приступ панической атаки. А что, если её замкнёт в таком ступоре навсегда.
Ноги от неудобной позы по-турецки, зачем он только в неё пристроился, онемели буквально через несколько минут скрюченности, и ему стоило большого труда понемногу, потихоньку поменять дебильный восточный присест на более кровопроводимый. За что получил незабываемые ощущения от миллиона иголок, впившихся в затёкшие конечности, пытку которыми он стойко перетерпел, лишний раз надолго закрыв рот для разговоров.
До самого обеда парочка вела нескончаемый светский диалог колхозного разлива. Со стороны могло сложиться впечатление, что молодожёны сбежали из анекдотов про заторможенных эстонцев. Каждый перед ответом подолгу раздумывал, а закончив скудную перепасовку фразами, замолкал в ничего неделании на несколько минут.
От завтрака до обеда Глава Рода, ведя странное и несуразное собеседование, только и вынес полезной информации, что зовут её Та-Что-Спокойная, и то, что она вроде как общая прачка на всё поселение. И всё. Остальное — ничего не значащие реплики о погоде, о природе, о цветочках и убранстве жилища, которому было посвящено девяносто процентов всего ими переговорённого.
Наконец, терпению молодого человека пришёл конец, и он принялся искать благопристойный предлог для того, чтобы сбежать. Хотя бы на время. А лучше до вечера. А ещё лучше — вообще насовсем.
Дима: — А чо, собственно, я дурку гоняю? Я же, считай, мэр целого поселения, а не отдельно взятого шатра. Хозяйство у меня большое, а за ним пригляд, да пригляд требуется.
— Ну ладно. Пойду я, — после очередного десятиминутного молчания и не смотрения друг на друга, наконец, произнёс зашедший якобы ненадолго в гости хозяин-муж, — Засиделся. Надобно бы хозяйство проверить. Указания дать, — уже встав и неспешно нахлобучив тюрбан, Дима приглушённо, даже несколько заговорщицки, с видом неприкрытой стыдливости, добавил, — вечерком зайду на чай.
И тут у хозяйки, до этого пребывавшей в непробиваемой эмоциональной стабильности, глаза вспыхнули, как два прожектора, перепуганных воздушной тревогой, в которых без переводчика читался немой вопрос: «А на чай — это на куда?».
Дима понял, что про колониальный продут будущего сморозил нелепость, ибо про этот напиток тут никто ещё и слыхом не слыхивал, но и исправлять ошибку не кинулся, а принял для выбранной роли соответствующий вид. Мол, я не маху дал, а Маху выдал, как положено. Вот пусть теперь до вечера мается и ломает свою невеликого ума голову «на куда».
Промучившись от безделья до вечера и благодаря водным процедурам волшебной лагуны, приведя мышечный каркас в норму, с заходом солнца ученик Суккубы вынужден был заявиться на продолжение экзамена.
Он надеялся, чего греха таить, что Джей заявится к нему в шатёр, где он первое время прятался. Или нагрянет на пляж, где под звуки фанфар объявит о завершении этого мучения. Но отродье потустороннего мира на глаза так и не показалась, лишний раз, давая понять, что до сдачи зачёта по этой мамке ещё как до Китая пешком, с уточнением маршрута Суккубой: «через Тибет по прямой».
Та-Что-Спокойная, встретила его, как и положено, со всем радушием и заботливостью. Поподчивала фруктами, непонятно откуда в песчаных горах взявшихся, ягодами сладкими и, о чудо! — травяным чаем! Хоть и назвала его как-то по-другому.
Хозяин наелся, напился, отдохнул с устатку и перевёл разговор с чаепития в нужное русло, решив попытаться закончить с этой домохозяйкой как можно побыстрей, а то, ещё немного пообщаясь, он сам превратится в хозяйственную размазню, у которого только работа на уме, и тогда ни о каком исполнении супружеского долга речи уже быть не может. На работу, как принято у нормальных людей — не встаёт.
— Ну, ты это, — начал он пламенную речь по совращению, пряча бесстыжие глазки в пол, вроде как от неловкости момента, а на самом деле от непонимания, как правильно следует её уложить в пастель, не выпав из образа и не обидев, — темнеет вроде.
И тут, наконец, мельком взглянув на суженую, отчётливо почувствовал исходящее от неё возбуждение, замешанное на стыдливости и непременном желании телесного соприкосновения. Нет. Он не уловил даже намёка на желание секса. Она хотела вот просто так лечь, обняться и лежать долго-долго, прижавшись друг к другу.
Дима: — Ну ничего у неё придел мечтаний. А детей как заводить? Типа, ветром пусть надует? Или в ночного секс-партизана с ней играть, пока спит, повернувшись на бочок?
Наконец, спустя больше минуты молчания, домохозяйка выпрашивающим тоном поинтересовалась:
— Где тебе постелить, муж мой? И где прикажешь лечь мне?
Дима даже офигел от подобного запроса. И ещё с минуту соображал, как ей, дуре, объяснить, что «муж её» намерен осчастливить своими наградными сперматозоидами мамину яйцеклетку, произведя зачатие такого желанного для неё дитя. И пока, не понимая, как ему проделать с ней это церемониальное действо, вернее, как склонить к процессу размножения, не обидев, скромно, но решительно потребовал:
— Вместе стели, — и, не выходя из образа, добавил, удовлетворительно кивнув, как бы подписывая вердикт, — так будет правильно.
Та-Что-Спокойная мигом засуетилась, доставая откуда-то от стены скрученные шкуры и с особой тщательностью раскладывая и разглаживая их на полу в глубине шатра. Достала и уложила подушки, предварительно долго сбивая и чуть ли не с нежностью укладывая в изголовье. В заключении накинула поверх импровизированной постели кусок полотна, видимо, играющего роль одеяла.
А Дима, следивший за её действиями, всё это время старался проигрывать в голове различные варианты развития дальнейших действий. Даже не заметил, как вспотел от усердия, двигаясь в размышлениях по логическому минному лабиринту, где один неправильный шаг мог ознаменовать взрыв обиды с последующим за ним процессом его аннигиляции.
Дима: — С чего начать? Подойти к ней и приобнять? Ну, может быть, и пройдёт. А дальше что? Полезть целоваться? Ага. Ну, если только в щёчку. По-настоящему тут вряд ли приемлемо. А потом что так и стоять в обнимку? Мой прототип стал бы раздевать девушку? Да никогда. Скорее всего, он сам спокойно разденется, ляжет, как ни в чём небывало, и будет ждать супружницу. Как будто это их не первая брачная ночь, а тысяча первая.
Вот только пока молодой человек маялся в выборе стратегии поведения, Спокойная решила всё за него. Она быстро разделась, чуть ли нереально сгорая от стыда, и перепуганной мышкой юркнула под одеяло, накрывшись по самые уши.
Диме ничего не оставалось, как последовать её примеру. Только он старательно делал всё степенно и медленно, хотя, честно говоря, руки потрясывало. А когда залез под одеяло и расположился на спине, то посчитал за правильное подтолкнуть девушку на первый контакт:
— Иди ко мне, — велел он, тихо
