, сжал кулаки, опустил голову и уставился на ненавистного истязателя исподлобья, изобразив матросика из песни «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг».
Дима: — Стреляй, всех не перестреляешь. Насилуй всех не изнасилуешь. Хотя, пожалуй, тут я переборщил. Эта сможет и первое, и второе.
Но, несмотря на откровенное попрошайничество взбучки с перерождением, отродье разврата сквозь улыбку смерти ответило:
— Мне столько же, сколько твоей планете.
И вот как-то сразу после этих слов Диме поплохело. Вся героическая храбрость мигом улетучилась. Он даже не представил, а полноценно осознал на каком-то запредельном животном уровне всю мощь и фундаментальность этого существа, не уступающего, а превосходящего своей мощью и грандиозностью целую планету.
Ангел в один миг для него стал настолько великим даже по астрономическим рамкам, что, осознав своё ничтожество — оторопел, перестав дышать. Это понимание вливалось в сознание лавиной колоссальной энергии, разлитой в околоземном космосе и способной в одно мгновение его огромную по человеческим меркам родную планету Земля стереть в космическую пыль, попросту аннигилируя.
— Теперь понятно? — леденящим душу голосом поинтересовался ангел, не меняя на лике хищную улыбку, — тогда у меня для тебя сюрприз.
С этими словами потусторонняя сущность стала медленно исчезать, сначала постепенно превратившись в прозрачную оболочку, словно состоящую из кристально чистой воды. А затем и вовсе растворилась, оставив в воздухе одну улыбку, пародируя Чеширского кота. Только, в отличие от последнего, у этой и зубы исчезли, повиснув в воздухе лишь призрачными губами, которые через несколько секунд изобразили чмокающий поцелуй и с лёгким хлопком рассыпались в водяную пыль.
— Не хрена себе цирк, — прошептал молодой человек, утирая лицо, взмокшее от неожиданно выступившего пота.
Последнее осознание божественного могущества Суккубы не отпускало. Ноги руки тряслись. Дима неожиданно понял, что он больше никогда не сможет смотреть на Джей, как прежде, панибратски и чуть ли не на уровне «подруги дней моих суровых».
Нет, он знал, что она может всё. Но даже её образ в сером ничто в виде ангела в латексе с чёрными крыльями не внушал того ошеломляющего раболепия, которое сковало его сейчас. Грандиозность её сути, прописанное в глубине подсознания, поразило до реакции шока.
Дима так был занят своим осознанием нечто великого, что не сразу услышал за спиной шелестящие шаги по песку. А когда, наконец, до него дошло, что кто-то приближается сзади, то рефлекторно резко обернулся. Но было уже поздно что-либо предпринимать.
Поэтому единственное, что добавил к своему образу, до сих пор не отошедшему от эмоционального потрясения, так это то, что машинально прикрыл причиндалы ладошками, зачем-то ещё при этом сжав колени и чуть присев, будто это помогало спрятать висевшее ещё надёжнее. Вид у него был настолько жалкий, что даже крокодил бы слезу пустил от жалости, а не от блаженства поедания.
Перед ним, всего в шагах пяти, стояло безмолвное изваяние молодой, умопомрачительно красивой брюнетки с точёным аристократическим лицом. Вынырнувшая, как чёрт из табакерки, дева была облачена в чёрные, несвойственные цвета для местных одеяний, в достаточной степени облегающих идеально соразмерную и явно спортивную фигуру. Блестящие, цвета вороньего крыла волосы, свободно спадали на спину, доходя до неестественно узкой талии, а не красовались в виде сконструированной на голове пирамиды. Дима сразу узнал снежную королеву своего гарема.
Неожиданность её появления сначала сконфузило молодого человека, которому почему-то в первую очередь вспомнилась начальница соседнего отдела Мария Геннадьевна из его реального мира. Но он быстро взял себя в руки и принялся отыгрывать роль плебея-размазню, вспомнив, что эту феминистку поиметь не получится. Это она при правильном раскладе будет его пользовать, как захочет, когда захочет и сколько захочет.
Он ещё больше сжался и лихорадочно, якобы находясь в полной растерянности, принялся искать свою одежду, прекрасно понимая, что не найдёт. Тем не менее, настойчиво делал вид, мол, вот тут только что была, но куда делась — не знаю.
— Ты кто такой? — грозно и пренебрежительно вопросила спесивая гордячка, сразу занимая главенствующую позицию и
